Источник: http://sudanet.ru/Mashtaby_korr_v_rossii

Любые прения о масштабах коррупции в России выглядят банальными. Главным образом, из-за их заранее предрешенного исхода. Все согласны, что ситуация ужасна: от технарей до гуманитариев, от крайне правых до крайне левых, от людей со сверхдоходами до граждан, живущих за чертой бедности. Это фактически признает даже главный коллективный рассадник коррупции – бюрократия.

Оживление наблюдается лишь в тех случаях, когда делается попытка ответить на два извечных русских вопроса: «кто виноват?» и «что делать?». То есть, когда называются конкретные фамилии едва ли не по разнарядке обвиняемых в коррупции чиновников, либо когда кто-то предлагает новые или озвученные на свежий лад старые инициативы по борьбе с коррупцией. Однако, говорить о том, как же все плохо на самом деле, необходимо, особенно актуально это в обстановке кризиса.

Забегая вперед, стоит также отметить, что нечистоплотность сейчас проявляется не только во взаимоотношении власти и общества во всем его многообразии – от рядового индивида до гигантского предприятия или профессиональной ассоциации. Различные незаконные механизмы широко распространены и при осуществлении взаимодействия частных социально-экономических акторов, например, двух частных компаний (пресловутые «откаты», практикуются при осуществлении множества коммерческих сделок). Их влияние на жизнь, естественно, нельзя недооценивать – нынешнее неприемлемое положение вещей создано в том числе и нечистыми на руку менеджерами.

Однако, при всем сходстве и взаимосвязи коррупционных проявлений в их базовом амплуа (то есть с участием публичной власти) с недобросовестной конкуренцией, это все-таки две разные сферы. Поэтому данный обзор посвящен освещению тому, что, собственно, и называют «коррупцией» – то есть нарушению закона должностным лицом при исполнении предписанных ему законодательством обязанностей и в личного интересах.

Представление о степени коррумпированности России как государства дают различные коррупционные рейтинги. Для понимания окружающей нас объективной реальности важно также проследить динамику перемещения России по строчкам этих рейтингов.

Международные индексы о коррупции в России

Самым известным является ежегодный Индекс восприятия коррупции, Corruption Perceptions Index (сокращенно - CPI), международной неправительственной организации Transparency International. CPI используется для того, чтобы измерить ту степень, в которой коррупция распространена среди государственных служащих и политиков, исходя из сочетания независимых оценок – внешних и внутренних. Понимается же под коррупцией «злоупотребление публичной властью в личных целях» в самых разных ипостасях: стандартное взяточничество, откаты, растраты и прочее.

Индекс составляется на основе целой серии отдельных исследований в форме опросов экспертов и бизнесменов по таким направлениям, как частота дачи взяток, их объем и т.д. Такой подход практикуется в связи с тем, что строить коррупционный ранжир на фактической информации невозможно – коррупция на то и коррупция, чтобы быть феноменом теневым или, на худой конец, «серым». Это приводит к тому, что любая конкретная цифра предполагает очень серьезные допущения.

С их учетом этот оценочный индекс дает по России близкую к реальности картину, крайне мрачную. Ее могут подтвердить сами россияне. С середины 90-ых, когда индекс был впервые представлен широкой общественности, РФ находится ближе ко дну шкалы (оценка 10 представляет собой идеал прозрачности и честности государственного аппарата, чем она ниже, тем хуже дела в этом государстве). Так, получив в год дефолта оценку 2.4 и заняв 76-ую из 85 позиций, Россия начало двухтысячных встретила с оценкой 2.1, поделив с Кенией 82-ую позицию из 90 возможных.

После чего Россия начала демонстрировать позитивную динамику (показатель 2.8 и 90-ая позиция из 145 относительно «общего зачета» в 2004 году). Затем, вновь началось безостановочное падение. В результате в 2008 году Россия получила 2.1 (147-ая позиция из 180 – вместе с Сирией и Кенией). Что даже ниже показателей таких явно проблемных стран, как Мали и Молдова.

Справедливости ради, стоит подчеркнуть, что несколько стран из состава бывшего СССР все же показали худшие, нежели чем Россия, результаты: боготворимая некоторыми в плане государственной политики Белоруссия получила ровно 2, а Узбекистан – так и вообще 1.8. Если же посмотреть на самое дно списка, то в последней пятерке можно увидеть Афганистан, Гаити, Ирак, Мьянму и Сомали. С учетом того, что творится на территории этих стран, можно заключить, что коррупция представляет собой угрозу не только экономической безопасности России. Даже при всех возможных признаваемых Transparency International погрешностях при определении конкретной позиции РФ.

Другой авторитетной организацией, живо интересующейся коррупцией в публичной сфере, является Всемирный Банк. Комплексная диагностика состояния власти с его стороны проводится в рамках проекта по работе с Индикаторами управления - Worldwide Governance Indicators (сокращенно – WGI). В числе шести направлений, по которым отслеживается качество власти, наличествует и степень эффективности осуществления контроля над распространением коррупции. Под которой понимается «та степень, в которой власть употребляется в личных целях, включая как мелкие, так и крупные формы, равно как и степень «захвата» государства... частными интересами».

Сама по себе шкала оценки сходна с CPI – ранжир выстраивается путем присвоения каждой стране определенного процента, от одного до ста, на основании информации, почерпнутой из комплекса независимых источников. Картина, которую россиянин может увидеть на этой шкале, полностью соответствует выводам, сделанным Transparency International. Всю первую половину двухтысячных ситуация если не успокаивала, то хотя бы обнадеживала: в 2000 году РФ набрала 13.6, в 2002 – 20,9, а в 2003 – 28,2. Однако, потом все пошло по знакомой нисходящей: 27,7 в 2005, 22,3 – в 2006, 17,4 - в 2007 и 15,5 – в 2008. Так что сейчас Россия находится по уровню коррупции в одном (пятом) разряде из шести возможных вместе с Ливией, Кенией, Парагваем, Киргизией и др. И хотя по рейтингу Всемирного Банка есть страны, в которых ситуация еще хуже, но среди государств группы БРИК Россия очевидный аутсайдер.

Еще одним интересным механизмом ранжирования государств в зависимости от тяжести их поражения коррупцией, является Глобальный индекс честности - Global Integrity Index, на который в своей деятельности опирается неправительственная организация Global Integrity. Идея индекса состоит в том, чтобы измерять не коррупцию, а эффективность противодействия ей. То есть анализу подлежат наличие в той или иной стране антикоррупционных механизмов, их эффективность, доступ к ним граждан и т.д. При таком подходе фактологическая база исследования может рассматриваться как более прочная и надежная.

Одновременно этот подход позволяет получить не только общее представление, но и разбить его на своеобразные блоки: созданные на бумаге условия для борьбы с коррупцией, их действенность и даже «зазор» между ними. В общем, подход действительно новаторский. Применительно к России, он подтверждает выводы Transparency International и Всемирного Банка.

В соответствии с Global Integrity Report 2008 года РФ попала в группу «слабых стран» (всего разрядов существует четыре: «сильный», «средний», «слабый» и «очень слабый»), набрав 69 баллов из ста. Вместе с ней в эту группу попали также Украина, Турция, Бангладеш и др. Интересно отметить: наши «бумажные» механизмы по борьбе с коррупцией Global Integrity оценила довольно высоко, дав 89 баллов из 100. То есть она воздала должное формально-правовой базе России, зато правоприменительную практику неплохого законодательства специалисты Global Integrity удовлетворительной не нашли – здесь у России 52 балла.

Воззрения общества на коррупцию в государственном аппарате

Таким образом все признанные в мире рейтинги констатирует негативный характер коррупционной динамики в России. De facto признает то, что в России коррупция в ряде сфер является скорее правилом, нежели исключением. В полном соответствии с этим, в современном русском языке появилось несколько своеобразных терминов, подчеркивающих обыденность, без пяти минут «нормальность» и сильную укорененность этого явления – «административная рента», «статусная рента», «государственная рента». Примером могут служить слова Леонида Радзиховского: В настоящее время «бюрократическая система «заточена» под извлечение ренты. Если нет ренты (или она качественно уменьшилась), исчезает один из главных стимулов для всей бюрократической машины» .

В этой формулировке и содержится ключевой для понимания нынешней ситуации момент: именно к извлечению административной ренты и сводится, во многом, сегодня деятельность управленческого аппарата в РФ. Коррупция является не побочным продуктом функционирования того или иного государственного органа, а едва ли не движущим мотивом его деятельности.

По сути, речь идет о существовании неофициального, но фактически признанного обществом института, который приближает российскую бюрократию к феодальным образцам, т.е. средневековой системе кормления в феодальном обществе. Такие параллели напрашиваются сами собой.

В условиях феодализма сеньор находится в рамках совершенно иной правовой системы, которая на нижестоящих лиц не распространяется и о подробностях существования которой они могут вообще не знать. Понятно, что это сравнение может вызвать массу справедливых нареканий, но оно позволяет выявить и ряд важных сходств. Особенно если вслед за французским историком первой половины XX века Марком Блоком прибегнуть к использованию термина «сеньориальная система», так как он, до известной степени, позволяет абстрагироваться от массы исторических и культурных коннотаций и сосредоточиться на сути. Итак, что же характеризовало в общих чертах феномен «классических» сеньоров в интересующем нас аспекте?

Во-первых, ярко выраженное правовое неравенство между сеньором и теми, над кем он осуществляет свою власть (речь идет даже не о каких-то привилегиях или особых обязанностях, то есть даже не об особом правовом статусе, а по принадлежности к другому социальному миру). Что имеет два важных следствия. Сеньор не подконтролен населению – оно вообще в идеале не имеет права хоть как-то судить о его деятельности. Сам же он одновременно обладает широчайшими полномочиями по управлению жизнью подведомственного населения в интересах не столько всей социальной структуры, сколько своей собственной корпорации и себя лично.

Понятно, что в таких условиях все производимые подчиненными продукты и услуги в первую очередь рассматриваются сеньором в качестве собственной базы кормления. Стоит ли говорить, что в таких условиях адекватное функционирование института частной собственности попросту невозможно. Ведь если полноценным правом на собственность обладает лишь тот, кто параллельно обладает и публичной властью, чтобы ее получить или защитить, то сама собственность становится попросту фикцией. Что ведет сначала к тому, что власть устанавливает над собственностью и собственниками свой контроль и, в принципе, ситуация может развиться и дальше вплоть до того, что власть начнет сращиваться с этой собственностью, а потом и полностью всю ее «подгребет» под себя.

Во-вторых, отношения между сеньором и вышестоящими силами также строятся по совершенно особым лекалам – со значительными масштабами использования неформальных механизмов, часто обеспечивающих лояльность не институту, а личности.

В-третьих, сама по себе сеньориальная система в наличии конкурентов совершенно не заинтересована. То есть, если в рамках какого-либо ведомства такая система сложилась, то её усилия будут, в том числе, направлены и на пресечение любых «бунтов», на вытеснение бунтарей с подведомственной территории.

Понятно, что de jure в России сейчас ничего этого нет. Однако, если мы посмотрим на практику... Не зря же множество независимых экспертов оперируют термином «феодализм» применительно к современной России. В частности, тяготеющий к левым воззрениям Михаил Делягин довольно часто использует этот термин с различными смысловыми добавлениями, например, «военно-полицейский феодализм». Некоторые же скептически настроенные деятели заходят в своей критике еще дальше. Как, например, Андрей Илларионов, сравнивший используемые в современной РФ механизмы не с «феодализмом», а с «категорией восточных деспотий». Совсем же недавно этот термин попутно использовал и лично Президент РФ Дмитрий Медведев, произнесший слово «феодализм», когда речь зашла об имеющем место ограничении допуска предпринимателей на некоторые региональные рынки.

Разберем подробнее моменты, наглядно роднящие современную российскую систему с «сеньориальной». Первое, на что надо обратить внимание, так это на то, что контроль населения над исполнительной ветвью власти находится в зачаточном состоянии. Поэтому, когда в своем Рейтинге демократии (Economist Intelligence Unit Index of Democracy), журнал The Economist дал Российской Федерации в 2008 году 4.48 из 10, или 107 строчку из 167 (соседом России позицией ниже оказался Пакистан с 4.46 баллами), он был не так уж далек от истины. Россию в соответствии с версией The Economist относят к классу «гибридных режимов», между откровенным «авторитаризмом» и «проблемной демократией». Отметим, что, Грузия, которую якобы «холит и лелеет весь Запад», получила в том же рейтинге 104 позицию. Так что оценку авторитетного журнала стоит признать беспристрастной.

Второе, достаточно очевидное обстоятельство сводится к тому, что пресловутого господства права в наших пенатах не наблюдается. В подтверждение этого можно привести Индекс экономической свободы (Index of Economic Freedom), который, в числе прочих контрольных параметров, оценивает, например, свободу в фискальной и инвестиционной сфере, равно как и свободу от коррупции. Он отвел России в 2009 году скромное 146 место из 179. При том, что в качестве главных тянущих на дно камней выступают именно свобода от коррупции (23 из 100) и положение дел с имущественными правами (25 из 100). Право частной собственности, ситуацию с которым здесь можно было бы раскрыть поподробнее, заслуживает, впрочем, отдельного рассмотрения. К нему мы вернемся ниже.

Для иллюстрации отсутствия в России господства права приведем пример: стоило только верховной власти дать санкцию на интенсификацию преследования за служебные преступления, как уже в феврале 2009 года «Российская газета» получила от Следственного комитета по прокураторе РФ информацию, что за истекший к тому моменту год число обвиняемых чиновников только со специальным статусом увеличилось в три раза – до 11 тысяч человек. Остается только догадываться, насколько вольготно себя успели почувствовать такие чиновники с особым статусом за истекший с начала нефтяного бума срок, а также какая бездна раскроется, если более тщательно контролировать деятельность бюрократов рангом пониже.

Третье вполне очевидное: информирование населения и иностранных партнеров о «правилах игры», то есть разъяснение формальных процедур все еще находится далеко от должного уровня. Здесь подтверждением служит Индекс открытости бюджета (Open Budget Index) за 2008 год, делящий страны мира на те, что предоставляют «исчерпывающую», «значительную», «некоторую» и «минимальную» информацию по бюджетному процессу, отводя самое дно шкалы для тех, кто предоставляет «скудную информацию» или не предоставляет ее вообще.

Россия в этом плане показала себя относительно других государств несколько лучше, нежели чем обычно, получив 58 баллов из ста (22 место). Однако, поводом для самоуспокоения это не является, так как для члена Большой Восьмерки соседство с Кенией (те же 58 баллов) предметом для гордости не является. С другой стороны, инициативы выдвинутые Президентом Медведевым по программе «Электронное правительство» внушают надежды, так как если они будут реализованы на практике, прозрачность бюджета увеличится. Впрочем, сделать это будет совсем не просто, это признает сам глава государства..

Так или иначе, в сложившихся условиях есть все предпосылки для того, чтобы чиновничество чувствовало себя «новыми феодалами» и поступало соответственно. Есть все основания полагать, что существование в формате «номенклатурного феодализма» укоренилось настолько, что бюрократия озаботилась проблемами наследственной передачи статуса. Недаром результаты опросов социологов о факторах, влияющих на карьерный рост на первое место ставят личные связи претендента, а эксперты дружно сетуют на закупорку лифтов вертикальной социальной мобильности.

Впрочем, описание расцвета рынка государственных коррупционных услуг, в котором воедино слились и причины, и следствия, не отвечает на все вопросы. Ведь коррупционная система фактически функционирует в режиме не столько самосохранения, сколько самовоспроизводства и саморасширения. То есть нет ответа на вопрос, почему российское чиновничество «дошло до жизни такой», что теневая составляющая государственной службы стала часто превалировать над всем остальным, являя собой едва ли не суть государственной службы?

При попытке ответить на этот вопрос, внимание акцентируют, как правило, на целом ряде причин. В качестве первой напрашивается отсутствие импульса с самого верха на ведение внятной антикоррупционной политики. Однако, после широкой огласки принятия национального антикоррупционного плана эту тему, вроде бы, поставили на повестку дня всерьез и надолго. Будет ли этого достаточно? Естественно, нет, так как система, находится в стадии поступательного самовоспроизводства. То есть бюрократия не только модифицировала собственный образ действий, но и далеко зашла в обработке своего окружения, местами изменив неблагоприятные для себя установки общества, местами усилив уже существующие благоприятные. А потому необходимо осветить вопрос не только характеристик работы бюрократии, но и вопрос контроля бюрократии над ее окружением, над социумом.

Свою, роль играет проистекающий из культурно-исторического контекста менталитет россиян. Обусловленные им ценностные и поведенческие ориентиры граждан не только не способствуют борьбе с коррупцией, но и могут мешать этой борьбе. Так, возьмем для анализа относительно свежие данные ВЦИОМ, обращая внимание не только на распространенность приоритетов россиянина, но и на степень их постоянства.

Например, в пресс-выпуске ВЦИОМ №1210 от 27.04.2009, «Коррупция бессмертна, но бороться с ней все равно надо», содержатся следующие интересные цифры: на вопрос о возможности в принципе победить коррупцию в кризисном 2009 году отрицательно ответило 58% россиян. При этом в «духоподъемном» 2006 той же точки зрения придерживалась абсолютно равная часть населения. Одновременно, почти идентичная картина наблюдается и при расстановке акцентов в определении главной причины коррупции. Большинство стабильно выделяет в качестве основного «спускового крючка» «жадность, аморальность российских чиновников и бизнесменов». В 2006 году приверженцев означенного «социо-культурного» подхода было 40%, в 2008 – 39%, в 2009 – 44%. На схожий фактор, то есть «неэффективность государства» и «несовершенство законов» ответственность возлагало 37%, 35% и 34% соответственно. И лишь меньшинство все это время винило «низкий уровень правовой культуры и законопослушания подавляющего числа населения», то есть демонстрировало склонность к тому, чтобы начать с себя и со своего окружения. В аналогичные отрезки времени таких сознательных россиян насчитывалось лишь 18%, 21% и 18%. Таким образом, можно признать, что население России в подавляющем большинстве считает коррупцию, в основном, чем-то едва ли не заданным, то есть имманентной составляющей российской жизни.

К сожалению, эти не самые оптимистичные результаты социологических исследований подтверждаются и другим исследовательскими центрами. В частности, Фонд «Общественное мнение» выдает еще более удручающие результаты. Специалисты этой организации в 2006 году выявили, что в невозможности искоренить коррупцию в России убеждены 67% граждан РФ.

Двойственность отношения россиян к коррупции - порицание с одной стороны, и одновременная уверенность в том, что с ней ничего не сделаешь, и смирением перед этим фактом – с другой подтверждается следующим опросом. Когда бывший Президент РФ В.Путин еще до начала нынешнего кризиса начал призывать сделать РФ «самой привлекательной страной для жизни», ВЦИОМ (пресс-выпуск №947 от 30.04.2008) предложил гражданам России выбрать несколько благ из списка, которые для них прежде всего соответствовали такому заманчивому статусу. Низкий уровень коррупции в качестве атрибута лучшей страны в мире назвало всего 3% населения, «развитие законов и их соблюдение» - 1%. Одновременно, в качестве главного препятствия на пути к созданию самой привлекательной страны на земле большинство россиян (15%) назвало «коррупцию, беспредел власти и чиновников». Налицо очевидная дезориентация населения в вопросах антикоррупционной политики. В такой обстановке на первых порах можно надеяться лишь на моральную поддержку борьбы с коррупцией, которая играть решающую роль пока не будет.

Другой важной причиной засилья коррупции в России является статус частной собственности в России, как в аспекте ее институционального положения в государстве, так и в аспекте ее восприятия обществом. Речь не идет о формальном признании. Как бы далеко ни зашло построение «государственного капитализма российского образца», необходимость частной собственности не отрицает ни Президент, ни глава Правительства, ни Федеральное Собрание.

Однако, в том, что касается обеспечения гарантий частной собственности в рамках реальной и правоприменительной практики сомнения возникают. Но ведь охрана частной собственности и подкрепление ее статуса реальными делами являются чуть ли не единственным действенным механизмом поддержания законности в условиях отсутствия адекватной возможности населения влиять на бюрократию. И если собственника, безотносительно того, чем он владеет (недвижимость, средства производства, продукт умственного труда – объект собственности здесь совершенно неважен) можно заставить делать все, что угодно под угрозой полузаконного лишения собственности, то ни о какой борьбе с коррупцией речи быть не может.

Спорный статус частной собственности в России подтверждается, во-первых, теми же индексами – промежуточными и профильными. Достаточно привести данные по Международному индексу частной собственности - International Property Rights Index (сокращенно – IPRI), который составляется Property Rights Alliance в партнерстве с большим количеством исследовательских центров и структур.

В данном рейтинге по состоянию на 2009 год РФ в общем зачете находится на 87 месте из 115, набрав 4.1 балл из 10. При том, что оценку 4.2 имеет, например, Мадагаскар, а ровно 4 – Эквадор. Более того, если смотреть на ситуацию, исходя из составных частей рейтинга, то положение вещей выглядит еще менее благополучным. Ведь законодательная и политическая обстановка вокруг частной собственности получила оценку всего лишь на 3.1. Итоговый балл России выше лишь потому, что отношении владения собственностью у нас соблюдается равенство полов, что очень волнует составителей рейтинга. Учитывая, что за место в рейтинге России приходится соревноваться с развивающимися странами Африки и Азии, где в условиях традиционного обществах развита половая дискриминация. В России же «Домострой» все-таки уже пройденный этапом. Если убрать этот фактор неравенства полов, то рейтинг России упадет намного ниже.

Эта информация, полученная в результате мониторинга законодательной базы и обработки сведений о правовприменении, полностью согласуется и с социологическими данными. Взять хотя бы исследования того же ВЦИОМ (пресс-выпуск №842 от 21.12.07), в годы, когда будущее казалось безоблачным, а предсказать обострение борьбы за ужавшийся рентный пирог мог разве что очень смелый экономист. Когда респондентов-предпринимателей попросили оценить в пределах от 1 до 7 уровень защиты частной собственности в России законом, большинство отозвалось скептически: 1 поставило 17%, 2 – 20%, 3 – 28%. Относительно сформулированной точно так же задачи определить уровень цивилизованности отношения общества к частной собственности большинство также проявило себя пессимистами: 1 – 16%, 2 – 21%, 3 – 25%.

Далее социологи перевели разговор в предметную область и попросили предпринимателей взвесить свои шансы на то, чтобы отстоять свои законные интересы в суде при наличии конфликта, во-первых, с другим предприятием и, во-вторых, с «региональной» или «местной администрацией». И если в первом случае свои шансы на успех как большие и скорее большие определило 29% и 53% соответственно, то во втором случае «оптимистов» заметно поубавилось – всего лишь 6% и 25%.

Чуть ранее ВЦИОМ обращался с вопросами, связанными с частной собственностью, не к предпринимателям, а к случайной выборке россиян. Речь идет об исследовании, озаглавленном: «Социализм в России: возможен ли он? И нужен ли?» (пресс-выпуск № 656 от 22.03.2007). Итоги для приверженцев принципа «частная собственности священна и неприкосновенна» выглядят еще более удручающе. Государственную собственность на средства производства наряду с плановым хозяйством в качестве наиболее подходящей формы социально-экономического устройства выбрало 28% респондентов, а государственную собственность на крупную промышленность и частную собственность в мелком производстве и торговле – все 45%. Частную собственность на первый план твердо поставило лишь 11% россиян.

Понятно, что такие настроения россиянин не есть повод закрывать тему построения капитализма в России. Убеждения среднего гражданина РФ податливы и непоследовательны. Да и на действия они его толкают довольно редко. Однако негативное восприятие частной собственности, особенно крупной и средней, явственно. Если россияне, в массе своей, не расценивают незаконное посягательство чиновника на чье-либо право частной собственности как угрозу себе лично, то коррупция не может не расцвести.

Список причин расцвета коррупции в современной России выходит довольно обстоятельным. Иначе и быть не может – ни одна причина по отдельности не могла бы привести к такому катастрофическому положению, когда из-за разгула коррупции под вопросом оказалось будущее страны.

Коррупция в действии: данные Всемирного Банка

Для ознакомления с практикой реализации коррупционных схем, стоит обратиться к результатам одного из исследований уже упоминавшегося Всемирного Банка о коррупции в России, которое хоть и вышло в 2006 году, но актуальности не потеряло до сих пор. Речь идет об отчете, озаглавленном как «Administrative and Regulatory Reform in Russia Addressing Potential Sources of Corruption».

Дело в том, что данный отчет содержал в себе ряд сведений, почерпнутых из обозрения по «Окружающей обстановке для бизнеса и предпринимательскому поведению» («Business environment and enterprise performance survey», сокращенно – BEEPS»), которое, в свою очередь, было подготовлено все тем же Всемирным Банком в сотрудничестве с Европейским банком реконструкции и развития. Обозрение же заключалось в суммировании данных опросов представителей фирм, оперирующих в странах Восточной Европы и Азии.

В итоге выяснилось следующее: почти 40% коммерческих организаций по России заявили, что им приходится часто сталкиваться с «неофициальными платежами». А сам хит-парад коррупционных ситуаций выглядел так – с большим отрывом (на это указало от 20 до 30% фирм) лидировало четыре сферы: получение лицензий и разрешений, взаимодействие с пожарной и строительной инспекциями, получение государственных заказов и уплата налогов. В числе других зон риска (от 5% до 20% компаний) были указаны вопросы защиты окружающей среды, подключение к электрическим сетям, а также решение проблем охраны труда и здравоохранения. Чтобы понять, какие средства и схемы могут скрываться за этими цифрами достаточно привести по одному примеру в каждой из наиболее уязвимых сфер.

Так, летом 2007 года при получении того, что Всемирный Банк называет «неофициальным платежом» был задержан исполняющий обязанности заместителя министра промышленности и природных ресурсов республики Карелия. В ходе суда было установлено, что последний принял взятку в размере 11,8 млн. рублей за беспрепятственную и ускоренную выдачу лицензии на добычу местного гранита. В результате чиновник был осужден.

В 2007 году был задержан, а позже и найден судом виновным во взяточничестве сотрудник управления государственного пожарного надзора регионального ГУ МЧС в Ульяновске. На этот раз ценой вопроса были всего-то 10 тыс. рублей за закрытие глаз на проблемы с пожарной безопасностью.

Недавно был вынесен обвинительный приговор в отношении начальника ФГУП «Управление автомобильной магистрали «Невер-Якутск». Состав преступления практически идеально соответствует пункту с распределением государственных подрядов – проштрафившийся чиновник вымогал 2,5 млн рублей за то, чтобы «поспособствовать» получению государственного подряда на работы одной компанией.

Об осужденных за взяточничество налоговиках приходится слышать чаще всего. Приведем пример такого рода из Сибири. За вымогательство взятки (речь шла о сокрытии нарушений, вскрытых при выездной проверке) была осуждена сотрудник Федеральной налоговой службы РФ по Ангарску. Мзда составила 360 тысяч рублей.

Данные примеры, иллюстрирующие проблему коррупции, взяты из жизни разных регионов России. Даже при несовершенстве российской правоохранительной системы регулярно разражаются коррупционные скандалы различного масштаба. Размер взяток колеблется от внушительного до смешного. Различаются должности чиновников и важность решаемых вопросов. Но несомненно одно – коррупция во всех этих сферах стала нормой.

Взятки и откаты процветают не только в мире бизнеса. «Простой люд» вниманием тоже не обделен. Здесь из-за высокой степени анонимности провести систематизацию коррупционных явлений сложнее. Придется опять обратиться к соцопросам – пусть и с понятным здесь осторожным отношением.

Так, в соответствии с одним из исследований ВЦИОМ (пресс-выпуск № 474 от 21.06.2006) 19% россиян нередко давали взятки, а еще 34% приходилось делать это в единичных случаях. Стоит помнить, что данные этого опроса могут не вполне соотвентствовать реальности, ведь, людям может быть стыдно признаться в совершении преступления. Тем не менее, даже с учетом этого, цифра выглядит впечатляющей.

Можно также упомянуть еще один опрос ВЦИОМ примерно того же времени (пресс-выпуск № 481 от 29.06.2006), где респондентов попросили назвать самые коррумпированные институты в России. С большим отрывом вперед вышли власть на местах (31%) и ГАИ (30%). В числе «фаворитов» оказались милиция (22%), федеральные власти, Правительство (20%) и суд (14%).

Виды на будущее

Коррупционные схемы в массовом порядке реализуются государственными служащими на самых разных уровнях. Как долго такая неэффективная сеньориальная система может сохраняться в условиях глобальной конкуренции? Прогноз дать сложно. Если бы Россия действительно оставалась «тихой гаванью» в шторме мирового кризиса, а экономика России продолжала расти, то коррупция, как норма, только бы упрочнялась.

Но кризис реален, и тот социально-экономический порядок, что господствовал в период экономического роста, неизбежно будет подвергнут перестройке. Масштабы такой перестройки будут зависеть от длительности и остроты экономического кризиса, от того, как будет меняться экономическая ситуация в последующие годы.. Можно с уверенностью утверждать, что лишь накал ситуации заставит политическую элиту что-то предпринимать.

При обмелении молочных (точнее нефтяных) рек шансы на то, что реальная и системная борьба с коррупцией в России начнется вырастут. При высоких ценах на нефть лозунги борьбы с коррупцией рассматривались не более чем предвыборная риторика. Сегодня, в условиях глубокого спада промышленного производства и стагнации противодействие коррупции становится в буквальном смысле вопросом национального самосохранения.

Добиться реальных успехов в борьбе коррупцией, воспринимаемой обществом как норма социальных отношений, нельзя принятием тех или иных поправок к законодательству и даже специальных законов по борьбе с коррупцией. Опыт развитых стран показывает, что необходимым условием успеха является политическая конкуренция, независимость суда, свободные СМИ, правильная мотивация чиновников, активная антикоррупционная политика центра. Чрезвычайно полезными могут стать заимствование отработанных за рубежом правовых механизмов и институтов, делающих работу государственных органов открытой и подконтрольной обществу, препятствующих чиновному произволу, нарушению гражданских прав и свобод.

Если же такой реальной борьбы с коррупцией не будет, то мздоимство окончательно переломит хребет российской экономике, даже без очередного обвала цен на нефть. Именно эта дилемма и стоит сегодня и перед властью, и перед обществом.