Если коротко, секрет – в обесценении коллективных действий, в индивидуализированности страны. Масштаб и непреодолимая сила «перестройки» были обусловлены составом ее сторонников, которые в иных условиях не могли бы действовать в унисон. Советская система не позволяла проявить себя слишком многим и слишком разным людям и социальным группам. «Идивидуальные ответы» на существовавшие вызовы были просто невозможны.

Носители отличных от общепринятых взглядов преследовались. Инициативы были наказуемы. Альтернативная культура зажималась. Самиздат был запрещен. Люди не могли выехать за границу, узнать правдивую историю собственной страны, в полной мере проявить свою национальную принадлежность. Религиозное и этническое самоопределение были подавлены. Профессор-атеист и истово верующий православный крестьянин имели почти равные основания быть недовольны системой. На все это наслаивались уравнительное распределение и убогая экономика, работавшая на оборону и лишь потом на удовлетворение минимальных потребностей людей, и система партийно-советской бюрократии, требовавшая согласования почти каждого шага и делавшая крайне некомфортной жизнь несогласных.

Как только Горбачев заговорил о переменах, его намерения нашли миллионы сторонников. Одни хотели реформ и обновления системы, другие — ее полного демонтажа. Но все понимали: никто не решит своих частных проблем, не разрушив рамки, сковывавшие общество в целом. Поэтому шахтеры, которые ныне сотнями гибнут в забоях от нежелания хозяев обновлять оборудование, с энтузиазмом выступали вместе с первыми кооператорами за радикальные перемены. А местечковая бюрократия, не имевшая возможности «развернуться», бросала на стол партбилеты и провозглашала независимость национальных республик. Советская система, которая не устраивала почти всех, не могла выжить.

Современная российская система не повторяет ошибок советской. Во-первых, она исторгла из себя миллионы людей с активной жизненной позицией, которые наверняка пополнили бы ряды диссидентов нового типа, они покинули страну. Во-вторых, открыла возможности обогащения, самореализации в бизнесе, горизонтальной и вертикальной мобильности, обеспечила свободный выезд из страны и возврат в нее. В-третьих, нашла тонкий баланс интересов и возможностей, дав талантливым и активным зарабатывать деньги в коммерческом секторе, а «тупым», но исполнительным — в рядах коррумпированной бюрократии. В-четвертых, позволила чиновникам низовых уровней вершить произвол в пределах, не подрывающих устои системы. В-пятых, создала условия, когда с властью легче договориться, чем протестовать, проще решать проблемы индивидуально.

В этой среде за последние десять лет многие авторитарные принципы и инструменты брежневской эпохи были восстановлены практически без сопротивления общества. Мы получили «свободное общество» с авторитарной властью. Реформаторы времен «перестройки» и первого демократического правительства России были уверены, что преодоление дефицита и появление у людей собственности уберегут от реванша авторитарных сил. Этого не случилось.

Экономический рост 2000-х годов, ставший заслугой не власти, а высоких цен на нефть, повысил уровень жизни населения и лояльность режиму. Предприниматели четко усвоили, что безопасность их состояний зависит от политической лояльности. Совершилась уникальная сделка по обмену экономического благосостояния на политическую «стабильность». Охраняя ее, власть защищает национальных производителей таможенными барьерами, позволяет пользоваться преимуществами квазимонопольного положения на рынках. Стремительный рост издержек (внутри России ресурсы стоят дороже, чем на мировых рынках, себестоимость добычи газа в 2000—2009 годах подскочила в 7 раз, растет и коррупционная составляющая) оборачивается повышением розничных цены до европейского уровня, что лишь отчасти компенсируется перераспределением нефтегазовых доходов в пользу малообеспеченных.

Нынешняя система будет существовать долго. Деструктурированное общество, не способное к самоорганизации, не имеющее общих задач и единых целей, не представляет угрозы для нее. В стране почти не осталось Граждан. Ее в основном населяют люди, желающие есть и спать, зарабатывать деньги и свободно действовать в своем ограниченном пространстве, видеть реалии другого мира, но удовлетворяться своими. И договариваться с властью. Поскольку проще дать взятку чиновнику, полицейскому и даже судье, чем отстаивать свои права через коллективные акции, эти акции — от выступлений за политические права до профсоюзного движения — сошли на нет. Этим наше общество отличается от европейских, в которых даже небольшое наступление на социальные права выводит на улицы сотни тысяч человек. Чем индивидуализированнее страна, тем меньше демонстраций. Недовольным не запрещено возмущаться, просто у них практически отсутствует аудитория, которую эти протесты могли бы на что-то подвигнуть.