Школьники Дмитрий Благинин и Дмитрий Пекарев за последние 3 года прошли череду проектных школ, выиграли и проиграли десятки олимпиад, конкурсов и хакатонов. После них на руках оставался прототип или proof-of-concept какого-то продукта: браслета для астматиков, системы предсказания друзей в социальных сетях, технологии генерации адаптивных уроков в школе. Поставленные задачи едва ли можно назвать учебными, а в конечном продукте каждый раз был заинтересован кто-то еще, кроме самих школьников. Однако из сотни проектов лишь единицы продолжили развиваться. Для чего нужны проекты школьников? Стоит ли им развиваться после учебного мероприятия? Мнение участников таких проектов.

В России сложилась система проектной деятельности для школьников, которая состоит из проектных конкурсов, хакатонов и олимпиад. Проектная смена в «Сириусе», форум в Ярославле, Олимпиада НТИ, школы «Лифт в будущее», «Кружковое движение НТИ» – единожды попав в такую тусовку, ты возвращаешься домой с желанием окунуться в эту атмосферу еще раз. И ведь получается – с десятком наших общих друзей мы регулярно встречаемся на выездных школах и конкурсах.

Центральное звено этой системы – проектные смены. На них даются наиболее ценные навыки совместной работы и упаковки решения конкретной проблемы в продукт. На сменах учат планированию работ с помощью диаграмм Ганта, работе с микроэлектроникой и анализу спроса на рынках услуг. С одной стороны, проект – это жизнь школьников как команды. Он помогает развить интеллектуальные ресурсы, организаторские способности и открыть участников миру. С другой стороны, это конкретный результат – создание конечного продукта в перспективе должно дорасти до стартапа или его внедрения.

Эта статья о работе на проектных сменах. Первая проектная смена «Сириус» прошла в 2016 году, в феврале 2017 года была проектная смена для школьников из Уральского федерального округа. В начале смены формируются команды, каждая получает в распоряжение модератора, ресурсную базу и задачу, которую нужно решить. Например, мы решали задачу распознавания личности по данным мозговой активности, пытались дать возможность пользователям сложных технических систем верифицироваться, используя мозговую активность.

Решение каждой задачи состоит из учебного и практического элементов. Учебный элемент частично предопределен образовательной программой. Практический направлен на работу с открытой проблемой, поиск решения задачи. В сочетании этих двух элементов рождается проектная задача. Наша задача в «Сириусе» в качестве учебного элемента предполагала погружение в нейробиологию и машинное обучение. Практический элемент – на основе технологий обработки данных фильтровать сигнал от шумов, верифицировать с помощью специфичных типов нейросетей. Никто в мире не решал практическую задачу в таком контексте, поэтому идеального решения заведомо не существовало. Можно было только писать код и тестировать. Для нас, учеников, это означало, что мы получим от модератора гарантированный багаж навыков, а отсутствие идеального решения задачи позволит двигаться самостоятельно, основываясь на собственных логике и опыте, без подсказок руководителя.

Практические требования к конечному продукту формирует заказчик. Он мотивирует и подстегивает продолжать проект. Заказчиками на проектной смене «Сириуса» были «Генотек», Курчатовский институт, «Московский Политех». Нам казалась реальной идея собрать молодых гениев и предложить им решить задачу по заказу компании, которая интегрирует их решение, и все будут счастливы. Однако системно отдавать разработки на аутсорсинг школьникам невозможно. Какая компания будет решать задачу с помощью не погруженных в тему школьников? Нецелесообразно делать ставки только на результат. Участники школ не обладают всеми компетенциями, которые позволяют сделать полностью удачный продукт. Не у каждого профессионала получается предложить удачное решение с первой попытки. Вы точно хотите доверить систему медицинской диагностики детям?

Но неправильно говорить и о том, что дети не могут сделать действительно востребованные инструменты. Опыт показывает, что багажа знаний и практики, передаваемых за 24 дня, достаточно, если не на разработку промышленного образца, то на создание полезной библиотеки на GitHub. Но такая «детская» разработка содержит в себе лишь проработанные модератором учебные и практические элементы. Это единственный верный баланс сил, когда организация работы и менеджмент остаются на горизонте и не съедают ресурсы у основной задачи.

К тому же участие крупных компаний в проектных школах помогает находить заинтересованных ребят и сразу включать их в свою экосистему. Так в школьном возрасте будущим специалистам приходит понимание перспективных, с точки зрения запросов компаний, векторов развития. Рано или поздно школьник поймет, что престижное в школе олимпиадное программирование на Паскале и промышленное программирование в Яндексе – разные вещи. И чем раньше, тем лучше.

Под руку с модератором и заказчиком пролетают примерно 24 радостных дня. А что дальше? Что делать после того, как все разъедутся? Ответа на этот вопрос не знают ни руководитель проекта, ни участники, ни кто-либо другой. Закладывая проект, руководитель не может предсказать стадию, на которой окажется проект после смены, равно как и проявившиеся умения, способности и интерес участников. Модель развития проекта, разработанная перед сменой, заканчивается. Как правило, на этом заканчивается и сам проект. Школьники готовы отчитаться перед высокопоставленными лицами. Но суть проектной деятельности не в этом. А в том, что ждет проект после школы.

Почему проект не может развиваться без трансформаций?

Во-первых, на сменах руководитель координирует участников. Но лишь небольшое количество проектов после окончания смены и дальше поддерживаются модераторами – не хватает времени, сил, желания работать безвозмездно. Но участники не могут и не должны искать выход для проекта, экспертов, общаться с заказчиками, поддерживать энтузиазм своих товарищей. После смены команды рассыпаются без руководителей.

Во-вторых, меняется состав команды. Часть отвалится, часть будет «вроде как в команде», но на деле тормозить процесс. Когда разработка становится удаленной и задачи равномерно распределяются на всех участников, тормозящее звено должно быть исключено из всего механизма. Нужно в совершенстве владеть педагогикой, чтобы принять такое решение адекватно и взвешенно.

В-третьих, связываться и работать через интернет после всероссийских школ практически невозможно. Работу замедляет любая обыденная деталь – часовые пояса, занятия в школе, ритм жизни. Сама разработка держится на добром слове, и все процессы растягиваются на недели, а иногда вообще забываются. Мы пытались решить проблему таск-менеджерами или ежедневными созвонами в скайпе, огромным количеством бесед в Вконтакте – не вышло. Но проблема не только в отсутствии эффективных инструментов поддержания коммуникации в дистанционном режиме. Проблема в отсутствии мотивации. Когда нет осязаемого стимула, захочется скорее отвлечься от нового хобби, чем пренебречь походом в кино с друзьями. А нагрузка в школе и вовсе не предполагает какие-то проекты на стороне.

В-четвертых, центрам проектной деятельности школьников безумно сложно получить содержательные, актуальные и подходящие задачи от корпораций. В частности, за эффектом «Сириуса» скрываются десятки согласований на разных уровнях с сотнями привилегий для каждой стороны и миллионом поручителей за результат. Если на начальном этапе компания не заинтересована продолжать работу, то убедить ее, особенно без «Сируса», проблематично. Нужны компании, которые действительно живут в логике «Индустрии 4.0» и advanced manufacturing, имеют долгосрочные стратегии управления интеллектуальным капиталом и технических директоров со свежим подходом к работе.

В-пятых, несмотря на то, что после смены выходят мотивированные на работу дети с пылающими глазами, в конечном итоге ситуация такова: «Спасибо за работу, ребятки, расходимся». После каждой проектной смены большая часть наших новых знакомых горела проектом – в результате кто-то объединялся в группы и пытался продолжать проект.

Один из самых сложных моментов в развитии после смены – понимание вектора проекта и его роли в судьбе участников команды. Команда выложила код на GitHub, отправила статью в рецензируемый журнал. Что дальше? Им позвонят из Google с предложением о работе? Нет. Для поддержания интереса, да и просто грамотного развития, необходимо четкое и опытное планирование и понимание того, что проект – игра вдолгую и не приносит результатов сразу. Планирование требуется и во взрослом коллективе, а уж в кругу школьников оно необходимо вдвойне. Еще сложнее разыскать мощности для того, чтобы итоговая разработка воспринималась как собственно отраслевой, а не образовательный продукт. Позиционирование таких вещей – тонкие моменты, которые не прочувствуешь без опыта. Очевидное решение разрабатывать проект самостоятельно тоже не является панацеей. Делать что-то своими силами недостаточно – нужен рычаг мощнее.

Зачем вообще продолжать проект после смены? Действительно, формат удаленной работы проигрывает по продуктивности индивидуальной работе и занятиям в школе, а сама идея привязывать школьника к теме проекта кажется несбыточной и неправильной в условиях того, что проект выполняет профориентационную функцию. Несмотря на это, работа над школьным проектом может значительно помочь развиваться в рамках обозначенной специализации, особенно с учетом экспоненциального роста мотивированности в первые недели после завершения основных образовательных мероприятий на смене. Если говорить о профориентации, то формат работы как раз учит доводить задачи до конца, а не поверхностно порхать от одной темы к другой.

Еще одна причина продолжать проект – потенциальная (или текущая) востребованность результата. Если в процессе разработки рождается уникальный продукт, отвечающий запросам индустрии, то само осознание результатов подталкивает к продолжению работы. Заказчики могут вести ребят в контексте проекта. Все кейсы с успешными специалистами начинались именно с того, что на этой точке ребенка с глазами, полными азарта, замечали и начинали сопровождать.

Предпосылки продолжения проекта после смены. Мы видели, как это работает со стороны школьников… Этим путем мы прошли несколько раз. И, в отличие от методичек, мы можем объяснить, почему даже следуя самым «правильным» разработкам методологов, проект перестает существовать.

Система распознавания личности по данным мозговой активности – проект, который мы делали на школах «Лифта» и смене в «Сириусе», после смены пережил несколько изменений нашего восприятия безопасности. Мы выходили с разработкой на конкурсы, отправляли ее в вузы – старались получить как можно больше критики, рассказывали о результатах на рождественской встрече в АСИ. Сейчас вышли на коммерческую стезю и адаптируем разработку под запросы реальной компании.

Проект развивается после смены только в том случае, если по итогам школы получился презентабельный прототип. Это одно из самых строгих условий, которое требует настолько много усилий и командной работы, что в более жестких условиях реального мира после смены на него попросту не хватает сил. Существующий прототип – это минимальный результат работы, с которым уже можно идти на конкурсы и мероприятия по поддержке школьных проектов.

Обязательно должна быть коллаборация с учителем и заказчиком. В первом случае – потому что характер знаний после смены не всеобъемлющий, а навыки проектирования и работы с заказчиком не отточены. Во втором – чтобы не витать в облаках и иметь площадку для выхода. Очевидно, что вне среды теряется дух командной работы, особенно в свете обозначенных выше проблем удаленной разработки. Внешний менеджмент, особенно через соответствующие сервисы, губителен для проекта. Платформы для полного контроля рабочего процесса на практике не работают. Не работают ровно по причине того, что обозначить общие методы для такого сложного процесса невозможно (методички-то нет).

После проектной смены ученики, как правило, в общем представляют рабочую область и способны планировать технические моменты работы в среде. Но это только технические моменты. Школьники не должны пускаться в бесконтрольное плавание или грезить об обособленном развитии до уровня стартапа. Это несбыточная мечта. Дети есть дети.

Для того чтобы проект был востребованным, мало описать потенциальную потребность на словах. Нужно чтобы у него был потребитель, который понимает, как проект применить, и может его использовать. В терминологии модераторов заказчик не должен обозначать компанию, которая тут же ринется внедрять новоиспеченную школьниками технологию в производство. Большая удача, если вообще удалось дойти до стадии, когда продукт в текущем его состоянии станет кому-то нужен. Например, что делать с медицинскими разработками или проектами по безопасности, которые даже за авторством именитых экспертов не всегда применяют в деле?

А со стороны проектных школ должны быть заданы прозрачные правила игры, когда все стороны знают, что они делают и для чего, а также что они получат в итоге. Школьники, корпорации, вузы – мотивы могут быть свои, иногда очень и очень субьективные, а вот правила игры должны быть общими. По нашему мнению, на этом шаге наиболее важна единая система координат. В частности, сейчас мы с программой «Лифт в будущее» работаем над Вадусом Критикусом – инструментом, который свяжет участников проектных школ и экспертов во время школы и после ее завершения. С помощью сервиса школьники смогут общаться с отраслевыми экспертами на каждом этапе разработки.

Источник: Дмитрий Благинин, Дмитрий Пекарев. Проект школьников. Как им управлять… и почему это почти никому не удается? // Проектория. 07.04.2017. – http://proektoria.online/news/projectnews/proekt_shkolnikov_kak_im_upravlyati_pochemu_eto_pochti_nikomu_ne_udaetsya/