Часть I. От СССР – к России: путь страны и героя

Глава 4. Первые шаги. «Горбачева – в отставку!»

Тревожной зимой 1990/91 года союзное руководство окончательно утратило поддержку граждан. Продолжая сохранять высокий рейтинг за границей, став «человеком года» в Германии, М.Горбачев у себя дома перестал пользоваться популярностью. Лишним подтверждением этого были выступления шахтеров.

Забастовочное движение охватило угольные бассейны не только России, но и Украины, Казахстана. В него включились сотни тысяч человек. Наибольший размах забастовки приобрели в Кузбассе и Воркуте. Длительное время лозунги забастовщиков содержали требования социально-экономического характера. В начале 1991 года их терпению пришел конец, и в марте стачки возобновились с новой силой. Теперь на первый план вышли политические требования – отставка М.Горбачева и нового главы союзного Совмина В.Павлова, роспуск Верховного Совета СССР, национализация имущества и финансов КПСС, «департизация» экономики и государства, то есть освобождение от монополизма компартии.

Ситуация в стране накалялась. Главным раздражителем для партаппарата и высшего слоя номенклатуры оставался Б.Ельцин, а для населения такой фигурой стал М.Горбачев. Он лишился поддержки и в самой партии. Рядовые коммунисты в массовом порядке продолжали покидать ее ряды. Консервативная же часть партаппарата просто ненавидела его за все, что при ней произошло со страной.

Серьезную угрозу он почувствовал на IV съезде народных депутатов СССР в декабре 1990 года. При его открытии неожиданно для большинства депутатов председательствующий на заседании А.Лукьянов предоставил слово малоизвестному депутату «из партийной сотни» С. Умалатовой и та срывающимся от волнения голосом призвала М. Горбачева подать в отставку. Хотя все это было похоже на плохой спектакль, М. Горбачев всерьез заволновался. Это было для него полной неожиданностью. Пожалуй, именно с этого момента идея отставки Президента страны, как говорится, «стала овладевать массами». И не только потому, что за пять лет его пребывания во главе государства люди, в том числе и политики, устали от его многословия и нерешительности. Теперь уже многие отчетливо видели, что из лидера перестройки он превращался в тормоз реформ. Социальная база его поддержки сокращалась, как шагреневая кожа. Постоянные политические зигзаги, желание одновременно усидеть на нескольких стульях и двигаться одновременно в разных направлениях привели к тому, что он оказался в политическом одиночестве.

При всей жесткости критики союзного Центра Б. Ельцин долгое время упорно обходил тему отставки М. Горбачева. Возможно, не хотел первым из политиков озвучивать такое требование, полагая, что это может быть воспринято как сведение личных счетов. Но были, видимо, и другие причины. Показательно в этом плане его выступление на IV съезде народных депутатов СССР. Вернее, та часть текста, которая не прозвучала с трибуны.

Дело в том, что Борис Николаевич не раз возвращался к теме совмещения М. Горбачевым обязанностей генсека и Президента СССР. И накануне съезда попросил спичрайтеров подумать, не провести ли эту мысль в предстоящем выступлении перед союзными депутатами. Но, как часто бывало в таких случаях, не стал конкретизировать свою просьбу. Хотя основная цель была ясна: побудить М. Горбачева сбросить с себя партийные вериги.

Однако после резкого антигорбачевского выступления С. Умалатовой, Борис Николаевич внес в текст характерные изменения. Сохранив жесткий тон, он тем не менее не счел возможным касаться «кадрового вопроса», чтобы его обращение к М. Горбачеву сложить с себя обязанности генсека не оказалось в одном ряду с требованием отставки Президента СССР.

Вот тот фрагмент, который Борис Николаевич решительно вычеркнул из подготовленного текста: «… меня все сильнее беспокоит вопрос о том, что Президент остается генеральным секретарем ЦК КПСС. Сегодня недопустимо подчинение Президента партийному руководству, следовательно, решениям и постановлениям ЦК. Особенно если учесть его огромные полномочия… Считаю, что этот вопрос Президент должен решить в ближайшее время».

Только в феврале 1991 года, после событий в Прибалтике, он подвел своеобразный итог эволюции инициатора перестройки. И сделал это в вызвавшем много шума интервью Центральному телевидению. Появление на экране Б. Ельцина привлекло всеобщее внимание, поскольку в союзные СМИ не очень жаловали его, а своего телеканала Россия еще не имела.

Да и в целом в стране велось широкое контрнаступление на гласность. Особенно это было заметно по Центральному телевидению, где приостановили выпуски острой общественно-политической программы «Взгляд», пользовавшейся тогда оглушительным успехом; чуть ли не за полночь передвинули информационные выпуски «Телевизионной службы новостей», отличавшиеся независимостью позиции. В ряде передач заменили слишком уж самостоятельных ведущих.

Трудности переживали и печатные издания, в частности одна из самых авторитетных газет советского времени «Известия». Вмешивался в информационную политику ряда наиболее популярных изданий и сам М. Горбачев.

Российские власти, конечно, пытались прорвать информационную блокаду. Еще осенью 1990 года начала выходить «Российская газета», ставшая впоследствии главным официальным органом федеральных властей России. Тогда же, по три часа в день, вело вещание «Радио России». Но в целом аудитория у первых российских СМИ была небольшой, особенно в глубинке.

В этих условиях особенно важен был прямой разговор Б. Ельцина с телезрителями. Он не раз обращался к руководству первого канала ТВ с просьбой предоставить эфирное время, но неизменно следовал отказ. И вот накануне февраля 1991 года такое согласие было получено; дальше продолжать отказывать Председателю Верховного Совета было уже просто неприлично.

Подготовка к телевизионному выступлению началась задолго до этого. В течение нескольких недель, еще до получения согласия на эфир, шла работа над текстом. Но, как оказалось, самое главное в этом выступлении Б. Ельцин не решился доверить спичрайтерам…

Ведущий программы С. Ломакин, опытный журналист, мягко говоря, не проявлял симпатий к демократам. Первая часть передачи прошла спокойно, хотя интервьюер задавал весьма неудобные вопросы: «Создается ощущение, что между Вами и Президентом (М. Горбачевым. – Авт.) есть некоторое взаимное недоверие, неприязнь, может быть даже личная. Физическое ощущение, что на каждое действие Президента есть противодействие России».

«А может быть, наоборот?» – парировал Б. Ельцин.

Уже близился финал передачи, когда он неожиданно взял инициативу в свои руки и заявил, что должен воспользоваться возможностью обратиться к гражданам России с важным политическим заявлением. Растерянный ведущий попытался возразить, но Борис Николаевич уже читал своим металлическим голосом текст заявления. Камеры работали, и «картинка» шла в прямом эфире на всю страну.

Он обвинил союзное руководство в том, что оно завело страну в тупик и утратило контроль над ситуацией, а чтобы сохранить власть, переходит к силовым действиям. Попраны идеалы демократии, преданы цели перестройки. Заявив, что личную ответственность за это несет Президент СССР, Б.Ельцин потребовал, чтобы М. Горбачев ушел в отставку.

Заявление звучало беспрецедентно остро, если не вызывающе:

«Сегодня идет откат… попытка реанимировать командно-административные методы, укрепить административно-командный Центр. При этом не проявляется никакого желания видеть процессы, происходящие в республике.

…Скажу откровенно, и видит Бог, я много сделал попыток, несколько попыток, чтобы действительно сотрудничать, и мы несколько раз собирались и обсуждали по пять часов наши проблемы, но, к сожалению, результат после этого был одним… Я считаю моей личной ошибкой излишнюю доверчивость к Президенту. Судя по всему Центр не даст республикам делать самостоятельные шаги.

…Тщательно проанализировав события последних месяцев, заявляю… я отмежевываюсь от позиции и политики Президента, выступаю за его немедленную отставку…»

К весне 91-го года два противоборствующих центра власти (союзный и российский) окончательно определились политически, что четко прослеживалось в позициях их лидеров. Претензии Б. Ельцина к союзному Центру, постоянно высказывавшиеся публично, сводились к следующему:

– От центра все меньше исходит инициатив, направленных на проведение реформ, а российские инициативы, крупнейшая из которых программа «500 дней», отвергаются;

– Центр выступает фактором дестабилизации в стране, действует в конфронтационном духе. Самая опасная идея в этом плане – идея создания «комитетов национального спасения», высказанная руководством компартии России;

– Центр стимулирует развал Союза тем, что по-прежнему видит в республиках только слепых исполнителей своей воли. Руководство республики в числе последних узнает о политических решениях типа «обмена купюр»;

– Центр ведет линию на дискредитацию «отдельных руководителей Верховного Совета и правительства».

Не менее жестко высказался и М. Горбачев. 26 февраля, находясь в Минске, он изложил свое видение ситуации. По его мнению, демократы (и прежде всего те, которые вошли в российскую власть) стали играть деструктивную роль, мешают реформам, и, пока они остаются активной силой, кризис будет усугубляться. Фактически он обвинил демократов в перерождении: вместо участия в конструктивной работе по осуществлению перестройки они, мол включились в борьбу за власть и ради власти готовы на все – вызвать хаос, развалить Союз, столкнуть народы и тому подобное. Прозвучал намек на то, что они выполняют заказы неких зарубежных центров. Похоже, подобную информацию ему «подбрасывал» шеф КГБ В. Крючков.

Горбачев подробно остановился на расстановке политических сил. Основную опасность представляют демократы, которых он обозначил как «правый фланг». Есть «левые» – ортодоксальные коммунисты, но в их адрес не последовало ни одного критического замечания. Свою же позицию он обозначил как центристскую, отвечающую интересам основной массы людей, которые не «ходят на митинги» и не спешит следовать за демократами, но «поддерживают социалистический выбор и не против КПСС».

Президент СССР избегал упоминаний о прямой конфронтации с российским руководством, но косвенных намеков хватало:

– демократы все больше отказываются от законных методов борьбы в парламентах;

– республиканские парламенты действуют вразрез с интересами населения республик;

– руководитель парламента (имелся в виду Б. Ельцин) действует в обход парламента.

Позиции Б. Ельцина и М. Горбачева были, таким образом, определены, и конфликт становился неизбежным.

«Шестерка»

В феврале фракция «Коммунисты России», руководимая со Старой площади, развернула активную деятельность, направленную на дезорганизацию работы российского Верховного Совета с помощью «технического саботажа». Проверенные аппаратные манипуляции позволяли затягивать до бесконечности обсуждение вопросов повестки дня. В кампанию дискредитации включалась партийная пресса, прежде всего ряд центральных газет, помещая в каждом номере исключительно негативную информацию о Верховном Совете и Правительстве РСФСР. В регионах также распространялась заведомая клевета о российском руководстве, велся сбор подписей против Верховного Совета республики.

Сигнал к атаке подала заместитель Председателя Верховного Совета С. Горячева. 21 февраля 1991 года на одном из заседаний она зачитала совместное заявление, известное как «письмо шести», которое наряду с ней подписали Б. Исаев (также заместитель Председателя Верховного Совета), В. Исаков и Р. Абдулатипов (соответственно Председатель Совета республики и Председатель Совета национальностей) и их заместители А. Вешняков и В. Сыроватко. Фактически это было почти все руководство Верховного Совета (за исключением самого Б. Ельцина и Р. Хасбулатова).

Авторы заявления в резкой форме критиковали стиль и методы работы Б. Ельцина, выразили ему недоверие и заявили о невозможности дальнейшей работы с ним. Его обвинили в стремлении развалить СССР и РСФСР, в неспособности наладить работу Верховного Совета, в непомерных политических амбициях. Они потребовали срочного проведения внеочередного съезда народных депутатов РСФСР, рассчитывая решить на нем «оргвопрос».

Однако очередной сценарий политического устранения Б. Ельцина не удался. И в этом была большая заслуга Р. Хасбулатова, он однозначно осудил раскольников и сумел взять подготовку к съезду в свои руки.

Неожиданный для антиельцинской «шестерки» оказалась реакция населения. На Москву обрушился шквал писем и телеграмм в поддержку Б. Ельцина и с осуждением инициаторов демарша. За две недели под петициями подписались почти 3 миллиона человек. По стране покатилась волна митингов. Наиболее внушительные состоялись в столице; так, 24 февраля собралось 200 тысяч человек, 10 марта число выступивших в защиту Б. Ельцина и суверенитета России, в поддержку требований шахтеров достигло уже 300 тысяч. Письма доставляли в Верховный Совет мешками. Канцелярия буквально тонула в этой лавине корреспонденции, и чтобы разобрать всю ту почту, пришлось обратиться к помощи активистов. В течение нескольких месяцев женщины, в основном пенсионного возраста, каждый день приходили в Белый дом и совершенно бескорыстно выполняли эту работу.

Кстати, народ однозначно связывал акцию «шестерки» с антиельцинскими интригами М. Горбачева. Тогда даже родилась такая строка: «Светлана Горячёва – „шестерка“ Горбачева».

О популярности Б. Ельцина в народе в то время свидетельствует и такой факт. К его 60-летию, 1 февраля 1991 года, семья пожилых пенсионеров приехала к Белому дому и передала постовым одного из подъездов две трехлитровые банки – одну с солеными огурцами и другую с малиновым вареньем. Смущенные старики долго упрашивали милиционера передать это Борису Николаевичу – на дорогой подарок денег нет, а поддержать его хочется: «Уж очень его жалко, очень его обижают». Милиционер пообещал выполнить эту просьбу, но кто съел гостинцы осталось неизвестно.

Б.Ельцин безусловно осознавал всю серьезность ситуации. В последние перед съездом дни он сам и его команда трудились в круглосуточном режиме. Прорабатывались различные варианты действий на съезде и, самое главное: что предпринять, если власти прибегнут к военной силе.

Утром 28 марта 1991 года, в день открытия III съезда народных депутатов РСФСР, его участники, следуя в Большой Кремлевский дворец, могли воочию убедиться, насколько драматична ситуация. В ряде мест Калужского шоссе, по которому обычно ездил на работу из дачного поселка Архангельское Б. Ельцин, стояли крытые военные автомобили и бронетранспортеры. Центр Москвы также был наводнен войсками и боевой техникой, совершившими какие-то непонятные маневры. В контексте недавних событий в Прибалтике концентрация военной силы вокруг Кремля выглядела более чем зловеще. Каких-либо вразумительных объяснений по этому поводу получить не удавалось, следовали дежурные отговорки «о мерах по предотвращению возможных беспорядков».

В первый съездовский день сторонники Б. Ельцина в Москве запланировали провести митинг в защиту демократии. Отменять его было уже поздно, так что события могли иметь весьма серьезные последствия. Было опасение, что войска ввели в Москву именно для того, чтобы спровоцировать волнения, а ответственность за это возложить на съезд.

Поэтому прежде чем приступить к работе, депутаты обратились к М. Горбачеву с требованием объяснить смысл происходившего и незамедлительно вывести войска. Ответ, поступивший от Президента СССР, вызвал бурю негодования – войска стянуты якобы для того, чтобы защитить депутатов от разгневанных москвичей, и об их отводе не может быть и речи.

Тогда было принято решение прервать съезда до следующего утра. Часть депутатов вышла на улицы, чтобы воспрепятствовать возможным эксцессам. Р.Хасбулатов вел переговоры с М. Горбачевым, настаивая на выводе войск.

В конце концов власти были вынуждены пойти на уступки: воинские подразделения начали покидать Москву и к утру обстановка разрядилась.

Депутаты, конечно же, догадывались, что ввод войск был не чем иным, как попыткой устрашения колеблющейся части депутатского корпуса. К тому же союзное руководство было уверено, что располагает «контрольным пакетом» голосов и потому сможет отстранить Б. Ельцина. А военные могли бы потребоваться для разгона неминуемых в этом случае массовых выступлений граждан.

Но силовой сценарий не сработал. Более того, своими действиями власти сыграли в пользу демократов. Бесцеремонная акция только разозлила депутатов, а вывод войск из центра столицы добавил им смелости. Таким образом, съезд еще не начал свою работу, а новая российская власть уже добилась важной моральной победы.

На настроение депутатов повлияло и спокойствие Б. Ельцина. Он вовсе не напоминал человека, загнанного в угол. Не было признаков растерянности, паники. И никаких попыток оправдаться. Его доклад на съезде был выдержан в наступательном духе и содержал анализ ситуации.

Смысл конфликта он определил как столкновение двух противоположных политических курсов: одного – на реформы, а другого – на консервацию существующего строя, более того – на возврат к политике, которая проводилась до 1985 года. «Наличие двух политик, двух политических курсов – коренная особенность сегодняшнего дня», – заявил Председатель Верховного Совета и предложил депутатам сделать свой выбор.

В докладе утверждалось, что политический курс перестройки потерпел крах. Нынешнее руководство Советского Союза все более активно прибегает к силовым, полицейским мерам, чтобы продлить жизнь партийно-номенклатурной системе, обеспечить гегемонию КПСС, утратившей доверие народа; такая политика не имеет будущего и обречена на провал.

Действия союзного Центра идут вразрез с интересами России, подчеркивал Б. Ельцин, и призывал депутатов поддержать его курс на радикальные экономические и политические реформы.

Уже во второй раз он предложил союзному руководству российские наработки. Осенью 1990 года это была экономическая программа Г. Явлинского «500 дней», теперь – программа экономических и политических мер по выводу страны из кризиса.

На съезде получил развитие и конфликт с «шестеркой». Содоклад делал В. Исаков. Он снова обвинил руководителя Верховного Совета в непродуманных популистских акциях, рассчитанных лишь на сиюминутный успех, в общем ухудшении обстановки, обострении политической и межнациональной конфронтации, экономическом хаосе, росте преступности. Все это, по его мнению, привело «к прямой угрозе государственности Российской Федерации».

Главное требование В. Исакова и его единомышленников, выступавших на съезде, было прежнее – уход Б. Ельцина в отставку.

Борьба на III съезде приняла драматический характер.

31 марта на одном из заседаний слово взял депутат А. Руцкой. От члена ЦК компартии РСФСР, активно работавшего во фракции «Коммунисты России», демократы поддержки не ждали. Однако его выступление стало сенсацией и серьезно повлияло на ход съезда.

А. Руцкой неожиданно обрушился с критикой на своих коллег по фракции и руководящие структуры партии, заявил, что ни он, ни его единомышленники из числа коммунистов не желают участвовать в травле политика, которого поддерживает народ, а потому они выходят из фракции «Коммунисты России» и создают депутатскую группу «Коммунисты за демократию».

На съезде наступил перелом: расклад сил решительно менялся в пользу сторонников Б. Ельцина. Взяв слово, он заявил: «В отставку не подам ни сегодня, ни завтра».

Итоги голосования оказались для фракции «Коммунисты России» и их союзников разгромными. Большинство депутатов отказалось даже ставить на голосование вопрос о недоверии Б. Ельцину и поддержало предложенную им программу рыночных реформ. Более того, ему удалось получить от съезда дополнительные полномочия – право издавать распоряжения, подлежащие обязательному выполнению на территории РСФСР.

Попытка парламентского переворота провалилась. К формальным его инициаторам, по просьбе Б. Ельцина, съезд проявил «великодушие». Все шестеро оппонентов остались на прежних постах руководителей Верховного Совета. Некоторые из них продолжали занимать высокие посты в различных структурах российской власти и в последующие годы.

III съезд закончился. Встал вопрос: что дальше? Какая перспектива ждет Россию и Советский Союз? Тесная, по сути, неразрывная взаимосвязь союзных и российских проблем требовала от Б. Ельцина и М. Горбачева вместе искать их решения. Начинался последний период их совместной работы.