Источник: Новая газета. № 45. 27.07.2005. http://www.novayagazeta.ru/data/2005/45/29.html

Государство должно решить, зачем ему научные институты

азговоры о закрытии части НИИ вызывают у «научной общественности» показную оторопь, хотя уже в поздние советские времена было очевидно, что научно-исследовательских институтов слишком много. Об этом громко говорили и писали, слово «инженер» стало синонимом никчемного человека, а многочасовые чаепития итээровцев (с перерывами на обед) стали частью коллективного портрета эпохи застоя.

С тех пор территория страны ужалась, производство упало, финансирование науки только в 2000 году стало подниматься от практически «нулевого» уровня, по многим направлениям НИОКР мы отстали безнадежно. Но количество НИИ с 1990-го по 2003-й выросло с 38% до 67% от общего числа научных организаций. Очевидно, что такого количества оплаченных и востребованных заказов на научные исследования и конструкторские разработки и до 90-го года не было, а сейчас и подавно нет. Значит, рост числа организаций под маркой «НИИ» выгоден определенным лицам по каким-то другим причинам. А эти причины на поверхности — НИИ были освобождены от ряда налогов и притом давали богатые возможности коммерческого использования собственности.

Еще в середине 80-х годов советским правительством была запущена программа «Конверсия». На военных производствах открывали цеха по выпуску гражданской продукции, чтобы высокие оборонные технологии принесли какую-нибудь пользу соотечественникам, измученным товарным дефицитом. Военные предприятия часто располагали приданными им НИИ, где также стали заниматься непрофильной деятельностью. Скажем, кондитерский цех, открытый в НИИ «Геодезия» (Красноармейск) на излете советской эры, до сих пор кормит «Коровкой» Московскую область. В конце 90-х цех арендовал у НИИ частный предприниматель, так что «ученые» теперь просто получают доход с государственной собственности, не прикладывая никаких усилий.

Подобную картину можно наблюдать не только в ведомственных, но и в академических институтах. К примеру, проверка Сибирского отделения РАН показала, что один из омских НИИ перечислял деньги на оплату тепла, света, воды и связи в помещении, где находился цех, в котором лепили на продажу пельмени. К акту ревизии копии ни договора аренды, ни сметы доходов и расходов, ни учредительных документов Сибирского отделения приложено не было, поэтому в справке от 29 апреля 2005 года по этому вопросу корректно указано, что «не представляется возможным установить», должны ли расходы на содержание пельменного цеха «оплачиваться за счет средств федерального бюджета, выделенных на проведение фундаментальных исследований».

Тем не менее оплата производства пельменей шла по статье «Другие НИОКР» в объеме 22 914 рублей. Сумма, возможно, небольшая, но умножим ее на огромное количество НИИ, учтя, что многие из них обросли цехами и лавочками, как полипами. Для организации пельменного цеха не надо быть академическим светилом, но ученые решили посвятить себя кулинарии.

Пусть так, это личный выбор, но почему пельменщик должен находиться на госфинансировании? Если заявлено об опережающем росте бюджета науки, значит, пора отделить лепку пельменей от физики твердого тела, чтобы средства, выделяемые на научные исследования, давали на выходе объекты интеллектуальной собственности, а не фарш. Проблема, однако, в том, что коллективов, способных создавать новые знания и технологии, становится все меньше, а арендаторов на площадях НИИ — все больше. В том же Омске до 80% рынка офисной недвижимости приходится на помещения класса «С» — то есть комнаты в городских НИИ и гостиницах.

Косвенным признанием неспособности многих академических институтов полноценно работать «по профилю» является то обстоятельство, что план научно-исследовательских работ институтам не утверждается. Такие факты, например, вскрыты в Уральском отделении РАН в 2003 году. Зато Управлению делами УрО РАН, не имеющему лицензии на строительство, были переданы на баланс два капитальных объекта с общим объемом незавершенного строительства в сумме 11 264,6 тыс. рублей. Иными словами, отделение вместо разработки планов научной работы азартно крутилось на строительном рынке, оперируя миллионами. Вывод очевиден: государство вкладывает все больше средств в организацию фундаментальных исследований, но эти средства уходят в непрофильную коммерческую деятельность. А если бы даже исследования решили возродить, не у всех это получится, так как во многом утрачена кадровая и приборная база, а на площадях цепко сидят арендаторы.

Напрашиваются два простых выхода из ситуации, и оба одинаково неприемлемы. Первый — полностью очистить площади институтов от арендаторов (средний срок аренды — от 3 до 5 лет). Второй — наоборот, довести процесс до логической точки, приватизировав здания НИИ и превратив их в торгово-офисные центры. В первом случае мы лишим институт внебюджетного источника доходов, но едва ли сможем организовать такой приток заказов и доходов, чтобы заполнить пустующие площади исследователями и оборудованием. Помещения будут также пустовать, но уже без всякой пользы — дело же в том, чтобы использовать все ресурсы, но для развития науки, то есть целевым образом. Во втором случае мы лишаем научные коллективы возможности расти за пределы исходного кадрово-организационного ядра — потери в рядах научных сотрудников можно восполнить за счет выпускников вузов, но если не будет зданий институтов, исследователей некуда будет посадить, оборудование негде расставить, а строительство новых зданий поглотит выделенные средства.

Непрозрачные ГУПы (государственные унитарные предприятия) предлагается организационно преобразовать в ОАО, но при этом следует учесть опыт первой приватизации научных учреждений. Он показал, что акционирование научных организаций чаще всего приводит к их дроблению с последующей потерей значительной части собственности.

Яркий пример — приватизация на Урале, где в середине 90-х были акционированы 6 отраслевых научно-исследовательских институтов. Скажем, Восточный институт огнеупоров был акционирован корпорацией «Ява», при этом уже в процессе акционирования институт потерял свой опытный завод, в 10 раз сократилось количество занимаемых площадей. В пятиэтажном здании на Генеральской улице институт занимает лишь десятую часть некогда принадлежавших ему помещений, а почти всю остальную площадь заняли офисы «Явы». Численность научных сотрудников за эти годы сократилась с 380 до 95 человек.

В принципе даже на прорывных направлениях научная работа не приносит немедленной и высокой прибыли (такова, например, биотехнология), но некоторые подразделения, способные производить конечную научно-техническую продукцию и услуги, предпочитают выделяться и выживать самостоятельно. Как правило, они образуют малые предприятия и ООО, которые приносят прибыль, используя научные заделы своего НИИ, его приборную базу, казенную мебель и «левый» труд сотрудников института.

Но малые коллективы не в состоянии заменить собой исследовательскую структуру целого НИИ, тогда как тот постепенно порывает с научной работой, сосредоточившись на сдаче в аренду своих площадей. Поэтому с исчерпанием научных заделов прошлых лет малые предприятия тоже хиреют и перестают продавать разработки. Разумеется, есть и другие примеры, но сама задача распространения позитивных моделей и схем должна быть осознана и последовательно решаться — например, через научные фонды.

В целом организационная задача государства состоит в том, чтобы сохранить собственность науки, предотвратить дробление организаций, не допустить вытеснения научных коллективов с их площадей через такие инструменты, как долги за коммунальные услуги и энергоносители.

Для этого есть только одна возможность — полноценное бюджетное финансирование научных организаций с контролем вложенных средств и оценкой эффективности вложений по полученным результатам. Так поставленная задача диктует средства ее решения. Если научных организаций будет столь же много, как сейчас, о полноценном финансировании говорить не придется. Зато придется забыть об эффективном контроле. Не говоря уже о том, что качественный результат могут получить далеко не все коллективы, ныне называющиеся научными, а убогие результаты финансировать глупо.

Переложить финансирование науки на бизнес можно, но только отчасти и далеко не везде, так как бизнес заинтересован в компактных «поддерживающих» подразделениях по своему профилю. Целый НИИ, занимающийся многовекторными и комплексными исследованиями, бизнес-корпорации, как показывает опыт, вообще ни к чему, так что оптимизация расходов компании приводит к выведению института из списка основных активов. Так, в апреле 2004 года ОАО «ЛУКОЙЛ» выставило на аукцион 99,99% акций ООО «ПермНИПИнефть». Стартовая цена Пермского научно-исследовательского и проектно-технологического института нефтяной промышленности составила 148,766 млн руб. Правда, компания собиралась и после продажи размещать заказы в институте. Но это как раз и значит, что от содержания НИИ в целом она переходит к оплате точечных исследований и разработок.

В принципе так должно действовать и государство, если оно вообще способно считать деньги, но только национальные интересы обязывают к поддержке не «точечных» исследований, а стратегических направлений развития науки. Пошаговый алгоритм однозначно задает сценарий модернизации. Сначала оценить научную перспективность институтов.

Затем соотнести количество и специализацию НИИ с потребностями экономики и современными научными горизонтами. Укрупнить научные организации, имеющие исследовательский и конструкторский потенциал, для полной загрузки оборудования и площадей. Сохранить резервный фонд площадей на перспективу, закрепив право использовать эти площади (на нужды науки) за фондом, подконтрольным обществу и правительству через наблюдательный совет. Только после этого можно подумать о приватизации части организаций с правом перепрофилирования «безнадежных» по истечении установленного срока и с направлением полученных государством доходов на развитие научных исследований.

Последнее следует подчеркнуть особо, так как вмешательство государства далеко не всегда благотворно для науки даже в случае успешных институтов, занимающихся профильной деятельностью.

Скажем, один из немногих новосибирских НИИ, использующий свое высотное здание в основном для профильной деятельности, а не для сдачи в аренду, — Институт электротехнической промышленности «Сибгипроэлектро» (проспект Маркса, 57). Институт существует в форме открытого акционерного общества, которое и владеет зданием. Но на часть площадей здания, как сообщала новосибирская пресса, претендовало и областное КУГИ, отстаивая при этом интересы арендаторов, снявших помещения до того, как «Сибгипроэлектро» было акционировано.

Этот пример показывает, что деятельность госорганов может расходиться с интересами развития науки, а значит, модернизация должна иметь выверенную концептуальную и законодательную основу: государство должно определиться, нужны ему в зданиях НИИ пельменные или научные лаборатории, и строго следовать взятому курсу.

Виктор ЕЛИСЕЕВ