Рейкьявик – самая северная столица мира. Город совсем небольшой. Со всеми пригородами он далеко не добирал и ста тысяч жителей, что тем не менее составляло больше 40% всего населения Исландии. Наш самолет прилетел туда на рассвете, и по дороге из аэропорта я с интересом всматривался в открывавшийся взгляду суровый пейзаж, созданный работой – к тому же не такой уж давней – множества вулканов.

Город этот совсем не был приспособлен для того, чтобы стать центром мировой политики, в который он совсем нежданно-негаданно превратился на несколько дней. Пара-тройка весьма скромных отелей не в состоянии были принять вдруг нахлынувшее множество всех тех, без кого встреча такого рода не встреча – сопровождающие лица, охрана, журналисты, общественные деятели, всякого рода ходоки по гуманитарным проблемам. Наша страна срочно прислала туда пассажирский корабль, который и решил проблему размещения. На корабле расположился и Михаил Горбачев.

…Переговоры начались один на один, но вскоре к Горбачеву и Рейгану присоединились Эдуард Шеварднадзе и Джордж Шульц.

Сами переговоры были под стать переменчивой погоде. Оба лидера стремились к крупному прорыву, и, видимо, им казалось, что еще усилие – и блеснет солнце успеха, но этот успех, вроде бы близкий, все ускользал и ускользал. Никаких совместных завтраков-обедов. Только дело. Всю ночь с 11 на 12 октября работали эксперты (я был в группе двусторонних и региональных проблем). На следующий день лидеры вновь бросились в поединок. Они не раз продлевали отведенное на переговоры время, а договоренности все не было. О чем же шла речь?

Прежде всего, естественно, встал вопрос о тематике и содержании переговоров, их повестке дня. В своих воспоминаниях Рейган пишет, что Горбачев попытался ограничить переговоры вопросами контроля за вооружениями. Однако я, пишет он, начал их с протеста против нового советского отказа своим гражданам эмигрировать по религиозным убеждениям или для воссоединения разъединенных семей.

Но в действительности дело обстояло не так. Именно Рейган, высказываясь первым на правах хозяина первого дня переговоров (так было условленно), предложил начать переговоры с вопросов разоружения.

Михаил Горбачев с этим, конечно, согласился, но предложил затронуть и другие вопросы – региональные, гуманитарные, двусторонние. Более того, в ходе самих переговоров американский президент настолько увлекся тем, что было, видимо, главной целью его усилий – обеспечить зеленую улицу для осуществления дорогой его сердцу Стратегической оборонной инициативе, что на второй день встречи, когда переговоры приближались к концу, опять-таки Горбачев предложил американскому президенту обсудить гуманитарные и другие проблемы, что они и сделали, хотя и весьма кратко. Это мое замечание, разумеется, никак не призвано умалять всего того значения, которое Рейган придавал в диалоге с Советским Союзом гуманитарным вопросам и проблеме прав человека. Вместе с тем это показательно и в отношении того, как шла встреча в Рейкьявике и как пишутся мемуары. Впрочем, один мой американский коллега (он часто бывал рядом с Рейганом), которому я недавно указал на то, что в книге бывшего американского президента есть и другие неточности, заметил, улыбнувшись, что автор этих мемуаров вряд ли даже читал их, так что, дескать, не в нем дело.

Но вернемся в Рейкьявик.

НОВИЗНА СОВЕТСКИХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ

С советской стороны был представлен пакет крупных предложений – это были новые предложения, отвечавшие задаче полной ликвидации и запрещения ядерного оружия. Впервые была предложена формула 50-процентного сокращения стратегических наступательных вооружений как по носителям, так и по боеголовкам. Она предполагала сокращение наполовину всей стратегической триады – межконтинентальных баллистических ракет, баллистических ракет на подводных лодках, а также бомбардировщиков. В целях достижения компромисса была выражена готовность в рамках предполагаемых сокращений значительно уменьшить количество тяжелых баллистических ракет и их боеголовок, которые составляли предмет особой озабоченности США. Учитывая интересы европейских государств, была предложена полная ликвидация ракет средней дальности СССР и США в европейской зоне. При этом ядерные вооружения Англии и Франции остались бы вне советско-американской договоренности – это был принципиально новый момент. Ракеты средней дальности в азиатской части СССР были бы сокращены до уровня 100 боеголовок; США получили бы право иметь на своей территории такое же количество боеголовок на ракетах средней дальности. Ракеты с дальностью меньше чем 1000 км подлежали бы замораживанию с незамедлительным началом переговоров о сокращении этого вида ядерных вооружений. Было внесено предложение о начале переговоров, имеющих целью полное прекращение ядерных взрывов, с учетом того, что в ходе этих переговоров можно было бы решать интересовавшие США частные вопросы, относящиеся к этой проблеме.

Замысел состоял в том, что эти наши предложения, если бы они были приняты, позволили бы действительно в короткий срок осуществить перелом на всех направлениях борьбы за сокращение ядерного оружия, отвести угрозу ядерной войны, начать движение к безъядерному миру. За этим пакетом мер, рассчитанным на пять лет, должны были последовать шаги, которые в течение следующих пяти лет должны были привести к полной ликвидации ядерных потенциалов Советского Союза и Соединенных Штатов Америки, а также, с участием других ядерных держав, ядерного оружия вообще.

ЕПервая реакция Рейгана даже на наши предложения по 50% сокращению стратегических наступательных вооружений была сдержанной. Я плохо помню цифры, сказал он, но, кажется, такая постановка вопроса дает преимущества советской стороне. Сам американский президент ограничился изложением стандартных позиций, с которыми уже давно выступала в Женеве делегация США. На это Горбачев посоветовал ему внимательно изучить предложения советской стороны. Было обращено внимание Р.Рейгана, что они содержат принципиально новые постановки вопросов. Предложения были переданы президенту в письменном виде как проекты директив для министров иностранных дел двух стран, которые должны были бы подготовить на базе ключевых положений, одобренных руководителями государств, договоренности и соглашения:

– в области стратегических вооружений,

– в области ракет средней дальности,

– о Договоре об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО) и о запрещении ядерных испытаний.

Кстати, в переданном Горбачевым проекте этих директив говорилось, что подписать указанные документы имелось в виду во время официального визита генерального секретаря ЦК КПСС в Вашингтон, а вместо даты этого визита было поставлено многоточие: дата зависела от договоренностей по существу.

Уже после первого перерыва в беседах Рейган заявил, что ему подходят высказанные с советской стороны идеи в отношении РСД, и сокращений стратегических ядерных сил СССР и США. Более того, в результате упорной работы экспертов в течение всей ночи с 11 на 12 октября – нашу группу по этому вопросу возглавлял маршал Ахромеев, американскую Поль Нитце – были согласованы пределы сокращений стратегических ядерных сил – до 6000 боезарядов и 1500 носителей для каждой из сторон.

Это были крупные договоренности по двум центральным вопросам разоруженческой повестки дня встречи. Горбачев подчеркнул, что они были достигнуты главным образом благодаря уступкам – и весьма существенным – советской стороны. Оставалось две других узловых проблемы в этой сфере – судьба Договора по ПРО и вопрос о полном прекращении ядерных испытаний. «Я все жду, – заявил советский лидер, обращаясь к Рейгану, – когда вы начнете делать уступки мне».

Рейган предложил одновременно с сокращением стратегических ядерных вооружений заключить договор, который заменял бы Договор по ПРО. В этом договоре предусматривалось бы, что обе стороны вели исследования в сфере оборонительных вооружений в рамках того, что разрешено Договором по ПРО. Однако когда какая-либо из сторон подошла бы к пределу, выходящему за рамки, предусмотренные Договором по ПРО, то испытания могли бы проводиться в присутствии другой стороны.

Свой подход Рейган обосновывал тем, что даже в случае ликвидации всех стратегических вооружений у каждой из сторон останется возможность производства наступательного оружия, и поэтому требуется гарантия того, что никто не создаст его вновь, будь то любая из двух сторон или какой-нибудь маньяк вроде Гитлера. От этого нам будет нужна защита, говорил он. И мы предлагаем раз и навсегда защититься от возрождения стратегического оружия в мире. Едва ли не самым неотразимым аргументом в пользу своей идеи Рейган считал ссылку на то, что люди, даже не применяя газы, сохраняют наготове противогаз.

Это было повторением того, что много месяцев говорили американские эксперты на переговорах в Женеве. На это и обратил внимание Горбачев. Он заявил, что если США создадут, реализуя СОИ и растрачивая деньги, трехслойную систему ПРО, то ответ Советский Союз найдет – ответ асимметричный, потому что свою систему СОИ Москва создавать не собирается. Беспокойство вызывает другое, а именно: осуществление СОИ означало бы перенос гонки вооружений в новую среду, создание новых видов оружия, дестабилизирующих стратегическую ситуацию в мире.

В том, что именно об этом шла речь, лишний раз убеждали и сделанные Рейганом в ходе переговоров уточнения. На второй день встречи он предложил сконцентрироваться, как он выразился, на трех критически важных вопросах.

Первый – как можно синхронизировать по времени действия в области создания СОИ с осуществлением цели ликвидации баллистических ракет.

Второй – каковы условия и временные рамки перехода к такому положению, когда стороны стали бы полагаться в обеспечении своей безопасности на стратегическую оборону.

Третий. Какие действия и какие взаимные договоренности могли бы привести к постепенному переходу от Договора по ПРО к новой системе, основанной на СОИ?

За этими вопросами просматривались контуры невиданной по своему размаху и непредсказуемой по своим последствия программы военно-технологического состязания, к продолжению которого стремился военно-промышленный комплекс США, исходя из уверенности, что США в этой области находились впереди Советского Союза. Рейган эти позиции защищал жестко и бескомпромиссно, стремясь сломать такую стоявшую на пути преграду, как Договор по ПРО.

Горбачев отстаивал прямо противоположные позиции: «Поскольку мы соглашаемся заняться глубокими сокращениями ядерных вооружений, то мы должны создать такое положение, при котором не то, что фактически, но даже в мыслях не должно быть сомнений в том, что другая сторона захочет поколебать стратегическую стабильность, отойти от договоренности. Стало быть, мы должны иметь уверенность в сохранении бессрочного характера договора по ПРО».

Не обошлось и без забавного эпизода. В пылу дискуссии Рейган то ли под воздействием аргументации с нашей стороны, то ли забыв о писанных формулировках, вдруг воскликнул: «На кой-черт будет нужна СОИ, если мы ликвидируем ядерное оружие?» Это было похоже на прозрение, но как только Горбачев сказал: «Это правильно», – американский президент вновь вернулся к своей непримиримой позиции.

Переговоры – они уже затягивались – приближаются к рубежу, когда надо было определяться в отношении их конечных результатов. Я предложил, заявил Горбачев Рейгану, определенный пакет предложений и прошу рассматривать его как таковой. Мы с вами говорили о возможности крупных сокращений ядерного оружия, но если не будет ясности о судьбе Договора по ПРО, то тогда вся концепция рушится и мы возвращаемся к прежней ситуации. На этом мы можем закончить встречу.

– Неужели же мы должны будем разъехаться ни с чем, – с тревогой произнес Рейган.

– Фактически да, – констатировал Горбачев. Именно в этот момент он напомнил президенту, что еще не обсуждались гуманитарные проблемы, равно как проблемы региональные и двусторонних отношений. По этой проблематике рабочая группа выработала за ночь соответствующий раздел для возможного заключительного документа.

В проекте этого документа содержалось поручение министрам иностранных дел придать дополнительный импульс обоюдным усилиям по достижению договоренностей там, где в позициях двух стран имеется общая основа. В число таких областей входят: нераспространение ядерного оружия, создание центров по уменьшению ядерной опасности, укрепление безопасности ядерной энергетики, мирное использование космического пространства, борьба с международным терроризмом, международное сотрудничество в области термоядерного синтеза.

Выражалась готовность продолжать обмен мнениями по гуманитарным проблемам.

Высказывалась поддержка мирного политического урегулирования региональных конфликтов, для чего министрам поручалось продолжать и расширять диалог по этим проблемам. Отмечалось согласие о следующем:

– продолжить регулярные консультации по вопросу о нераспространении ядерного оружия;

– начать в ближайшее время переговоры об учреждении в Москве и Вашингтоне национальных центров по уменьшению ядерной опасности и об их функциях;

– дать инструкции своим делегациям разработать и подготовить к подписанию текст межправительственного соглашения о сотрудничестве в мирном освоении космоса;

– обсудить конкретные возможности сотрудничества на двусторонней основе, а также участие в международных мероприятиях, направленных на ликвидацию всех форм терроризма, на обеспечение безопасности наземных, воздушных и морских коммуникаций; проводить двусторонние консультации в целях предотвращения террористических актов; и это далеко не все.

Горбачев и Рейган обсудили и некоторые другие вопросы. Это было время, когда в Советском Союзе еще глушились передачи радиостанции «Голос Америки», и Горбачев предложил: мы прекратим глушение «Голоса Америки» и США смогут вещать на нас все, что сочтут нужным, но и американцы пойдут навстречу нам, чтобы мы могли арендовать в США или в соседних странах радиостанцию, которая позволяла бы нам доводить до американского народа советскую точку зрения. Рейган ответил, что по возвращении в США он проконсультируется и займет благоприятную позицию.

Следуя намеченному расписанию, надо бы уже прощаться. Но Горбачев предпринимает еще одну попытку сделать встречу результативной. Он предлагает перерыв на один-два часа – тем более время обеденное, чтобы дать возможность встретиться Шеварднадзе и Шульцу и, может быть, что-нибудь придумать. Мы ведь вправе с вами немного продлить встречу, говорит он. Рейган кивает в знак согласия.

Встретившись в обеденное время, Шеварднадзе и Шульц обращают внимание на то, что в позициях СССР и США называются разные сроки действия обязательства о невыходе из Договора по ПРО – 10 лет в советском предложении и пять лет в американском. Шеварднадзе подчеркивает, что это и без того компромиссное предложение со стороны СССР, шаг навстречу американской позиции, поскольку первоначально Советский Союз исходил из срока в 15–20 лет. Но, говорит он, это наше последнее слово. Без согласия США на десятилетний период невыхода из Договора по ПРО никакого соглашения по СНВ быть не может.

Шульц отвечает, что он готов поискать возможность пойти навстречу советской позиции в отношении десятилетнего срока невыхода из Договора по ПРО, и с оговорками, что делает это от себя лично, вроде бы без ведома президента, предлагает следующую формулировку для заключительного документа встречи в Рейкьявике.

«Стороны соглашаются ограничиться исследованиями, разработками и испытаниями, разрешенными по Договору по ПРО на период в 5 лет до 1991 года включительно, в ходе которого будет осуществлено 50-процентное сокращение стратегических ядерных арсеналов. После этого обе стороны продолжат теми же темпами сокращение еще остающихся наступательных баллистических ракет с целью полной ликвидации наступательных баллистических ракет к концу второго пятилетнего периода. При продолжении сокращений соответствующими темпами остаются в силе те же ограничения в связи с Договором по ПРО. В конце этого периода стороны будут иметь право развернуть оборонительные системы».

«Но зачем же в таких условиях развертывать ПРО?» – восклицает Шеварднадзе, и руководители внешнеполитических ведомств на свой манер продолжают повторять, пока не истечет отведенное им время, уже известные доводы своих руководителей.

Перед тем как Горбачев и Рейган встретились вновь, предложенная Шульцем формулировка была срочно проанализирована всей нашей делегацией. Как только было дописано последнее слово, Горбачев поспешил вниз, и они вновь уединились с Рейганом, министрами иностранных дел и переводчиками.

Советский лидер зачитал составленную нашей делегацией компромиссную формулировку:

«СССР и США обязались бы в течение 10 лет не пользоваться имеющимся у них правом выхода из бессрочного Договора по ПРО и в течение этого периода строго соблюдать все его положения. Запрещаются испытания всех космических элементов противоракетной обороны в космосе, кроме исследований и испытаний, проводимых в лабораториях.

В течение первых пяти лет этого десятилетия (до 1991 года включительно) будут сокращены на 50% стратегические наступательные вооружения сторон.

В течение следующих пяти лет этого периода будут сокращены оставшиеся 50% стратегических наступательных вооружений сторон.

Таким образом, к исходу 1996 года у СССР и США стратегические наступательные вооружения будут ликвидированы полностью». Советский лидер, обосновав это предложение, поясняет Рейгану:

– Если вы после 10-летнего периода сочтете необходимым продолжать СОИ, то мы вместе можем это обсудить. Зачем же решать вопрос заранее, сейчас? И зачем заставлять нас подписываться под СОИ? Может быть, у нас будут другие интересы. Тем более что за 10 лет мы хотим ликвидировать все стратегические ядерные силы.

Рейган просит прервать разговор и удаляется с Шульцем для того, чтобы обсудить советские предложения. Возвращаются они не скоро. Уже темнеет. Видимо, дискуссии в американской делегации были жаркими. Теперь он зачитывает изменения, предлагаемые американской стороной к советскому тексту. Для ясности понимания, что происходило в кульминационный момент этой дипломатической схватки, привожу текст с американскими поправками (они подчеркнуты) полностью.

«СССР и CШA обязались бы в течение 10 лет не пользоваться имеющимся у них правом выхода из бессрочного Договора по ПРО и в течение этого периода строго соблюдать все его положения, в то же время продолжая исследования, разработки и испытания, разрешенные Договором по ПРО.

В течение первых пяти лет этого десятилетия (до 1991 года включительно) будут сокращены на 50% стратегические наступательные вооружения сторон.

В течение следующих пяти лет этого периода будут сокращены наступательные баллистические ракеты обеих сторон.

Таким образом, к исходу 1996 года у СССР и США наступательные баллистические ракеты будут ликвидированы полностью».

К этому предлагалось добавить:

«По истечении 10-летнего срока каждая сторона могла бы развернуть оборонительные средства, если она того пожелает, если только стороны не договорятся об ином».

Рассказать о том, как развивались события дальше, лучше всего излагая достаточно близко заключительную блицдуэль двух лидеров.

Горбачев: «Из вашей формулы исчезло упоминание о лабораторных исследованиях. Это сделано специально? Вы говорите им об исследованиях, разработках и испытаниях, разрешенных Договором по ПРО».

Рейган пытается увильнуть от ответа. «На переговорах в Женеве, – говорит он, – наши делегации вели обсуждение вопроса о том, что представляют собой исследования и другая деятельность, разрешенные Договором по ПРО. Этот вопрос мог бы быть решен на переговорах в Женеве».

Горбачев наступает: «Я спрашиваю – сознательно или нет вы упустили упоминание лабораторий?»

«Да, сознательно, – вынужден ответить Рейган и, делая наивный вид, спрашивает: – «А в чем дело?»

«Я просто уточняю американскую формулу, – не спешит пускаться в бой Горбачев. – Еще один вопрос: в первой части этой формулы говорится о стратегических наступательных вооружениях сторон, которые будут сокращены на 50% в первые пять лет, а во второй части, где речь идет о следующих 5 годах, сказано о наступательных баллистических ракетах 410 здесь имеется в виду? Почему такая разница в подходе в формулировках?»

Рейган: «Мне сказали, что этого хотите вы».

Эта хитрость президента шита белыми нитками: американская поправка отражает заветную мечту полностью освободиться от советских тяжелых баллистических ракет наземного базирования, составляющих основу стратегических ядерных сил Советского Союза. В то же время исключает крылатые ракеты воздушного базирования, то есть бомбардировщики, оснащенные такими ракетами, составляющими важную часть стратегического ядерного потенциала США.

Возникает пауза. Президент совещается с Шульцем. После этого произносит: «Видимо, мы просто вас неправильно поняли. Но если вы хотите именно этого – ладно! Это согласие принципиального характера».

В разговор включается Дж. Шульц. «Тут надо быть осторожными. Когда говорится о ликвидации всех стратегических наступательных вооружении, не имеются в виду баллистические ракеты меньшей дальности. Я знаю, что вопрос о них рассматривается в рамках другой категории вооружений, но именно здесь, как мне кажется, мы должны принять решительные меры». Горбачев: «Может быть, во втором абзаце можно было бы сказать, что в следующие 5 лет ликвидируются остальные 50% СНВ, включая баллистические ракеты. Что касается ракет с меньшей дальностью, то они у нас рассматриваются в другой части нашей договоренности, которую мы предлагаем отразить в итоговом документе встречи. Ракеты с дальностью меньше 1000 километров замораживаются, и ведутся переговоры об их дальнейшей судьбе. Об этом говорится в разделе о средних ракетах, но этот вопрос тоже охватывается. Как видно, область согласия расширяется».

Рейгана этот процесс увлекает. «Я хочу спросить, – говорит он, – имеем ли мы в виду – а я думаю, что это было бы очень хорошо, – что к исходу двух пятилетних периодов будут ликвидированы все ядерные взрывные устройства, включая бомбы, средства поля боя, крылатые ракеты, вооружения подводных лодок, средства промежуточной дальности и т. д.».

Такой подход полностью соответствует советской программе от 15 января 1986 года, и М.С. Горбачев заявляет: «Мы можем так и сказать, перечислив все эти вооружения». «Давайте так и сделаем», – говорит Шульц.

Рейган: «Если мы согласны, чтобы к концу 10-летнего периода ликвидировались все ядерные вооружения, мы можем передать эту договоренность нашим делегациям в Женеве, с тем чтобы они подготовили договор, который вы сможете подписать во время вашего визита в США».

В ДВУХ ШАГАХ ОТ ДОГОВОРЕННОСТИ ИСТОРИЧЕСКОГО МАСШТАБА

Казалось, начинает вырисовываться выход на беспрецедентную по размаху договоренность.

Горбачев переходит к последнему необходимому для этого элементу. «Меня серьезно смущает другой момент, – говорит он. – Нам непонятно, почему американская сторона не дает согласия на то, чтобы исследования, разработки и испытания СОИ ограничивались рамками лабораторий, как это предложено в советском тексте». «Если мы запишем так, как предлагается в американской формулировке, – уточняет он, – это даст возможность одной из сторон толковать Договор по ПРО таким образом, что она может производить эти работы где угодно и при этом утверждать, что не нарушает Договор по ПРО. Как это повлияет на начавшийся к тому времени процесс сокращения ядерного оружия? Ясно, что негативно. Создается неравная ситуация, ухудшится безопасность одной из сторон, утратится ясность. Таким образом, Договор по ПРО должен укрепляться, а это означает, что мы не можем снять из нашего текста уточнение лаборатории».

Наступает момент истины. Ключ от успеха переговоров в руках американского президента. Но он непреклонен. «Вы разрушаете мне все мосты к продолжению моей программы СОИ, – заявляет Рейган. – Я не могу пойти на ограничения такого характера, как вы требуете».

В свою очередь, Горбачев говорит: «Если в отношении лабораторий это ваша окончательная позиция, то тогда мы можем действительно завершить нашу встречу».

«Да, окончательная», – непримирим Рейган. «Все дело упирается в то, – поясняет он, – что у нас с вами существует разногласие относительно того, что разрешено Договором по ПРО, а что не разрешено».

При столь откровенном разговоре, когда обе стороны оперируют не общими понятиями, а точными, сведенными к нескольким словам формулировкам, обнажаются и их позиции. Только что два лидера достигли договоренности о ликвидации всего их ядерного оружия в течение 10 лет, но Р.Рейган продолжает настаивать на принятии такого решения, которое открывало бы путь к осуществлению СОИ. К чему она, СОИ, в таких условиях? Вопрос встает и в ином плане. Что же нужно американскому президенту больше: ядерное разоружение или СОИ?

«Неужели ради одного слова в тексте, – восклицает Р.Рейган, – вы отвергаете историческую возможность договоренности?»

«Здесь дело не в слове, – отвечает ему М.С. Горбачев, – дело в принципе. Мы не можем согласиться с тем, чтобы в период, когда будут осуществляться сокращения ядерного оружия, Соединенные Штаты Америки расширяли бы свою СОИ, шли бы с нею в космос».

Дальше со стороны Р.Рейгана следует совсем неожиданное: «Прошу вас, – обращается он к М.С. Горбачеву, – изменить вашу точку зрения, сделать это как одолжение для меня с тем, чтобы мы могли выйти к людям миротворцами».

«Согласитесь на запрещение испытаний в космосе, – отвечает М.С. Горбачев. – На что-то другое мы пойти не можем. На то, что могли, мы уже согласились, нас не в чем упрекнуть».

В мемуарах Рейгана насчет концовки этих переговоров написано: «Я все больше закипал, не в силах сдержать раздражение. До меня дошло, что Горбачев заманил меня в Исландию с единственной целью – угробить на корню стратегическую оборонную инициативу».

Что происходило в тот момент в душе Рейгана, ему знать лучше, но цель Советского Союза в отношении встречи в Рейкьявике он изложил неправильно. Она состояла в достижении перелома в деле ядерного разоружения. СОИ просто оказывалась препятствием на пути к этой цели. Об этом говорит весь ход переговоров, вся сумма фактов.

Далее в мемуарах приводятся такие слова, которые якобы были произнесены Рейганом:

«Переговоры окончены, – подвел я итог, – пойдем, Джордж (имеется в виду Джордж Шульц), отсюда. Мы уезжаем».

Скорее всего это удобная с публицистической точки зрения подача окончания переговоров. Во всяком случае в подробнейшей записи о переговорах, хранящейся в Архиве Президента России, я прочел другое:

«Жаль, что мы расстаемся таким образом», – сказал Р.Рейган. «Мне тоже очень жаль, – ответил М.С. Горбачев, – я хотел договоренности и сделал для нее все, что мог, если не больше».