Поиск мирного разрешения ситуации, возникшей после выхода Указа Президента РФ «О поэтапной конституционной реформе в России», начался фактически на следующий же день. К 27–28 сентября вполне отчетливо определились две главных позиции по этому вопросу.

Основу первой составили предложения председателя Федерации товаропроизводителей Ю. Скокова и председателя Конституционного суда В. Зорькина, получившие в прессе название «нулевой вариант». Вторая позиция, во многом исходящая из этих предложений, была сформулирована на встрече в Санкт-Петербурге представителей 38 субъектов Федерации. В ней приняли участие также Р. Абдулатипов от Верховного Совета РФ и С. Шахрай от федеральной исполнительной власти. Однако оба подхода были отвергнуты противоборствующими сторонами.

«Непримиримую» часть парламента не устраивала сама мысль о возможности поиска компромисса с «узурпаторами». Как заявил Р. Хасбулатов 27 сентября, «ни о каком компромиссе речь идти не может, пока не будет восстановлен закон и порядок». Со своей стороны, президент и значительная часть его окружения не могли принять предложения, предусматривающие восстановление парламента, пусть и с урезанными правами, и одновременные выборы обеих ветвей федеральной власти до конца текущего года. Наконец, как парламент, так и президент не желали идти на компромисс, условием которого была передача части полномочий Верховного Совета, Съезда народных депутатов и президента в третьи руки – Совету Федерации. Обе конфликтующие ветви власти были настроены на полную победу и не собирались ни с кем делиться ее плодами.

Казалось бы, путь переговоров и компромисса плотно блокирован. Однако после десяти дней конфронтации, сопровождавшейся жесткой блокадой Дома Советов, законодательная и исполнительная власть отказались от обмена ультиматумами и обратились к языку переговоров.

Трудно отделаться от впечатления, что, высказавшись за возобновление переговорного процесса, обе стороны рассматривали его как тактический маневр, а не как путь достижения компромисса, который бы базировался на согласии. В ночь на 1 октября, когда начался первый этап прямых переговоров между президентской властью и парламентом, А. Руцкой провозгласил: «Невозможны компромиссы с теми, кто создал в центре Москвы политический концлагерь». В отличие от парламента, президентская сторона в принципе возможность политических переговоров не исключала. Так, В. Шумейко, подчеркивая, что ключевой вопрос начавшихся переговоров – сдача оружия, отмечал, что после его положительного решения «мы готовы говорить о выборах и других проблемах». По словам Ю. Лужкова, разоружение и уход боевиков откроют путь к диалогу. Однако конкретных соображений на этот счет не высказывалось.

В начавшихся переговорах можно выделить два этапа. Первый увенчался подписанием так называемого Протокола № 1. В нем стороны договорились о сборе и складировании всего имеющегося в Белом доме оружия и охране его совместными контрольными группами из числа сотрудников ГУВД Москвы и Департамента охраны Дома Советов. В этих целях в Белом доме включаются электричество, водоснабжение, связь. В дальнейшем намечалось произвести сокращение потенциала сил и средств, используемых для наружного блокирования Белого дома и его охраны. Протокол предусматривал также второй этап, в ходе которого предполагалось полностью снять вооруженное противостояние. Имелось в виду, что «выполнение задач второго этапа происходит при согласовании и выполнении политических и правовых гарантий».

Однако это достаточно гибкое соглашение было денонсировано Верховным Советом на том основании, что оно-де дает односторонние преимущества президентской стороне: лишает Белый дом оружия и при этом не предусматривает никаких гарантий «политического» деблокирования парламента. Депутаты потребовали от исполнительной власти отвода вооруженных подразделений от Дома Советов, обеспечения беспрепятственного прохода к нему депутатов, сотрудников аппарата Верховного Совета, журналистов, частных лиц, предоставления депутатам права на организацию пресс-конференций, выступлений в печати, по радио и по телевидению. Президент Б. Ельцин и его пресс-служба возложили ответственность за аннулирование соглашения на парламент, а персонально на Руцкого и Хасбулатова. Переговорный процесс зашел в тупик, не успев начаться по-настоящему.

Его скорое возобновление связано с усилиями и посредничеством Патриарха Всея Руси Алексия II. В Свято-Даниловом монастыре сели за один стол с президентской стороны С. Филатов, О. Сосковец, Ю. Лужков, а со стороны Верховного Совета – Ю. Воронин, Р. Абдулатипов, В. Домнина. К 10 часам утра 2 октября участники переговоров подписали программу мер по нормализации обстановки вокруг Дома Советов. Она включала в себя:

– взаимное предоставление информации о планируемых действиях, касающихся состава вооруженных сил и их оружия;

– разработку совместного графика сокращения вооруженного потенциала и контроль за его выполнением;

– ликвидацию заграждений вокруг Дома Советов;

– организацию совместной охраны мест хранения оружия;

– либерализацию режима пропуска граждан в Дом Советов.

Была достигнута договоренность о создании рабочих групп экспертов, которые должны были в течение 2 и 3 октября подготовить конкретные предложения по реализации этих пунктов, а также о гарантиях безопасности лиц, находящихся в Белом доме.

Как видим, в подготовленном документе речь шла о мерах по урегулированию ситуации вокруг Белого дома, о снятии крайне опасной напряженности, но отнюдь не об обеспечении сформулированных парламентом политических и информационных требований. И хотя последовавшие 3–4 октября события превратили и этот проект в пустую бумажку, можно с большой долей вероятности предположить, что вряд ли он был бы одобрен съездом. Ибо большинство в Доме Советов исходило из двух посылок: снятие вооруженного противостояния неотделимо от снятия политической блокады парламента, никаких компромиссов с исполнительной властью. По мнению Руцкого, именно «игры в компромиссы» и привели к сложившейся ситуации. Еще резче высказался 3 октября Хасбулатов: «Я не намерен вести переговоры с президентом-преступником». Впрочем, и среди президентского окружения было немало противников переговоров, нацеленных на поиск политического компромисса. «Ошибка демократии, – заявил В.Костиков, – состоит в том, что она слишком склонна была к компромиссам».

Вряд ли неприятие компромиссного пути Хасбулатовым, Руцким и их соратниками питалось исключительно верностью нарушенной президентскими указами Конституции, для этого они слишком искушенные политики.

В основе столь жесткой позиции лежит, на мой взгляд, неадекватная оценка реальной ситуации. Как и весной текущего года, «непримиримые» неверно представляли себе настроение большинства населения. Они недооценили степень его усталости от восьми бурных лет реформирования страны и проистекающую из этого политическую инертность широких слоев. Ни съезд, ни Верховный Совет не обрели имиджа органа, который мог бы вывести Россию из экономического и политического кризиса. Поэтому в трудный для парламента час подавляющее большинство населения в Москве и за ее пределами не встало на его защиту. Свою роль сыграло, наверное, и соображение россиян, что авторитарная власть предпочтительнее демократического безвластия.

А надежды на поддержку населения у парламентской оппозиции оставались до последнего момента. Их внушало, в частности, руководство Федерации независимых профсоюзов России. Уже утром 22 сентября на конгрессе Всероссийской конфедерации профсоюзов председатель ФНПР И.Клочков заявил: «Надо останавливать предприятия, выходить на улицы и защищать Белый дом». В своем заявлении исполком ФНПР призвал трудовые коллективы выразить свой протест всеми доступными средствами, включая забастовку. Был брошен клич организовать всероссийскую политическую забастовку.

Несмотря на явную безрезультатность всех этих акций, депутаты, похоже, продолжали верить в боевой настрой трудящихся. Так, 1 октября депутаты на пресс-конференции, состоявшейся в Краснопресненском райсовете, ссылаясь на информацию профсоюзов, говорили о предзабастовочных настроениях на предприятиях Москвы.

Столь же неверно оценили руководители парламента и настроение в армии, милиции, внутренних войсках, органах безопасности (об этом свидетельствует и поспешное назначение новых «силовых» министров).

В чисто политическом плане руководители парламента связывали свои надежды на победу с поддержкой со стороны субъектов федерации. Основания для таких надежд имелись. К. Илюмжинов, выступив в ночь с 30 сентября на 1 октября перед съездом, назвал Б. Ельцина «бывшим президентом», А. Руцкого – «исполняющим обязанности президента». Он высказал мнение, что сдача оружия сторонниками парламента «на данный момент» невозможна и единственный путь к стабилизации положения – возвращение конституционного процесса к состоянию на 20.00 21 сентября. Понятно, что такая позиция лидера Совета субъектов федерации была воспринята парламентом позитивно и вдохновила его «непримиримую» часть.

Нужно отдать должное ССФ: Совет не оставлял усилий по предотвращению кровопролития, поиску мирного разрешения кризиса. 4 октября присутствовавшие в Москве 25 членов Совета вместе с членами Конституционного суда приняли обращение к Черномырдину, в котором призвали правительство прекратить штурм Дома Советов, восстановить конституционный порядок и Федеративный договор, предостерегли от развязывания политических репрессий, нагнетания политического психоза в печати и по телевидению, от введения цензуры. Члены ССФ вновь высказались за возобновление переговорного процесса.

Эти документы и действия ССФ, от имени которого выступал Илюмжинов, не дают оснований упрекать последнего в том, что он-де «играет свою игру» или преследует «личные амбициозные интересы». Неудача ССФ обусловлена как нежеланием определенных кругов с обеих сторон искать компромисс, так и тем, что субъекты федерации не смогли или не успели сформироваться в мощную политическую силу, способную действовать сплоченно и активно.