К моменту, когда Советский Союз столкнулся с внешнеэкономическим шоком середины 1980-х годов, он был тесно интегрирован в мировой рынок (см. табл. 5.6), был не только экспортером топливных ресурсов, но и крупнейшим в мире импортером зерна и одним из крупных импортеров продовольственных товаров. С социально-политической точки зрения сокращение потребления продуктов питания по сравнению с привычным уровнем, – опасно для власти в любом обществе. Тем не менее, если нет возможности в значительном масштабе нарастить экспорт товаров, не связанных с нефтью, или сократить импорт товаров, закупаемых на конвертируемую валюту, – а они к этому времени определяют условия работы многих отраслей российской экономики (см. табл. 5.7), в том числе не связанных с продовольствием, такое решение приходится принимать. В противном случае оно будет реализовано автоматически после исчерпания золотовалютных резервов и возможностей привлечения внешних кредитов.

Вот что пишет о развитии событий в советской экономике середины 1980-х годов Н. Рыжков, возглавлявший тогда Совет Министров СССР: «В 1986 г. на мировом рынке произошло резкое снижение цен на нефть и газ, а в нашем экспорте традиционно был высокий удельный вес энергоносителей. Что было делать? Самое логичное – изменить структуру экспорта. Увы, сделать это достаточно быстро могли лишь самые экономически развитые страны. Наши же промышленные товары были на мировом рынке неконкурентоспособны. Возьмем, например, машиностроение. Объем экспорта его продукции по сравнению с 86 годом не изменился, но ведь шла она практически только в страны СЭВ. „Капиталисты“ брали едва ли 6% от всего машиностроительного экспорта! Вот почему мы и вывозили в основном сырье»[1].

Важнейшим препятствием к увеличению экспорта советской машиностроительной продукции на конвертируемую валюту были низкий технический уровень и качество продукции. Она не удовлетворяла требованиям внешнего рынка. Проведенный союзными ведомствами анализ показал, что конкурентоспособны были лишь 12% изделий отечественного машиностроения. И это с учетом доработок, которые проводились за границей при предпродажной подготовке товаров. Советские специалисты считали, что 62% изделий, направляемых на внешний рынок, морально устарели. В первой половине 1988 г. на экспортируемую продукцию машиностроения поступило свыше 194 тыс. рекламаций из-за рубежа[2].

Противоречие между экономической неизбежностью и политической невозможностью осуществления стабилизационной программы – суть происходившего в СССР в конце 1980-х годов. Развитие событий в рамках жесткого сценария адаптации к внешнему шоку, связанному с падением нефтяных цен, иллюстрируют данные по одной из отраслей – птицеводству (см. табл. 5.8). Эта отрасль производства в СССР с начала 1970-х годов практически полностью зависела от массовых закупок кормового зерна по импорту. За ростом поголовья в период высоких цен на нефть, – последовало его резкое сокращение в то время, когда цены упали. Этот процесс должен был начаться уже в 1986 г. Его отсрочка до 1990 г. была обеспечена ценой быстрого роста внешнего долга. После исчерпания валютных резервов и возможностей внешних заимствований, поголовье птицы сократилось до уровня, который предшествовал началу массового зернового импорта.

Когда цены на нефть падают, резко сократить импорт важнейших продовольственных товаров, в том числе зерна, невозможно. Поддерживать на прежнем уровне – тоже. Хорошие урожаи, обусловленные погодными условиями 1986 и 1987 гг., позволили советскому руководству сгладить последствия резкого падения цен на нефть, увеличить объем заготовок внутри страны, временно сократить закупки зерна за конвертируемую валюту. Расходы на его импорт снизились на 2–3 млрд долл. Однако 1988 г. показал, что это лишь короткая передышка (см. табл. 5.9).

Зависимость урожаев от погодных условий, связанная в том числе с принятым в 1950-х годах решением об освоении целинных земель, как приоритете в аграрной политике, а также сохранявшиеся низкие цены на нефть сделали ситуацию с внешнеторговым балансом СССР катастрофической. В этом, а отнюдь не в личных качествах М. Горбачева и просчетах его команды, – первопричина кризиса советской политико-экономической конструкции[3]. Пойти на меры, необходимые для управления кризисом, значило создать угрозу не только для действующего руководства СССР, но и для всего коммунистического режима. Отказ от них, в случае, если изменение внешнеэкономической конъюнктуры носит долгосрочный характер – делало крах социалистической экономики и советской империи неизбежным.

Когда цены на нефть в 1985–1986 гг. упали, у советского руководства еще был набор стратегий, дающих надежду сделать кризис управляемым. Речь могла идти о повышении розничных цен в масштабах, сопоставимых с их ростом в середине 1930-х годов, переходе к нормированному снабжению продуктами питания, сокращении выпуска в обрабатывающих отраслях, что позволило бы увеличить поставки сырья на мировой рынок, снижении объемов поставок топлива и сырья в страны СЭВ, не приносящих конвертируемой валюты, сокращении капитальных вложений и резком сокращении закупок технологического оборудования на Западе. Связанный с внешним шоком финансовый кризис можно было попытаться урегулировать, увеличив долю промышленных товаров народного потребления в импорте, на этой основе увеличить доходы бюджета. Это были бы непростые, политически рискованные, но экономически ответственные решения. Но повышение розничных цен нарушало фундаментальный контракт между обществом и властью, сформировавшийся в конце 1950 – начале 1960-х годов, значимость которого была подтверждена трагедией в Новочеркасске в 1962 г.

С точки зрения социальной политики, сохранение фиксированных цен на продовольствие в радикально изменявшихся условиях было линией абсурдной. Подавляющая часть продовольственных дотаций приходилась на десятую часть населения – причем, что важно, наиболее обеспеченную. По данным бюджетных обследований (1989 г.), семьи с доходом на одного человека менее 50 руб. в месяц платили за килограмм мяса и мясопродуктов в полтора раза дороже, чем семьи с душевым доходом свыше 200 руб.[4]. Но речь шла не о социально-экономической целесообразности. Неизменность цен была одним из важнейших компонентов контракта власти с народом, гарантировавшего устойчивость режима в обмен на стабильные условия жизни населения.

В середине 1980-х годов советское руководство не было готово к серьезному обсуждению вопроса о некомпенсируемом повышении цен. Это нетрудно понять. Спрос населения на базовые продукты питания мало эластичен по цене. Даже при резком повышении цен, существенное сокращение закупок зерна за рубежом могло бы привести к возникновению дефицита хлеба и кормов, необходимых для производства продукции животноводства. В стране к этому времени уже сформировался крупный денежный навес. У советских граждан, не имевших возможности купить товары, пользующиеся спросом, накопились вынужденные сбережения. Даже приняв решение о проведении масштабного повышения цен, советское руководство вынуждено было бы считаться с риском того, что дефицит базовых продуктов массового потребления сохранится. Угрозы стабильности режима, связанные с реализацией такой политики, в середине 1980-х годов казались непреодолимыми.

Нормированное снабжение соответствовало духу раннего мессианского социализма. К середине 1980-х годов такая система распределения потребительских товаров для большей части регионов страны была привычной. В начале 1986 г. министр торговли СССР Г. Ващенко пишет в Совет министров СССР: «Продажа продуктов животноводства […] в большинстве регионов страны в истекшем году по-прежнему осуществлялось с использованием различных форм рационирования. Не удовлетворялся спрос населения и на многие виды непродовольственных товаров. […] Обеспеченность розничной и оптовой торговли запасами товаров на 01.01.86 по сравнению с этой же датой прошлого года сократилась на 3 дня торговли […] Ниже нормативов запасы почти всех основных продовольственных товаров, одежды, трикотажных, чулочно-носочных изделий и всех видов обуви»[5].

Однако вводить карточную систему снабжения населения по всей стране, включая привилегированные города, на 60-м году Советской власти было политически сложно. К тому же при принятии подобного решения его надо было распространять на все категории населения. Но это противоречило логике сформировавшейся в СССР дифференциации потребления, доступа к дефицитным ресурсам в зависимости от социального статуса.

Идея организации общесоюзного карточного снабжения населения товарами народного потребления была популярной. По данным опросов ВЦИОМ, правда, проведенных уже в разгар кризиса (начало 1991 г.), ее поддерживало 60% опрошенных (идею повышения цен для появления товаров на прилавках – 16%)[6]. Однако не только на союзном уровне, но даже на уровне крупных городов, государство не обладало ресурсами позволяющими обеспечить удовлетворительное функционирование системы нормированного снабжения. Такой вариант развития событий неоднократно обсуждался на совещаниях руководства страны во второй половине 1980-х годов и отклонялся как нереализуемый[7].

Сократить выпуск в обрабатывающих отраслях, направить часть высвобождаемых в этом случае сырьевых ресурсов, чтобы увеличить экспорт, было возможно. Резкое сокращение военных расходов, производства вооружений также позволило бы высвободить сырьевые товары, реализовать их на международных рынках, мобилизовать конвертируемую валюту. Однако, как и с гражданскими обрабатывающими производствами, рост предложения таких используемых в военно-промышленном комплексе материалов, как никель, титан, сталь, мог дестабилизировать мировые рынки, привести к падению цен на сырьевые ресурсы. К тому же движение в этом направлении означало прямой конфликт с руководством вооруженных сил, военно-промышленным комплексом.

Очевидными были и социально-политические угрозы, связанные с сокращением производства в обрабатывающих отраслях, занятости в них. Многие военно-промышленные предприятия расположены в моногородах, где возможности альтернативной занятости ограничены. Когда в рыночных экономиках сокращение потребности в рабочей силе происходит под влиянием конъюнктуры делового цикла, это нередко приводит к волнениям. Но власти могут ссылаться на то, что они столкнулись с обстоятельствами, которыми способны управлять лишь в ограниченной степени. Руководство социалистической страны, говорящее рабочим, что завод, который был столь нужен родине, надо закрыть, должно быть готово к серьезным социально-политическим потрясениям.

Сокращение поставок нефти и нефтепродуктов социалистическим странам с середины 1980-х годов, перераспределение нефтяного экспорта в пользу импортеров, способных рассчитываться конвертируемой валютой, становится регулярной практикой. Между тем долги социалистического лагеря растут. К 1988 г. внешняя задолженность социалистических стран в свободно конвертируемой валюте Западу составила 206 млрд долл. Объем чистой задолженности увеличился до 154,1 млрд долл. (см. табл. 5.10)[8].

Для сохранения империи все в большей степени приходилось полагаться на «последний довод королей» – силу. А это в конце XX в. – ненадежная основа стабильного контроля над вассальными странами.

К началу 1987 г. руководство правительства начинает в общих чертах понимать масштабы финансовых диспропорций. Из выступления Председателя Правительства Н. Рыжкова на пленуме ЦК КПСС 27–28 января 1987 г.: «Взять хотя бы финансы. Здесь создалось наиболее критическое положение. Страна подошла к двенадцатой пятилетке с тяжелым финансовым наследием. Мы давно уже не сводим концы с концами, живем в долг. Нарастающая несбалансированность стала приобретать хронический характер и привела на грань фактического разлада финансово-кредитной системы. Все это не получало принципиальной оценки. Финансы были прерогативой определенного узкого круга лиц и ведомств. Более того, истинное положение дел в этой сфере прикрывалось внешним благополучием и не было предметом глубокого всестороннего анализа и рассмотрения. […] Крайне тяжелое положение сложилось в денежном обращении, о чем говорил сегодня Михаил Сергеевич. В 70 – начале 80-х годов произошло его расстройство. Мы пришли к тому, что у нас начались инфляционные процессы. […] Не лучше обстоят дела с валютным положением страны. […] Внешняя торговля стала уязвимой к различным санкциям»[9].

Сокращение объема капитальных вложений, отказ от масштабных закупок технологического оборудования за рубежом с экономической точки зрения – естественный ответ на кризис, связанный с ухудшением торгового баланса, падением цен на сырьевые товары. С позиции отношения власти и общества – он наименее конфликтен. Однако руководству страны приходится думать и об отношениях с хозяйственно-политической элитой, входящей, в частности, в состав ЦК КПСС. Для последней подобные меры столь же неприемлемы, как повышение розничных цен для общества.

Вопрос об объемах капитальных вложений в регионе или отрасли, о том, какие стройки должны быть начаты, с конца 1920-х годов – важнейший в хозяйственно-политической жизни СССР. Сказать первым секретарям обкомов, министрам, что капитальные вложения в их регионы и отрасли будут сокращены, что технологическое оборудование, которое они предполагали импортировать, не будет закуплено, – прямое нарушение принятых правил игры. При попытке двинуться в этом направлении судьба нового советского руководства, возглавляемого М. Горбачевым, отличалась бы от судьбы Н. Хрущева лишь тем, что отставка произошла бы немедленно. У тех, кто понимает советские реалии середины 1980-х годов, вряд ли это может вызвать сомнения. К тому же определить, достаточно ли будет этой меры, чтобы не просто на некоторое время отсрочить развертывание кризиса, а его остановить, было невозможно. Политическое самоубийство было гарантированным, возможность выигрыша – сомнительной. Несмотря на нарастающие финансовые трудности, объемы начинаемого строительства продолжали расти (см. табл. 5.11).

Даже на фоне катастрофического положения в финансовой области, сложившегося к 1989–1990 гг., правительство не решается сокращать инвестиции в агропромышленный комплекс. В докладе о государственном бюджете СССР на 1990 г. Министр финансов СССР В. Павлов говорит: «Финансовая ситуация во внешнеэкономической деятельности продолжает ухудшаться, что размывает доходную базу бюджета и серьезно ослабляет наши усилия по ликвидации его дефицита […] Доля этих поступлений опускается до самой низкой точки за последние годы и составит в доходах бюджета около 14%. Возрастает и внешняя задолженность. Объем внешнего долга достиг уровня, за которым он начинает возрастать уже без новых займов лишь за счет увеличения расходов по его обслуживанию. На оплату долгов и процентов уже в 1990 г. придется израсходовать почти всю выручку от экспорта продукции топливно-энергетического комплекса». Но при этом далее: «В социальной переориентации бюджета ключевое место занимает увеличение централизованного финансирования агропромышленного комплекса. На 1990 г. предлагается выделить 116,5 млрд. руб., что на 8 млрд. руб. выше плана текущего года и на 10,4 млрд. руб. – проектировок пятилетнего плана. Это создает дополнительное напряжение в бюджете и финансах страны, но идти на эти расходы надо для ускорения решения продовольственной проблемы»[10].

Госбанк СССР информирует советское правительство, что, по мнению экспертов ОЭСР, в 1985 и 1986 гг. произошло резкое ухудшение платежного баланса социалистических стран Европы, что в структуре их внешнего долга значительная часть приходится на краткосрочную задолженность со сроком погашения до одного года, о неустойчивости их валютно-финансового положения[11].

ОЭСР в первой половине 1988 г. отмечала продолжение роста внешнего долга социалистических стран в свободно конвертируемой валюте. Однако еще в сентябре 1988 г. в рейтинге платежеспособности СССР рассматривался как наиболее надежный финансовый партнер из числа социалистических стран, опережая по этому показателю Китай. Одним из факторов, облегчавших в 1985–1988 гг. доступ СССР на международные рынки кредитных ресурсов, была переоценка западными экспертами объема золотого запаса СССР. Они считали, что он составляет в долларовом эквиваленте примерно 36 млрд, тогда как в действительности к этому времени в связи с масштабными закупками продовольствия он уже сократился примерно до 7,6 млрд долларов[12].

Западные наблюдатели обращают внимание на то, что за последние три года задолженность страны возросла на 17,6 млрд долларов. Из нее на долю краткосрочной приходится около 10 млрд долларов. Тем не менее банкиры и правительства капиталистических стран продолжали предоставлять новые кредиты СССР на относительно благоприятных условиях[13].

Это позволяло продолжать прежний экономико-политический курс, откладывать конфликтные решения. В 1989 г. прирост незавершенного строительства на фоне глубокого финансового и валютного кризиса страны поглотил 4/5 прироста национального дохода[14]. Из материалов Госбанка СССР: «Объем незавершенного строительства на конец 1989 г. составил 180,9 млрд. руб., в том числе сверхнормативный 39 млрд. руб. За четыре года (1986–1989 гг.) незавершенное строительство увеличилось на 60,5 млрд. руб., в том числе в 1989 г. – на 22,6 млрд. руб.«[15].

Продолжаются масштабные закупки импортного оборудования. Значительная часть его не используется. Из письма Председателя Госстроя В. Серова в Совет министров СССР: «В целом по народному хозяйству за 1989 г. запасы неустановленного импортного оборудования возросли на 1 млрд. руб. При этом план сдачи его в монтаж выполнен на 102,9% (план – 6,5, фактически – 6,7 млрд. руб.). Рост запасов произошел в основном за счет резкого увеличения объема его поступления в 1989 г. – на сумму 8,3 млрд. руб. или на 0,7 млрд. руб. больше, чем в 1988 г. Из запасов несмонтированного оборудования, имевшихся на конец 1988 г., в прошлом году было вовлечено в монтаж только 36,9% (на 1778,4 млрд. руб.), а остальное было смонтировано из нового поступления и на 1989 г. перешли остатки ранее закупленного импортного оборудования в объем 3 млрд. рублей, что составляет 52% от общих остатков на 01.01.90 г. Пригодность этого оборудования с точки зрения его комплектности и фактора морального старения также не определена ни министерствами СССР, ни Советами Министров союзных республик. […] Анализ хода строительства объектов на базе комплектного импортного оборудования показывает, что срыв ввода в действие ряда мощностей в основном произошел из-за неукомплектованности министерствами-заказчиками этих мощностей отечественным технологическим оборудованием и постоянной корректировки ими проектно-сметной документации…»[16]. Все это – демонстрация неспособности власти даже при очевидно нарастающих валютно-финансовых проблемах принимать ответственные решения. Сознавая риски конфликта с административно-хозяйственной элитой, cоветское руководство продолжает обсуждать проекты циклопического масштаба, которые предлагается финансировать за счет новых внешних займов.

Из письма руководства Внешэкономбанка в правительство: «По данным, имеющимся во Внешэкономбанке СССР, в настоящее время завершена или завершается работа над Технико-экономическими обоснованиями (ТЭО) по крайней мере 9 крупных нефтегазохимических комплексов (НГХК), объем валютных затрат на каждый из которых превышает 200 млн. руб., и реализация которых предусмотрена на базе совместных предприятий». Затраты на эти проекты характеризуются следующими предварительными данными – см. табл. 5.12.

Финансирование проектов предполагается осуществить за счет кредитов иностранных банков и экспортных агентств под советские гарантии. Иностранные партнеры отказываются от предоставления гарантий по кредитам, в том числе и пропорционально своей доле участия. Это снимает с иностранных фирм финансовую ответственность за успешную реализацию проектов. По большинству проектов все риски ложатся на советскую сторону, а валютные затраты будут включены в задолженность СССР[17].

Сложившаяся ситуация – выбор между повышением розничных цен или сокращением капиталовложений и военных расходов – ставила советское руководство перед непростой дилеммой – решаться на конфликт с населением или с партийно-хозяйственной элитой. Отказ от принятия решения по этому ключевому вопросу повышал риски того, что, по мере развития кризиса, придется вступить в конфликт и с обществом, и с элитой[18].

Новое поколение руководителей этого явно не понимало. Здесь нет ничего удивительного. Традиционное управление советской экономикой было ориентировано на натуральные параметры. Вопросы развития животноводства обсуждались на высшем уровне гораздо чаще, чем бюджет страны. Финансы рассматривались руководством отраслей, предприятий как элемент неизбежной, но скучной бухгалтерии[19]. К тому же информация о реальном состоянии бюджета, валютных резервов, внешнем долге, платежном балансе была доступна крайне узкому кругу людей, многие из которых к тому же в ней ничего не понимали.

М. Горбачев в своих воспоминаниях пишет: «Андропов попросил нас с Рыжковым еще раз все взвесить и свои выводы доложить ему. Пытаясь понять существо дела, мы попросили дать нам возможность разобраться с состоянием бюджета. Но Андропов лишь рассмеялся: – Ишь, чего захотели. В бюджет я вас не пущу»[20]. При этом, как пишет один из ближайших соратников Ю. Андропова, В. Крючков, сам Андропов признавал, что в экономике он профан[21].

Линия на деинтеллектуализацию руководства последовательно проводилась коммунистическими властями. Кадровую политику партии хорошо иллюстрирует одна из записей в протоколах Президиума ЦК КПСС: «О товарище Засядько». «О Засядько: говорят, перестал пить. Тогда его министром на Украину»[22]. Доля выходцев из столиц и крупных университетских центров в руководящих органах партии последовательно сокращалась, доля выходцев из деревни, с низким уровнем базового образования, вплоть до начала перестройки росла[23]. Новое поколение руководителей, пришедших к власти в 1985 г., было образовано лучше своих предшественников[24]. Но качественной экономической подготовки ни они сами, ни их ближайшие соратники, отвечающие за экономику, не получили. Они не понимали, как устроен мировой рынок, как взаимосвязаны внешнеторговый баланс, бюджет и снабжение населения, не могли оценить стратегические угрозы, с которыми столкнулась страна. Им казалось, что главные проблемы – замедление темпов экономического роста, низкая эффективность, отставание от Запада – порождены некомпетентностью предшествующего руководства.

Слова, сказанные М. Горбачевым летом 1990 г. на Пленуме ЦК КПСС, можно интерпретировать как самооправдание. И тем не менее, он говорил правду: «Нам досталось крайне тяжелое наследие. Наша экономика и весь общественный организм изнемогали от хронических болезней. Запущенность деревни, сельского хозяйства, перерабатывающей промышленности, плачевное состояние нашей природы, устарелая структура производства, отставание в науке и технике – разве все это не последствие экономической и технической политики, проводившейся десятилетиями»[25]. Другое дело, что в 1985 г. он вряд ли понимал остроту проблем, с которыми ему и его коллегам придется иметь дело.

Будущий Председатель Правительства СССР Н. Рыжков так оценивал экономическую ситуацию в СССР к концу брежневского времени: «Итак, мы начали. Ситуация в стране, повторю, и впрямь была сложной. Один только пример. В 1982 году, впервые после войны, остановился рост реальных доходов населения: статистика показала ноль процентов. …Состояние народного хозяйства страны можно было легко описать поговоркой: куда ни кинь – всюду клин. И в металлургии полно проблем, и в добыче нефти, и электроника требовала подпитки, и химия – да что угодно назовите, не ошибетесь»[26].

Тем не менее новые руководители, как видно по их выступлениям в 1985–1986 гг., были уверены в том, что они способны вернуть советской экономике утраченный динамизм, повысить темпы экономического роста, преодолеть отставание от наиболее развитых стран.

[1] Рыжков Н.И. Десять лет великих потрясений. М.: Ассоциация «Книга. Просвещение. Милосердие», 1995. С. 229.

[2] Серов В. «Произошли изменения в худшую сторону» // Социалистическая индустрия. 1989. 28 февраля.

[3] О взглядах тех, кто связывает колебания политического курса М. Горбачева с особенностями его личного характера см., например: Замятин Л.М. Горби и Мэгги. Записки посла о двух известных политиках – Михаиле Горбачеве и Маргарет Тэтчер. М.: Производственно-издательский комбинат ВИНИТИ, 1995. С. 115; Ненашев М. Последнее правительство СССР: личности, свидетельства, диалоги. М.: А/О «Кром», 1993.

[4] Об уровне цен на мясо и мясопродукты, приобретаемые населением с различным уровнем дохода см.: Суринов А.Е., Дыбцына В.А. О питании населения с различным уровнем дохода (По материалам обследования Госкомстатом СССР 90 тыс. семейных бюджетов и анкетного обследования мнения 30 тыс. граждан о ценах на товары и услуги) // Бюллетень социологических и бюджетных обследований. 1991. № 1. С. 62.

[5] Ващенко Г.И. (министр торговли СССР) в Совет Министров СССР. О выполнении плана развития торговли за одиннадцатую пятилетку. 24 января 1986 г. См.: ГА РФ.Ф. 5446. Оп. 147. Д. 958. Л. 85.

[6] Космарский В.Л., Хахулина Л.А., Шпилько С.П. Общественное мнение о переходе к рыночной экономике. Научный доклад. М.: ВЦИОМ, 1991. С. 17.

[7] О мерах по оздоровлению экономики, этапах экономической реформы и принципиальных подходах к разработке тринадцатого пятилетнего плана см.: Доклад Правительства СССР второму Съезду народных депутатов СССР.М.: Известия, 1989. С. 16.

[8] Гаретовский Н.В. (Председатель правления Госбанка СССР) в Совет Министров СССР. Обзор валютно-финансового положения социалистических стран (по состоянию на начало 1989 г.). 13 июля 1989 г. См.: ГА РФ.Ф. 5446. Оп. 150. Д. 73. Л. 69.

[9] Выступление Председателя Правительства Н. Рыжкова на пленуме ЦК КПСС 27–28 января 1987 г. Стенографический отчет заседания Пленума ЦК КПСС. См.: РГАНИ.Ф. 2. Оп. 5. Д. 45. Л. 22–22 об.

[10] Павлов В.С. О Государственном бюджете СССР на 1990 год и об исполнении Государственного бюджета СССР за 1988 год. М.: Финансы и статистика, 1990. С. 9, 15.

[11] Валютно-экономическое управление Госбанка СССР в Совет Министров СССР. О валютно-финансовом положении социалистических стран. ПП № 4013 от 24 февраля 1988 г. См.: РГАЭ.Ф. 2324. Оп. 33. Д. 696. Л. 4, 5.

[12] Гаретовский Н.В. (Председатель правления Госбанка СССР) в Совет Министров СССР. Обзор валютно-финансового положения социалистических стран (по состоянию на начало 1989 г.). 13 июля 1989 г. См.: ГА РФ.Ф. 5446. Оп. 150. Д. 73. Л. 74, 75; О размерах золотого запаса на 1 января 1986 года (равного 587 тоннам золота) см.: Рыжков Н.И. Десять лет великих потрясений. М.: Ассоциация «Книга. Просвещение. Милосердие», 1995. С. 240.

[13] Доклад Госбанка СССС О валютно-финансовом положении социалистических стран (по состоянию на середину 1988 г.). 8 декабря 1988 г. См.: РГАЭ.Ф. 2324. оп. 32. Д. 3526. Л. 150. [14] Пленум ЦК КПСС, 5–7 февраля 1990 года. О проекте платформы ЦК КПСС к XXVIII Съезду Партии. См.: РГАНИ.Ф. 2. Оп. 5. Д. 403. Л. 21.

[15] Госбанк СССР в Управление планирования и координации деятельности банков. Материал к докладу о социально-экономическом положении страны. 2 января 1990 г. См.: РГАЭ.Ф. 2324. Оп. 33. Д. 741. Л. 59.

[16] Серов В.М. (Председатель Госстроя СССР) в Совмин СССР. О мерах по сокращению запасов не установленного импортного оборудования. 7 мая 1990 г. См.: ГА РФ.Ф. 5446. Оп. 162. Д. 1493. Л. 113.

[17] Письмо Председателя правления Внешэкономбанка СССР Ю.С. Московского Председателю Государственной внешнеэкономической комиссии Совета Министров СССР С.А. Ситаряну и Заместителю Председателя Госплана СССР Ю.П. Хоменко от 22 ноября 1989 г. № 392/01 «О создании в СССР нефтегазохимических комплексов на базе совместных предприятий» // Личный архив Е.Т. Гайдара.

[18] По свидетельству М. Горбачева, необходимость проведения линии на сокращение оборонных расходов в условиях падения цен на нефть отстаивал секретарь ЦК КПСС по экономике Н. Слюньков. Поддержки на заседании Политбюро эта позиция не получила. См.: Муратов Д. Вокруг Горбачева опять бушуют страсти // Новая газета. 2005. № 13. 21 февраля. По официальным выступлениям Председателя Правительства Н. Рыжкова и его последующим мемуарам можно судить, что он наиболее энергично отстаивал в советском высшем руководстве идею о необходимости повышения цен, как способе решения финансовых проблем СССР. Как и по вопросу о сокращении военных расходов, решение о начале практических действий по повышению цен не было принято вплоть до момента полного развала финансовой и денежной системы страны.

[19] Стилистика обсуждения финансовых вопросов в середине 1980-х годов советским руководством ярко отражена во вступительном слове Министра финансов СССР В. Гарбузова, посвященном обсуждению на Верховном Совете СССР бюджета на 1985 г., с которого, собственно, начинается острая фаза финансового кризиса в стране: «С чувством глубокого удовлетворения восприняли наш народ, вся прогрессивная мировая общественность награждение товарища К.У. Черненко орденом Ленина и третьей золотой медалью „Серп и молот“. (Аплодисменты). Выдающийся политический и государственный деятель ленинского типа Константин Устинович Черненко самоотверженно трудится на высших руководящих постах партии и государства, вносит огромный неоценимый личный вклад в разработку и практическое осуществление ленинской внутренней и внешней политики КПСС. Эта политика пользуется безграничным доверием всех трудящихся Советского Союза, рассматривается как свое родное кровное дело…». См.: Гарбузов В.Ф. О Государственном бюджете СССР на 1985 год и об исполнении Государственного бюджета СССР за 1983 год. М.: Политиздат, 1984. С. 4.

[20] Горбачев М.С. Жизнь и реформы. М: Новости, 1995. Кн. 1. С. 234.

[21] Крючков В.А. Личное дело. М.: Олимп АСТ, 1996. Ч. 1. С. 42.

[22] Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления. Т. 1. С. 151.

[23] Чернев А.Д. 229 кремлевских вождей. Политбюро. Оргбюро. Секретариат ЦК Коммунистической партии в лицах и цифрах. Справочник. М.: Редакция журнала «Родина»; Научный центр «Руссика», 1996.

[24] Из выступления Председателя Совета Министров СССР Н. Тихонова на заседании Политбюро ЦК КПСС от 11 марта 1985 г.: «Мы последнее время много работали вместе с Михаилом Сергеевичем Горбачевым. Особенно тесно мы узнали друг друга в период работы Комиссии по совершенствованию хозяйственного механизма. Что я могу сказать о Михаиле Сергеевиче? Это контактный человек, с ним можно обсуждать вопросы, обсуждать на самом высоком уровне. Это – первый из секретарей ЦК, который хорошо разбирается в экономике. Вы представляете, насколько это важно». См.: Заседание Политбюро ЦК 11 марта 1985 г. Рабочая запись. О Генеральном секретаре ЦК КПСС. РГАНИ.Ф. 89. Оп. 36. Д. 16. Л. 1, 2.

[25] Стенограмма заседания Пленума ЦК КПСС 29 июня 1990 г. РГАНИ.Ф. 2. Оп. 5. Д. 495. (микрофиша 2200685). Л. 14.

[26] Рыжков Н.И. Десять лет великих потрясений. М.: Ассоциация «Книга. Просвещение. Милосердие», 1995. С. 41, 87.