Источник: http://www.situation.ru/app/j_artp_448.htm

Фактически по уровню бедности населения Россию нужно сравнивать не с лидерами латиноамериканского континента, а с Боливией, Гватемалой, Гондурасом, Колумбией, Никарагуа, Парагваем, Перу. Там доля бедных составляла от 42.2 (Перу) до 74.3% (Гондурас) всех домохозяйств в 1999 г., или от 44.0 (Перу) до 79.1% (Гондурас) всего населения в 2001 г.

РАЗВИТИЕ РОССИИ И СТРАН ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ: ФАКТОРЫ СХОДСТВА И РАЗЛИЧИЯ.

Приблизительно с рубежа 80-90-х годов XX в. в научной и публицистической литературе стали все чаще звучать сравнения нашей страны с Латинской Америкой. Такие сопоставления воспринимаются уязвленным российским сознанием весьма болезненно. Действительно, до сих пор страны Латинской Америки ассоциируются у нас с "мыльными операми" , искрометными танцами и вопиющими социальными язвами, а достижения этих стран связываются исключительно с карнавалами и футболом. Даже серьезные ученые и журналисты обычно отзываются о латиноамериканском капитализме лишь как о скопище социальных пороков, символе отсталости и коррупции. И когда сегодня говорят об угрозе "латиноамериканизации" России, подразумевают самый неблагоприятный вариант развития нашего отечества.

Но так ли уж неблагоприятен этот вариант по сравнению с тем, что реально угрожает России? Что на самом деле может означать "латиноамериканизация" России, что представляет собой латиноамериканский капитализм, особенно сегодня, в контексте процессов глобализации? Чтобы ответить на эти вопросы, нужно, на мой взгляд, начать со сравнения моделей модернизации России и латиноамериканских стран в XX столетии.

СХОДСТВО МОДЕЛЕЙ МОДЕРНИЗАЦИИ

Исторически и Россия и относительно развитые страны Латинской Америки (Бразилия, Мексика, Аргентина, Чили, Венесуэла) принадлежали ко второму эшелону мирового капиталистического развития. Несмотря на наличие предпосылок самостоятельного возникновения капитализма, модернизация здесь протекала с историческим опозданием и крайне неравномерно. Она тормозилась, во-первых, докапиталистическими отношениями и авторитарной системой власти (монархия в России и Бразилии в XIX в., диктатуры в других странах. Во-вторых, положением поставщиков сырья и продовольствия в развитые страны Запада, определявшим их пребывание на периферии мировой системы. В сохранении данного положения были заинтересованы влиятельные социальные группы, прежде всего торгово-аграрная олигархия латиноамериканских стран: экспортируя в Западную Европу и Северную Америку сахар, кофе, хлопок (Бразилия), мясо и зерно (Аргентина, Уругвай), селитру (Чили), руды различных металлов и т.д., они закупали предметы престижного потребления, не слишком беспокоясь о полноценном развитии своих стран. Производственная инфраструктура в Латинской Америке создавалась лишь постольку, поскольку это было необходимо для расширения аграрно-сырьевого экспорта и управления территорией. Возникали и промышленные предприятия, выпускавшие в основном простые предметы потребления и нехитрые инструменты. Такая "до-индустриализация" , конечно, никак не могла ослабить экономическую зависимость континента от центра мировой экономики.

Зависимым характером отличалось и развитие России. Но здесь он был обусловлен соперничеством с Западом. Чтобы сохраниться в качестве независимой державы и играть важную роль в международных делах, России приходилось подстраиваться под развитие западных стран, прежде всего в военной области, осуществляя так называемую имперскую модернизацию. Гонка за ведущими странами Запада требовала огромной концентрации сил и ресурсов в тех отраслях хозяйства, от которых зависела военно-техническая мощь державы. На остальное сил и средств уже не хватало. Эта крайняя неравномерность развития порождала Центро-периферическую структуру общества, воспроизводя внутри страны дуализм, присущий мировой системе в целом.

Как известно, в первой трети XX в. и Россия, и страны Латинской Америки пережили социальные потрясения, которые заставили их сменить модель развития и приступить к новому этапу индустриализации. В Латинской Америке она проводилась пришедшими к власти популистскими режимами с целью ослабить зависимость стран континента от мировой конъюнктуры. В качестве инструмента для этого была выбрана импортзамещающая индустриализация, ориентированная главным образом на развитие отраслей, удовлетворяющих потребительский спрос. Государство в лице пришедших к власти режимов ограждало местных предпринимателей от иностранной конкуренции (прежде всего с помощью высоких импортных пошлин), создавало в экономике госсектор, который иногда охватывал часть инфраструктуры и даже целые отрасли промышленности (металлургию, добычу и переработку нефти, электроэнергетику, машиностроение), формировало органы государственного регулирования экономики. Было немало сделано для становления системы массового образования, социального страхования, здравоохранения, издавались законы, регулировавшие отношения между наемными работниками и предпринимателями. Но все же, несмотря на очевидное возрастание роли государства в экономике, индустриализация в странах Латинской Америки протекала на рыночной основе.

В России (СССР) она была осуществлена в те же годы, что в Латинской Америке, но отличалась нерыночным, мобилизационным характером. Это было связано и со взглядами сталинского руководства на развитие страны, и с антирыночными, антииндивидуалистическими традициями российского общества, настроениями низов, и с претензией на особую роль в мировой политике, что определило преобладающее развитие военно-промышленного комплекса; отрасли, выпускавшие предметы потребления, развивались лишь по мере необходимости.

Каковы же итоги ускоренной индустриализации как в латиноамериканских странах, так и в бывшем СССР?

На этот вопрос лучше всего отвечают данные о среднедушевом ВВП (табл. 1). Судя по ним, страйы Латинской Америки не сумели существенно сократить свое отставание от лидеров мир-экономики (исключение - Венесуэла, разбогатевшая за счет экспорта нефтепродуктов благодаря массовой автомобилизации в Северной Америке и Западной Европе). Зато Большой России в виде СССР удалось к 70-м годам прошлого века максимально приблизиться к Западу. При этом и в латиноамериканских странах (разумеется, в неодинаковой степени) и в России/СССР появились новые отрасли промышленности, в целом соответствовавшие общемировым тенденциям углубления разделения труда: химия, электротехника, приборостроение, автомобилестроение, производство других потребительских товаров длительного пользования. В Латинской Америке сложился промышленный рабочий класс, окрепла национальная буржуазия, возникли современные средние слои, связанные с управлением, образованием и технологическими новациями. Прототип современного среднего класса стал также расти и в Советском Союзе.

Однако несмотря на все успехи индустриализации (а в СССР - и очевидные достижения в социальной области, в сфере науки, техники, образования) ни СССР, ни латиноамериканским странам не удалось устранить центро-периферическую структуру общества и экономики. Более того, эта структура в обоих случаях воспроизводилась самим характером ускоренной индустриализации. В Латинской Америке при отсутствии целостных производственных комплексов быстрый рост собственного промышленного производства потребовал ввоза оборудования и запчастей к нему. А для этого нужно было вывозить свои товары - как правило, предметы традиционного экспорта. Соответственно сохранялись и сектора традиционной экономики. В Советском Союзе лучшие по качеству и по объему материальные и человеческие ресурсы, самые передовые технологии и практические воплощения научных достижений концентрировались в гипертрофированном ВПК, а затем и в стремительно разраставшемся топливно-сырьевом секторе (1) (1 См.: Яременко Ю. Теория и методология исследования многоуровневой экономики. Избранные труды в трех книгах. Кн. 1. М.: Наука, 1997. С. 12-20.). Другие отрасли хозяйства были обречены на прозябание в качестве периферии, поскольку на них ресурсов уже не хватало.

Сохранение внутренней экономической периферии влекло за собой и воспроизводство мощных пластов традиционного, немодернизированного общественного сознания (2) (2 О социокультурном сходстве российской и латиноамериканской цивилизаций как "пограничных" , то есть "полузападных-полунезападных" , см.: Шемякин Я. Европа и Латинская Америка: взаимодействие цивилизаций в контексте всемирной истории. М., 2001. С. 192, 273-314.). (В Латинской Америке в консервации архаичных социально-экономических отношений, а с ними и массы социально отсталых работников была к тому же прямо заинтересована ослабленная, но не исчезнувшая торгово-аграрная и сырьевая олигархия.) Это сознание, несмотря на прогресс системы образования, особенно в СССР, так и не стало в полной мере современным, рационалистическим. Порой в нем причудливо переплетались элементы технократизма и рационального знания с верой в мифы, привычкой к социальному патернализму и общинности (клановости). Это, в свою очередь, препятствовало модернизации управления и организации производства, плавному переходу к иной модели социально-экономического развития, которая бы соответствовала завершавшемуся в середине 60-х годов на Западе первому этапу научно-технической революции. Положение усугублялось тем, что и в латиноамериканских странах, и в СССР личное потребление большинства населения оставалось на низком уровне, а это препятствовало формированию крупных контингентов рабочей силы, адекватной требованиям НТР.

По-своему о низком уровне личного потребления большинства трудящегося населения в обоих регионах даже в благополучные годы свидетельствуют показатели доли заработной платы лиц наемного труда в ВВП Российской Федерации и стран Латинской Америки (табл. 2).

В это время в странах Западной Европы и Северной Америки показатель доли заработной платы в ВВП был значительно выше. В частности, в Бельгии в 1960 г. он был равен 46.1%, в 1970 г. -50, во Франции-44.3 и 49.1, ФРГ-47.3 и 53.2, в Великобритании - 59.1 и 59.6, США - 57.8 и 61.3% соответственно (3) (3 Рассчитано по: OECD. National Accounts Statistics 1960-1986. Paris, 1987. V. 1.).

Правда, в свое время Япония, а потом и новые индустриальные страны (НИС) Азии - "тигры" -использовали дешевизну рабочих рук как конкурентное преимущество в ходе экспортной экспансии на мировом рынке. А это позволяло им превращать доходы от вывоза товаров в новые инвестиции и дальше наращивать экспорт. Однако дешевая рабочая сила может представлять сравнительное преимущество лишь в течение кратко- и среднесрочного периода; затем, по мере усложнения производства экспортных товаров, ее наличие тормозит переход к более сложным, наукоемким производствам. Закономерно, что заработная плата в НИС Азии, стартовав с очень низкого уровня, почти постоянно росла, содействуя тем самым становлению нового качества рабочей силы. Кроме того, и в Японии и в НИС государство и частный бизнес уделяли внимание формированию современной рабочей силы (инвестиции в образование и т.д.) в гораздо больших масштабах, чем в Латинской Америке.

Тенденции в сфере развития человеческих ресурсов, сложившиеся на латиноамериканском континенте еще в 70-е годы, на пике индустриализации, обнаруживали все больше сходства с теми тенденциями, которые, к сожалению, тогда обозначились и в СССР. В то время в Советском Союзе замедлились прежние темпы наращивания инвестиций в человеческий капитал и одновременно стало падать и качество образования, особенно массового. Садившаяся на нефтяную трубу страна руководствовалась принципом "числом поболее, ценою подешевле" , что обесценивало ее предыдущие достижения в области образования, науки и техники. Конечно, в этой области, а также по продолжительности жизни, уровню массового здравоохранения и ряду других социальных показателей Россия и Советский Союз в целом в 60-70-х годах примыкали к группе высокоразвитых стран. Из государств Латинской Америки по части социальных достижений с ним могли тягаться лишь Аргентина, Уругвай и Барбадос. Для многих же латиноамериканских стран актуальной оставалась проблема элементарной грамотности: десятки миллионов взрослых людей (от 15 до 50-60% населения в разных странах континента) просто не умели читать и писать. Тем не менее даже в самые благополучные годы советской системы - 1965-1975 гг. - между ситуацией в СССР и в Латинской Америке было немало общего. В частности, существовала такая проблема, как бедность широких слоев населения.

Наличие массы бедняков в странах Латинской Америки - общеизвестная истина. Даже в богатой Аргентине в 1970 г. за чертой бедности находилось 8% всех семей, в Чили - 17, в Венесуэле -25%. В других странах континента доля бедняков была значительно выше: в Мексике - 34%, Колумбии - 45, Бразилии - 49, Перу - 50% всех семей получали доходы ниже национальной черты бедности. А в целом по Латинской Америке в 1970 г. бедные семьи составляли 40%. В 1980 г. этот показатель снизился по континенту всего до 35% (4) (4 CEPAL. Panorama Social de America Latina у el Caribe 1994. Cuadro 22 (http://www.cepal.org/espaiiol/Publicaciones/ps94/ ps94c22.htm).)

В период расцвета советской державы никаких официальных сведений о бедности в СССР, разумеется, не было. Тем не менее определенные выводы можно сделать из сопоставления так называемого рационального потребительского бюджета, разработанного в то время в качестве ориентира для социально-экономической политики, и расчетов реального потребления, сделанных отечественными социологами и экономистами еще во второй половине 60-х годов. В соответствии с рациональным потребительским бюджетом, полноценное удовлетворение потребностей населения становилось возможно, если расходы на питание не превышали треть семейного бюджета (5) (5 См.: Саркисян С., Кузнецова Н. Потребности и доход семьи. М., 1967. С. 66, 70-71, 125, 166-167.). Фактические же расчеты показывали, что при минимальной материальной обеспеченности семьи из 4-х человек (двое взрослых, двое детей) затраты на питание были равны 56% всех потребительских расходов и даже в перспективе должны были составить около 50%. Тем самым косвенно признавалось, что реальные доходы большинства семей были ниже требуемого уровня. Острота проблемы частично сглаживалась выплатами и льготами из общественных фондов потребления (ОФП), а также низкими ставками квартирной платы и тарифов на общественном транспорте.

Опираясь на открытые данные о семейных бюджетах в СССР, британский исследователь Мервин Мэттьюз пришел к выводу, что до 2/5 семей советских рабочих и служащих в 70-е годы жило в бедности, причем в некоторых регионах Советского Союза этот показатель был существенно выше (6) (6 См.: Matthews М. Poverty in the Soviet Union: The life-styles of the underprivileged in recent years. Cambridge, 1986. P. 23-24, 28.). Учитывая величину средней заработной платы (153 рубля в месяц) и выплаты из ОФП (еще 54 рубля на душу населения), средне-душевой доход жителя Российской Федерации (включая стариков и младенцев) в 1975 г. составлял 102 рубля в месяц (7) (7 Рассчитано по: Народное хозяйство РСФСР в 1975 году. М., 1976. С. 6, 296, 354, 356.). Очевидно, что разрыв между таким доходом и рациональным потребительским бюджетом был огромным. По существу, воспроизводство рабочей силы в СССР все больше оказывалось неполноценным.

Видимо, далеко не случайно, что с усилением деградации рабочей силы и снижением эффективности управления Советский Союз утрачивал позиции в мировой экономике. В частности, в 70-80-х годах заметно ухудшилась структура внешней торговли СССР: в экспорте страны с 22 до 13% сократилась доля продукции машиностроения, зато с 16 до 52% увеличился удельный вес топлива и электроэнергии (8) (8 Округленные данные (Народное хозяйство СССР в 1982 году. М., 1983. С. 535).). Внешняя торговля ракетно-ядерной сверхдержавы с другими странами, включая союзников по Варшавскому блоку, все больше напоминала торговлю между периферией и центром мир-экономики.

Таким образом, "латиноамериканизация" была присуща России еще в советский период. Более того, в результате закономерной деградации советской системы ее сходство в социально-экономическом отношении с латиноамериканскими странами - усилилось. Это нужно иметь в виду тем, кто сегодня, обоснованно критикуя результаты "реформ" в России, противопоставляет им жизнь в советское время.

Схожесть многих (хотя, конечно, далеко не всех) черт советско-российской и латиноамериканской действительности, как и этатистских моделей их развития в XX в., надо полагать, в немалой степени обусловила почти одновременное сползание и бывшего СССР и стран Латинской Америки к системному кризису 70-80-х годов, их неспособность в рамках этих моделей ответить на новые вызовы, связанные с глобализацией и информационной революцией.

СИСТЕМНЫЙ КРИЗИС И РЕФОРМЫ

Уже во второй половине 60-х годов прошлого века страны Латинской Америки пытались изменить парадигму своего развития путем отхода от классического импортзамещения. С целью увеличить экспорт готовых промышленных товаров они активно привлекали иностранные капиталы и займы. При этом использовались как реформистские, так и авторитарные методы правления. И если в Бразилии и Чили авторитарные модернизации оказались отчасти успешными (не считая уплаченной их народами, особенно чилийским, социальной цены за весьма относительный успех), то в Аргентине и Уругвае, не говоря уже о менее развитых странах, например Боливии, попытки авторитарных модернизаций провалились. Они оказались безуспешными, поскольку все же не затрагивали основ прежней модели развития (импортзамещения и государственного патернализма) и носили в основном элитарный характер, то есть осуществлялись в интересах верхних 20-30% населения.

Фактически как в бывшем СССР, так и в латиноамериканских странах сохранялась экономика дешевых рабочих рук, уже неконкурентоспособная в условиях начавшейся на Западе информационно-микроэлектронной революции. Между тем с Востока все громче слышался рык подраставших "тигров" - вслед за Японией на мировые рынки промышленных товаров выходили НИС Азии. Одновременно страны Запада, прежде всего США, повысили ставку банковского процента, привлекая к себе капиталы со всего света для модернизации своего хозяйства. Результатом этого неблагоприятного стечения обстоятельств для Латинской Америки стали нарушение торгового баланса, отток капиталов и невозможность расплатиться по старым кредитам (кризис внешней задолженности). Вышла из-под контроля инфляция, сократился ВВП на душу населения (в некоторых странах, например в Аргентине, и в абсолютном размере), возросли бедность и нищета. Недаром 80-е годы в Латинской Америке были названы потерянным десятилетием. Очевидно, так же можно назвать это время и в СССР - несмотря на бесспорные положительные перемены в политической сфере.

В обоих случаях ответом на системный кризис -на фоне политической демократизации и консолидации гражданского общества в борьбе против авторитаризма - стал переход к неолиберальной экономической политике.

Неолиберализм в Латинской Америке и в России явился реакцией на глубокий кризис прежней этатистской модели развития. В то же время он во многом был обусловлен как подражанием Западу, где происходил переход от кейнсианства к либерализму, так и интересами тех групп, которые рассчитывали выиграть (и выиграли!) от либерализации.

Каковы же итоги неолиберальных реформ в странах Латинской Америки и как выглядят по сравнению с ними результаты преобразований в России?

Прежде всего приватизация госсектора в странах Латинской Америки оказалась в целом гораздо успешнее и эффективнее, чем в России. И почти сразу после начала реформ там возобновился экономический рост. За последнее десятилетие XX в. совокупный ВВП континента возрос на 37%, а в пересчете на душу населения - на 16% (9) (9 Рассчитано по: CEPAL. Balance preliminar de la economia de America Latina у el Caribe 1999. Santiago de Chile. Diciembre de 1999. Cuadros A-l, A-2; Balance preliminar... 2001. Santiago de Chile. Diciembre de 2001. Cuadros A-l, A-2.). В России же, как известно, экономика начала расти лишь после девальвации рубля 1998 г., вызвавшей стихийное вытеснение импорта с внутреннего рынка. При этом ее рост был подкреплен благоприятной конъюнктурой на мировом рынке нефти. В странах Латинской Америки в отличие от России возросла производительность труда в обрабатывающей промышленности и сельском хозяйстве, развернулась технологическая модернизация производства. С одной стороны, стали быстро расти предприятия современных отраслей, связанных с микроэлектронными и информационными технологиями (макиладорас в Мексике, Коста-Рике, Барбадосе). С другой стороны, шла модернизация старых отраслей индустрии -машиностроения, металлургии, химической, пищевой и целлюлозно-бумажной - за счет внедрения новых технологий (Бразилия, Аргентина, Чили). Это помогло повысить конкурентоспособность латиноамериканских товаров, улучшить, хотя, конечно, в неодинаковой степени в разных странах, структуру экспорта. За 1990-2000 гг. доля продукции обрабатывающей промышленности в экспорте континента повысилась с 33 до 58%. Например, удельный вес промышленных изделий в экспорте Бразилии за это десятилетие увеличился с 52 до 58%. При этом основной статьей экспорта страны в последние годы стала авиационная техника. Объем ее экспорта в 2000 г. составил 6.3 млрд. долл. (из 55.1 млрд. долл. всего экспорта), а в 2001 г. - 5.8 млрд. долл. (из 58.2 млрд. долл.) (10) (10 Рассчитано по: CEPAL/ECLA. Anuario estadistico de America Latina у el Caribe 2002. Santiago de Chile. 2003.). Латиноамериканский гигант поставляет пассажирские самолеты для ближних и средних линий в США, Канаду и страны Западной Европы, не говоря уже о своих соседях по континенту.В то же время в России в 2000 г. на долю продукции химической промышленности, машин и транспортных средств, текстиля и обуви приходилось лишь 17% экспорта (в 2001 г. - 18.8%), а авиационная техника (в основном военные самолеты СУ и МИГ) составила только 1.07% всего товарного экспорта, увеличившись все же в 2001 г. до 2.08% (2.06 млрд. долл.) (11) (11 Рассчитано по: Российский статистический ежегодник 2001. М., 2002.).

Правда, если сравнивать не структуру, а исключительно баланс внешней торговли России и латиноамериканских стран, то можно заключить, что положение России неизмеримо лучше, чем даже таких крупных и индустриальных среди них, как Бразилия и Мексика. У России, как известно, огромное положительное сальдо во внешней торговле; у названных стран на протяжении последних лет существовал внешнеторговый дефицит. Его покрытие главным образом за счет притока краткосрочных, "горячих" капиталов вело к росту внешней задолженности. (Лишь в 2002-2003 гг. внешнеторговое сальдо Бразилии по торговле товарами было положительным.) Внешний долг Бразилии к концу 2002 г. был равен 229 млрд. долл., а Мексики - 141 млрд. Это меньше, чем было в 1998-1999 гг., когда внешняя задолженность Бразилии составила 241 млрд. (1998 г.) и Мексики - 166 млрд. долл. (1999 г.), но значительно больше, соответственно в 1.9 и 1.4 раза, чем было в 1991 г. Весь же внешний долг Латинской Америки на конец 2002 г. равнялся 725 млрд. долл. (после пика, достигнутого в 1999 г. - 764 млрд. долл.), что в 1.67 раза превышало уровень 1991 г. - года начала неолиберальных реформ на континенте (12) (12 См.: CEPAL. Balance preliminar... 1999. Cuadro A-15; Balance...2002. CuadroA-16.). В пересчете на душу населения внешний долг в странах Латинской Америки в 1.4-2.2 раза больше, чем в России и колеблется от 30 до 55% ВВП, а кое-где, в частности, в Аргентине после кризиса и девальвации песо в 3.5 раза в конце 2001-первой половине 2002 гг., и превысил 100%. Однако при пересчете российского ВВП по обменному курсу рубля к доллару оказывается, что данный показатель сопоставим с показателями многих латиноамериканских стран.

В ходе неолиберальной модернизации в странах Латинской Америки 1998-1999 гг. стали своего рода рубежом. В большинстве стран резко замедлились темпы роста, а в некоторых наблюдалось и абсолютное падение производства, порой сокращался среднедушевой объем ВВП (Аргентина, Бразилия, Венесуэла, Колумбия, Перу). Дало сбой и чилийское "чудо". Подъем 2000 г., когда совокупный ВВП континента вырос на 4.1%, в 2001-2002 гг. сменился застоем и даже существенным спадом (Аргентина, Венесуэла). Согласно предварительным данным, в 2003 г. ВВП всех латиноамериканских стран должен был возрасти всего на 1.5%, что обеспечивало лишь нулевой прирост на душу населения. Правда, благодаря девальвации песо и вытеснению импорта с внутреннего рынка возобновился рост в Аргентине (по предварительным оценкам, на 5.5% в 2003 г.). Но коренная причина аргентинских катаклизмов -накапливавшиеся десятилетиями глубокие структурные диспропорции - пока не устранена.

В целом можно сказать, что уже через 7-8 лет после начала реформ неолиберальная модернизация в Латинской Америке исчерпала себя. По оценкам Межамериканского банка развития, если в начале 90-х годов реформы обеспечивали прирост ВВП континента на 1.3%, то в конце этого десятилетия - лишь на 0.6%. Эксперты Банка констатировали недавно, что "Латинская Америка переживает свой наихудший кризис за последние десятилетия" (13) (13 Intel-American Development Bank. Latin Americal Economic Policies. N 17. 2002. P. 4, 1.). Над континентом нависла тень еще одного потерянного десятилетия, прежде всего с точки зрения социального развития. Это следовало бы иметь в виду тем в России, кто уповает на всемогущество рыночных сил и финансовых инструментов развития.

СОЦИАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ

Сравнивая социальные последствия неолиберальных преобразований в Латинской Америке и России, следует отметить, во-первых, что ни в одной из латиноамериканских стран реформы не привели к сокращению численности населения и тем более к появлению тенденции к постепенному вымиранию нации. Во-вторых, ни в одной из них за последние 10-12 лет не снизился индекс человеческого развития (ИЧР), который рассчитывается ООН с учетом ВВП на душу населения, уровня грамотности и средней ожидаемой продолжительности жизни. Более того, за 1990-2000 годы этот показатель увеличился во всех без исключения странах континента, тогда как в России в 2001 г. он был ниже, чем в 1980 г. (0.779 против 0.796) (14) (14 С начала 80-х годов ИЧР упал, кроме России, еще только в Замбии и Зимбабве, обеих Конго, Кот д'Ивуар, Румынии и Танзании. Для стран СНГ и Балтии расчеты за 1980-1985 гг. не проводились, но в 2000 г. их ИЧР также был ниже, чем в 1990 г. (см.: Human Development Report 2002. N.Y., 2002; Human Development Report 2003. N.Y., 2003).). Сегодня Россию по этому показателю опережают более десятка больших и малых стран Латинской Америки и Карибского бассейна, в том числе Барбадос (0.888), Аргентина (0.849), Уругвай (0.834), Коста-Рика (0.832), Чили (0.831), Куба (0.806), Мексика (0.800), Панама (0.788). Такой же, как в России, ИЧР в Колумбии (0.779), чуть ниже - в Бразилии (0.777) и Венесуэле (0.775) (15) (15 См.: Human Development Report 2003. P. 237-238.).

По-своему примечательно, что реальные годовые расходы на социальные нужды на душу населения в латиноамериканских странах в 2001 г. по сравнению с 1990-1991 гг. выросли в среднем на 58%, с 342 до 540 долл. (за исключением Венесуэлы, Гондураса, Никарагуа и Сальвадора, где произошло их сокращение или рост был крайне незначительным). Наибольшее увеличение этих расходов было отмечено в Уругвае - с 850 до 1494 долл., Бразилии - с 765 до 936, Чили - с 450 также до 936 долл. Своеобразный рекорд по объему бюджетных социальных расходов на душу населения до недавнего кризиса держала Аргентина: 1650 долл. в 2000-2001 гг. В России этот показатель в 1999 г. составил 172 долл. (для сравнения: в Боливии -168, в Перу - 192 долл.) (16) (16 См.: CEPAL. Panorama Social de America Latitia 2000-2001. Santiago de Chile 2001. Cuadro IV. 1; Panorama Social 2002-2003. Sintesis. Santiago de Chile. 2003. (Данные по Латинской Америке представлены в долларах 1997 г.); Российский статистический ежегодник 2000. М., 2001. (Данные по России представлены в долларах 1999 г. с учетом среднего за год обменного курса валют и расходов из Пенсионного фонда, но без расходов Фонда занятости ввиду их незначительности).). Даже с учетом ППС валют российский показатель выглядит весьма скромно по сравнению с бразильским: при сопоставимых объемах ВВП в целом и на душу населения, исчисленных по тому же паритету, они равны соответственно 600-650 и 2000-2200 долл. (17) (17 Расчеты автора. ВВП Бразилии составил в 2001 г. 7365 долл. на душу населения, России -7100 долл. (по ППС). См.: Human Development Report 2003. P. 238.)

В Латинской Америке в ходе реформ начала снижаться и доля бедных семей. Правда, после "потерянного десятилетия" 80-х годов она в 1999 г. лишь вернулась к положению двадцатилетней давности, составив 35.3% всех домохозяйств. При этом абсолютное число бедных в Латинской Америке все же увеличилось: в 1990 г. их было 200 млн. человек, в 1999 г. стало 211, а в 2003 г. - 225 млн., или 43.9% всего населения. Из них 100 млн. человек (19.4% населения), по предварительным оценкам 2003 г., живут в нищете (18) (18 См.: CEPAL. Panorama Social... 1998. Santiago de Chile. 1999. Panorama Social... 2000-2001. Santiago de Chile. 2001. Panorama Social... 2002-2003. Santiago de Chile. 2003.). Характерно, что с 1998-1999 по 2002-2003 гг. доля бедных на континенте практически не изменилась, что лишний раз подтверждает необходимость смены модели развития в Латинской Америке. В то же время реальных, хотя и скромных успехов в искоренении бедности добилась Бразилия, где при президенте Ф.Э. Кардозо за 1993-1999 гг. доля бедных семей уменьшилась с 37.1 до 29.9%, а доля всего бедного населения - с 45.3 до 37.5%. Сократилось и абсолютное число бедняков - с 70.2 до 63.2 млн. человек. Особенно заметными по части преодоления бедности были достижения Чили, где доля бедных семей за 1990-2000 гг. снизилась в общем количестве домохозяйств с 33.3 до 16.6%, а в населении -с 38.6 до 20.6% (19) (19 См.: Panorama Social... 2000-2001. Panorama Social... 2001-2002; CEPAL. Anuario... 2001. (расчеты автора).).

В России же, как известно, с началом преобразований удельный вес бедных резко возрос, достигнув, по официальным данным, уровня латиноамериканских стран - 27.6% населения, или почти 40 млн. человек в 2001 г. (20) (20 См.: Российский статистический ежегодник 2000. М" 2001.) При этом нужно иметь в виду, что в 1992 г., когда реальные доходы граждан в среднем составили 52% от уровня 1991 г., минимальная потребительская корзина была произвольно уменьшена правительством в 2 (!) раза по сравнению с 1990-1991 гг. (21) (21 См.: Овчарова Л. Бедность в России // Мир России. Т. X. N 1. 2001. С. 173-174, 171.) В 1999 г. указом президента Ельцина реальный прожиточный минимум был повышен на 15% - в него были включены некоторые виды налогов и обязательных расходов. Однако он по-прежнему значительно ниже уровня бедности, установленного Экономической комиссией ООН по Латинской Америке (СЕПАЛ/ЭКЛА): бедным считается домохозяйство (семья), которое тратит на покупку продуктов питания более половины своих расходов. Если применить этот критерий к России, то оказывается, что здесь за чертой бедности живет более 80% (!) семей. Положение в какой-то мере спасают личные сады-огороды и подарки живущих в деревне родственников. Благодаря этому за латиноамериканской чертой бедности в России оказывается "только" около половины всех семей (табл. 3).

Фактически по уровню бедности населения Россию нужно сравнивать не с лидерами латиноамериканского континента, а с Боливией, Гватемалой, Гондурасом, Колумбией, Никарагуа, Парагваем, Перу. Там доля бедных составляла от 42.2 (Перу) до 74.3% (Гондурас) всех домохозяйств в 1999 г., или от 44.0 (Перу) до 79.1% (Гондурас) всего населения в 2001 г. (22) (22 См.: CEPAL. Panorama Social... 2000-2001; Panorama Social... 2001-2002.).

Основная причина бедности и в странах Латинской Америки и в России - низкая заработная плата большинства работающих. Неолиберальные преобразования ни тут ни там не привели к существенному повышению заработной платы у этого большинства, сопровождаясь углублением дифференциации в доходах (у богатых они росли быстрее, чем у бедных). При этом, однако, средняя реальная заработная плата в некоторых странах (Боливии, Бразилии, Колумбии, Чили) даже возросла по сравнению с 1990 г., и нигде в Латинской Америке она не сокращалась в такой степени, в какой упала в начале 90-х годов в России (на 30-40%) (23) (23 Ситуация в Аргентине в конце 2001-2002 гг. явилась исключением и в настоящей статье на рассматривается.). Но сама доля заработной платы в ВВП там мало изменилась по сравнению с 1960-1980 гг. и по-прежнему заметно уступает аналогичному показателю для развитых стран (соответственно 30-35 и 50-60%) (24) (24 Оценки и расчеты автора на основе данных National Accounts Statistics: Main Aggregates and Detiled Tables 1996-1997. N.Y.: UN, 2000; CEPAL. Anuario estadistico..., 1999-2002.).

Однако причины низкой зарплаты в России и латиноамериканских странах не одинаковы. В России это-сохранение черт личной зависимости огромной массы населения от чиновников всех мастей, новых "собственников" , бандитов и тому подобной публики; привычка к социальному патернализму; крайне низкая территориальная мобильность (людям зачастую просто некуда и не на что ехать в поисках лучшей доли); ориентация большинства людей не на приумножение своего благосостояния, а на простое выживание в условиях распределительно-воровской экономики. В странах Латинской Америки основная причина низкой заработной платы - низкий уровень образования, который и не позволяет претендовать на высокооплачиваемую работу. Для этих стран в целом типична (хотя и с оговорками) тенденция, которая наблюдается в развитых странах Запада: уровень дохода в большой степени зависит от уровня и качества образования.

Эксперты Экономической Комиссии ООН по Латинской Америке в 90-е годы выявили тесную связь между уровнем образования и благосостоянием семей. Оказалось, что в среднем по континенту бедность на 66% обусловлена низким уровнем образования. В Мексике "вклад" этого фактора в существование бедности -71%, в Бразилии -73, в Чили - 83% (25) (25 См.: CEPAL. Panorama Social... 1996. Santiago de Chile, 1997. Capitulo I (http://www.cepal.org/espanol/Publicaciones/ps96/ psl3.htm).).

Во всем мире, в отличие от России, признано, что повышение уровня образования - очень важное направление борьбы с бедностью. Увы, сопоставление государственных и муниципальных расходов на образование в расчете на среднестатистическую душу населения в России и странах Латинской Америки оказывается довольно безрадостным для российского глаза. В 1998-1999 гг. эти расходы составили в Аргентине 383 долл., в Чили - 202, Бразилии - 187, Мексике - 167, Венесуэле - 140, Колумбии - 120 долл. в год. В России -41 доллар. Это - уровень Гватемалы (40 долл.), одной из беднейших стран Западного полушария (26) (26 См.: CEPAL. Panorama Social... 2000-2001. Cuadro IV.7; Российский статистический ежегодник 2000. С. 506; 2002. С. 36,534,664.). Правда, в уже 2001 г. среднедушевые расходы бюджетов всех уровней на образование в России увеличились до 64 долл. и продолжают расти. Но достаточно ли их увеличение с точки зрения стоящей перед Россией стратегической задачи модернизации?

Опыт Латинской Америки показывает: нет, далеко не достаточно. И хотя на континенте благодаря реформам произошли положительные изменения, Латинская Америка за это время еще больше отстала от высокоразвитых стран Запада и государств Восточной Азии в области и образования, и научных исследований, и разработки новых технологий (27) (27 См.: CEPAL. Globalization у desarrollo. Santiago de Chile: NU, 2002. pag. 308.). Учитывая, что с начала 90-х годов положительных перемен в России было куда меньше, чем в Латинской Америке, ее перспективы в глобальном мире представляются весьма тревожными. Положение России усугубляется тем, что в стране не видно социального субъекта подлинной модернизации, который мог бы противостоять усиливающемуся отставанию России от ведущих стран мира, ее дрейфу к мировой периферии и воспользоваться альтернативными курсу властей концепциями развития.

В этом отношении весьма поучителен опыт Венесуэлы, где правительство президента Уго Чавеса пыталось перераспределить доходы от экспорта нефти в пользу самых бедных слоев населения и запустить механизм социально-экономического развития страны. Однако его усилия натолкнулись на сопротивление среднего и верхнего среднего класса, привыкшего жить благодаря нефтяной трубе и не заинтересованного в модернизации, а посему - и не желающего "ловить мышей". Результатом левопопулистской политики Чавеса при отсутствии социального субъекта развития стал глубокий кризис, сопровождающийся падением производства. Это следовало бы иметь в виду тем политикам и ученым в России, кто уповает на модернизацию страны за счет доходов от экспорта сырья. Такие надежды могут иметь смысл, только если появится мощный, активный социальный субъект развития, но мечты о появлении такого субъекта в России в ближайшем будущем относятся к сфере ненаучной фантастики.

В то же время России есть чему поучиться у других стран Латинской Америки, в частности у Бразилии, где в результате честных президентских выборов победил "новый левый" , выходец из низов и бывший профсоюзный вожак Луис Инасиу да Сильва (Лула). Приступив к исполнению своих обязанностей 1 января 2003 г., он пока не сделал никаких резких шагов. Это и понятно: одно дело критиковать власть, находясь в оппозиции, другое - самому решать конкретные проблемы, будучи президентом огромной страны. И все-таки победа Лулы в Бразилии по-своему знаменательна. Она свидетельствует о том, что в стране, да и во всей Латинской Америке идет реальный поиск альтернативных вариантов развития в условиях глобального мира, а сами эти варианты востребобаны обществом.

***

Боюсь, назвав Бразилию тропической Россией (28) (28 См.: Латинская Америка. 2001. N 6. С. 14, 18.), предшественник Лулы на посту президента, известный социолог Фернанду Энрике Кардозо невольно преувеличил сегодняшний уровень России. Если бы социально-экономические проблемы стали решаться в России так, как они решаются в Бразилии, а политические институты функционировали бы так, как они работают в Бразилии, для нашей страны это стало бы колоссальным шагом вперед. Удержится ли Россия в будущем на бразильском, вообще латиноамериканском уровне? Альтернативой такому варианту будущего России является ее прозябание вне мировой цивилизации и уход в историческое небытие.

КРАСИЛЬЩИКОВ Виктор Александрович, доктор экономических наук, ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН.

Впервые опубликовано в журнале "Мировая экономика и международные отношения" 26.04.2004 - 004, с.73-81.