Когда Ю. Цезарь ввел систему военных пенсий в Риме, он вряд ли отдавал себе отчет в том, что создает прецедент, который серьезно усугубит финансовые трудности Римской империи несколько столетий спустя. История современной пенсионной системы, пожалуй, самый масштабный по влиянию на государственные финансы и общественное развитие пример подобного решения.

Первая организованная государством система пенсий по возрасту занятых в частном секторе была введена в Германии в 1889 году. Характерная черта немецкого подхода состояла в том, что социальное страхование было обязательным и основанным на взносах. И работодатели, и работники должны были вносить средства на ее финансирование. Введенная в Германии система базировалась на предшествующей практике существования добровольных фондов взаимопомощи, организуемых гильдиями и рабочими объединениями. Права на пенсию в новой системе основывались на ранее выплаченных взносах. Дания (1891) и Новая Зеландия (1898) ввели систему пенсионирования, ориентированную на целевую помощь бедным[2]. Здесь она финансировалась за счет общих налоговых доходов, предполагала проверку нуждаемости и гарантировала плоский уровень выплат. Эти пенсионные системы в большей степени вытекали из традиционного законодательства о бедных[3].

В последующие годы большинство западноевропейских стран сформировали системы пенсионного страхования, ориентированные на германскую модель; англосаксонские страны (за важным исключением США) и страны Северной Европы в большей степени шли по пути, проложенному Данией и Новой Зеландией. Эти системы решали разные задачи. Германская была ориентирована на сохранение социального статуса работающего после выхода на пенсию, датская, впоследствии введенная в Англии, – на ограничение бедности.

В XX веке происходит постепенное сближение пенсионных систем развитых стран. Там, где они были основаны на страховых взносах (Германия), вводятся гарантии минимальной пенсии, не зависящие от предшествующих взносов. В странах, ориентировавших пенсионную систему на равные пенсии, финансируемые за счет общих доходов, бюджетов, отменяется контроль нуждаемости. В дополнение к плоским минимальным пенсиям вводится система обязательного социального страхования (Великобритания)[4].

В Северной Америке государственная система пенсионирования по старости получила распространение сравнительно поздно. Канада ввела систему, основанную на проверке нуждаемости, не предполагающую страховых взносов, в 1927 году. В Соединенных Штатах правительства штатов начали вводить основанные на критерии нуждаемости пенсионные системы в 1920-х годах. К 1934 году они существовали в 28 штатах[5]. В 1935 году в США введена федеральная система пенсионного страхования.

Характерная черта пенсионных программ – их политическая популярность на этапе становления. Это понятно: выходившие на пенсию работники на протяжении предшествующей трудовой жизни не вносили в полном объеме те платежи, которые обеспечивали им выплату пенсий. Они являлись нетто-бенефициарами введения пенсионной системы. Тяжесть выплат пенсий ложилась на следующее поколение работников. Однако для молодого индустриального общества с ограниченной долей старших возрастных групп это не порождало серьезных политических проблем.

Ф. Рузвельт поддерживал создание системы пенсионного страхования, основанной на взносах, потому что стремился обеспечить ее устойчивую долгосрочную политическую поддержку. Он говорил: «Мы ввели эти начисления на заработную плату с тем, чтобы дать их плательщикам правовые, моральные и политические права на получение своей пенсии. С этим налогом ни один чертов политик никогда не решится ликвидировать мою программу социального страхования»[6].

Хотя практически все индустриальные страны к началу Второй мировой войны имели системы пенсионного обеспечения, во многих из них они были ограничены в отношении доли населения, которая покрывалась пенсионной системой и уровнем предоставляемых пенсионных выплат. Десятилетия, последовавшие за Второй мировой войной, были временем беспрецедентной экспансии уровня покрытия и распространения пенсионных платежей в большинстве развитых стран.

Как и все программы социального страхования, предоставление пенсий по старости предполагает нахождение баланса между социальной защитой и влиянием на стимулы. Выплаты по социальному страхованию защищают старшие возрастные группы от бедности, резкого падения уровня жизни. Но предоставление прав на такие выплаты приводит к изменению поведения и старших возрастных групп, и более молодого населения. Оптимальные размеры и характер системы пенсионного страхования поэтому предполагают нахождение баланса между защитой и отрицательными стимулами[7].

Система пенсионного страхования вводилась как механизм, обеспечивающий возможность существования на случай дожития до возраста неработоспособности. В США к моменту ее введения большинство мужчин в возрасте старше 60 лет работали. Однако, как и в случае со многими другими крупными социальными инновациями, она сама становится фактором снижения уровня занятости в пенсионном возрасте. Среди мужчин в возрасте 60 лет и старше в 1900 году работали 66,1%, в 1930 году – 64,5, в 1960 году – 45,4, в 1990 году – 27,6%[8].

С 1950 по 1990 год возраст выхода на пенсию в наиболее развитых странах снизился с 66 до 62 лет[9]. Коэффициент участия в составе рабочей силы лиц в возрасте 60–64 лет в 1960 году в Бельгии, Нидерландах, Франции превышал 70%. К середине 1990-х годов он снизился до 20%.

Кризис пенсионных систем, сложившихся на этапе индустриального развития, – проблема, порожденная изменением демографической ситуации. Пенсионная система стран–лидеров экономического роста сформировалась на этапе, когда население пенсионного возраста составляло лишь незначительную долю численности работающих (табл. 1).

В этой ситуации относительно небольшие сборы с работающих и работодателей были достаточны, чтобы обеспечить немногочисленным пенсионерам уровень доходов, сопоставимый с тем, который они имели в период трудовой деятельности, с учетом выпадения расходов на обучение детей, приобретение жилья и т. д. (табл. 2).

После завершения демографического перехода на фоне продолжающегося роста продолжительности жизни ситуация радикально меняется. Численность пенсионеров, приходящихся на одного работающего, увеличивается. Рост числа людей, получающих пенсию, или тех, кто в ближайшие годы предполагает выйти на пенсию, создает базу политической поддержки повышения щедрости пенсионных выплат[10].

В современные пенсионные системы встроена тенденция к увеличению расходов. Они созревают, более длительные периоды уплаты взносов увеличивают число получателей пенсий и их размера. По мере демографического перехода увеличивается доля старших групп населения, падает рождаемость, растет продолжительность жизни. Те системы, которые создавались как сравнительно экономичные, требующие лишь скромных взносов для их финансирования[11], становятся обременительными.

Размеры взносов работников и работодателей повышаются, отражая меняющуюся демографическую картину. В свою очередь, увеличение налогов на заработную плату стимулирует занятость в неформальном секторе, рост безработицы. Сокращается число наемных работников, уплачивающих взносы в систему пенсионного страхования, отношение его к численности пенсионеров.

Уровень налогообложения заработной платы, по достижении которого дальнейшее повышение налоговых обязательств, уплачиваемых с заработной платы работниками и работодателями, оказывается невозможным по политическим причинам либо непродуктивным в силу влияния на занятость и налоговую дисциплину, различается в странах – лидерах современного экономического роста, но он везде существует. В США в силу влияния исторических традиций и этнокультурной разнородности населения он ниже[12], в более гомогенных странах континентальной Западной Европы с развитыми традициями социальной солидарности – выше, но к 1980–1990 годам он практически повсеместно оказывается достигнутым. Между тем увеличение доли пожилого населения, имеющего пенсионные права, продолжается по мере выхода на пенсию поколения людей, родившихся в 1945–1965 годах – в период аномально высокой рождаемости, компенсировавшей последствия демографического спада времен Второй мировой войны. Раньше всего это происходит в Японии и Германии, где период послевоенного бума рождаемости был более коротким. Если в 1950 году на 100 человек в возрасте от 20 до 64 лет в Японии приходилось 10% населения в возрасте 65 лет, то к 1990 году этот показатель увеличился до 19%, а по прогнозам на 2025 год – возрастет до 42,9%. В Западной Германии соответствующие показатели: 15,7, 24,1 и 42,2%[13]. Здесь ускорение роста доли старших возрастных групп происходит уже в период 2000–2010 годов, в других развитых странах – в 2010–2020 годах[14]. Этот процесс носит заданный характер и не может быть остановлен[15].

Демографические прогнозы предполагают, что в период до 2030 года нагрузка пенсионеров на работающее население в развитых странах примерно удвоится. По государствам «большой семерки» прогнозируется рост расходов на пенсии с 6,7% ВВП в 1995 году до 10,7% ВВП в 2030 году[16]. По прогнозам ОЭСР, расходы на социальное обеспечение вырастут с 18,3% ВВП в 1990 году до 25,5% в 2050 году при реализации базового сценария. При более быстром росте они увеличатся до 23,7%, при более низком – до 30,4%. С 1990 по 2050 год расходы на социальное обеспечение будут ежегодно расти в среднем на 1,9% в реальном выражении, включая 1,3% ВВП за счет роста ВВП и 0,6% – за счет роста доли этих расходов в ВВП[17].

Повышение пенсионных обязательств в предстоящие десятилетия задано логикой созданной в конце XIX – первые десятилетия XX века системы пенсионного обеспечения. Но его невозможно профинансировать за счет дальнейшего повышения уровня налогообложения заработной платы. В этом фундаментальная проблема устойчивости социальных институтов, созданных в индустриальную эпоху в условиях постиндустриального общества.

Еще один аспект, по которому формирование распределительной пенсионной системы в условиях стареющего населения постиндустриального общества оказывает значительное влияние на долгосрочные перспективы развития, – это динамика нормы сбережений. Доля инвестиций в ВВП – один из факторов, тесно связанных с темпами экономического роста. Национальные нормы инвестиций тесно коррелируют с национальными нормами сбережений[18]. Для стадии индустриального развития было характерно повышение доли сбережений и инвестиций в валовом внутреннем продукте по сравнению с показателями, характерными для аграрного общества. На постиндустриальной стадии ситуация меняется. В большинстве стран-лидеров доля сбережений в валовом внутреннем продукте начинает сокращаться. М. Фелдстейн в своих работах показывает связь снижения сбережений с введением щедрых распределительных пенсионных систем[19].

В какой степени ему это удалось доказать, устранив возможное влияние других факторов, – предмет обсуждения в экономической литературе двух последних десятилетий. Но то, что полноценное формирование распределительных пенсионных систем объективно создает стимулы к ограничению сбережений на старость и именно на постиндустриальной стадии проявляется тенденция к снижению частных сбережений, вряд ли является простым совпадением[20].

Одним из направлений реформ, призванных разрешить это противоречие, является попытка усиления связи объема уплаченных взносов в систему пенсионного страхования и объема пенсионных прав, устранение из системы пенсионного страхования перераспределительных элементов. В наиболее последовательной форме такие реформы предполагают введение накопительной пенсионной системы, где объем пенсионных прав определяется размером взносов и принятыми работником решениями об инвестировании пенсионных сбережений. Устранение перераспределительных элементов позволяет изменить отношение и работников, и работодателей к страховым платежам. Если объем пенсионных прав однозначно определяется взносами, они лишаются налогового характера, приобретают роль налоговой льготы для средств, направляемых на долгосрочные накопления, обеспечивающие доходы в старости. Это позволяет устранить антистимулы занятости в формальном секторе, выплате страховых платежей.

Чили – страна, пенсионная реформа в которой положила начало многолетним дебатам по вопросу о целесообразности и возможности перехода к накопительной системе пенсионного страхования. Здесь в 1970-х годах ставки взносов в систему распределительного пенсионного страхования достигли высокого уровня и стимулировали уклонение от налогов. С 1981 года в Чили перешли к использованию накопительной системы пенсионного страхования. Каждый работающий вносил 10% заработка на пенсионный сберегательный счет в выбранном им фонде. Кроме того, необходимо было платить около 3% заработка на страхование на случай инвалидности и потери кормильца и для покрытия управленческих расходов фондов. К моменту выхода на пенсию на индивидуальном счете накапливается сумма, обеспечивающая получение доходов в старости. По определению дефицит в такой системе невозможен[21].

Переход к накопительной системе серьезно изменяет отношение и работников, и работодателей к платежам, направленным в накопительную пенсионную систему, особенно в тех случаях, когда работнику предоставлена существенная свобода выбора порядка хранения и инвестирования средств накопительной пенсионной системы, гарантировано право наследования накопленных в ее рамках сбережений. Эти отчисления во многом перестают восприниматься как налог и становятся дополнительным элементом оплаты труда. Возникают предпосылки преодоления противоречия между ростом потребностей пенсионной системы в финансовых ресурсах в постиндустриальную эпоху и невозможностью дальнейшего повышения налогового бремени на оплату труда. Прямая связь объема пенсионных прав будущих пенсионеров с их взносами в накопительную пенсионную систему обеспечивает ее устойчивость. Возможность ее сохранения в существенно меньшей степени, чем при распределительной системе, зависит от долгосрочных демографических тенденций роста доли пожилых в численности населения.

Преимущества накопительной пенсионной системы очевидны и предельно важны для постиндустриального общества с быстро стареющим населением и высокой государственной нагрузкой на экономику. Однако ее широкому внедрению в странах-лидерах современного экономического роста препятствует одно фундаментальное обстоятельство. Если отчисления в пенсионную систему накапливаются на индивидуальных счетах работников, они не могут быть использованы для финансирования текущих обязательств перед нынешними пенсионерами. Для старших возрастных групп работающих возможности накопить средства, достаточные для обеспечения хотя бы нынешних пенсионных прав, также ограниченны. Остроту проблем, связанных с реформированием пенсионной системы, ярко высвечивают масштабы накопленных развитыми странами пенсионных обязательств, в большинстве случаев существенно превышающих объемы их нынешнего государственного долга.

Из стран-лидеров современного экономического роста лишь Великобритания предприняла серьезные шаги в области пенсионной реформы (реформа 1986 года), направленные на обеспечение права выхода работников и работодателей из государственной системы пенсионного страхования, перехода в частные системы пенсионного страхования, обеспечивающие существенное усиление связи пенсионных прав и фактически произведенных взносов[22]. В подавляющем большинстве остальных стран-лидеров реформы носили значительно более ограниченный характер.

Наряду с продолжающейся идеологической дискуссией по вопросу об эффективности накопительных пенсионных систем, оправданности ограничения перераспределительных механизмов, обеспечивающих социальную солидарность, ключевым фактором, сдерживавшим пенсионные реформы в странах-лидерах, был вопрос об их цене и так называемом «двойном платеже»[23]. Переход к накопительным пенсионным системам означает, что, по меньшей мере, часть платежей, которые будет производить нынешнее поколение работающих, пойдет на их собственные счета и финансирование их собственных пенсий, а не на выплату пенсий нынешнему поколению пенсионеров. Но отменить обязательства перед последними в условиях демократического общества невозможно. Значит, для перехода на накопительную систему пенсионирования нужны финансовые ресурсы, позволяющие в ее ходе обеспечить выполнение уже принятых обязательств перед нынешними пенсионерами и старшим поколением работников, которое не будет иметь возможности формировать достаточные фонды в системе накопительного пенсионного страхования.

Если учесть объемы пенсионных обязательств, накопленных в странах-лидерах современного экономического роста, становятся ясными масштабы этой проблемы, особенно в условиях выхода налогового бремени на верхние пределы возможного и растущих социальных обязательств по направлениям, не связанным с пенсионной системой. Даже республиканская администрация США Дж. Буша-младшего, в начале своей деятельности активно обсуждавшая возможности частичной трансформации американской системы пенсионного страхования в накопительную, пока не решилась сделать серьезных шагов в этом направлении. И именно из-за нерешенности вопроса об источниках финансирования переходных процессов.

В ситуации, когда возможности наращивания налогов исчерпаны, обязательства растут и будут расти, а глубокая реформа либо невозможна, либо крайне сложна, правительствам приходится идти на частичные и непопулярные изменения в пенсионных системах – повышать пенсионный возраст, требования к числу лет работы, необходимому для получения нормальной пенсии, снижать уровень льгот, предоставляемых различными специальными пенсионными системами, снижать отношение средней пенсии к средней заработной плате.

Особенно рельефно проблемы функционирования систем социальной защиты, такие, как дестимулирование занятости, зарегулированность рынка труда, неспособность провести диктуемые финансовыми ограничениями реформы, проявляются в регионе, который был местом возникновения системы социальной защиты, – в континентальной Западной Европе.

Это еще одно подтверждение связи продолжительности существования систем социальной защиты с остротой проблем, возникающих на постиндустриальной стадии. Здесь давление финансовых проблем заставляет даже политиков, традиционно выступавших за экспансию социальных обязательств, инициировать малопопулярные реформы, направленные на их ограничение. В Германии налоги на заработную плату составляют 42% ее величины, государственные финансы в глубоком кризисе. Германия не может привести размеры дефицита бюджета в соответствие с маастрихтскими критериями. В этой ситуации неудивительно, что лидер германских социал-демократов канцлер Г. Шрёдер говорит о том, что «мы не можем продолжать сохранять существующую систему: никаким образом мы не можем избежать изменений… мы должны сказать „до свидания“ многому из того, что стало дорого для нас, но также, к сожалению, слишком дорогостояще… мы должны изменить нашу ментальность и научиться смотреть в лицо реальности… демографический спад и старение населения скоро сделают нашу систему здравоохранения, пенсионную систему непозволительно дорогими… многое придется изменить… нет разумной альтернативы»[24].

С начала 1980-х годов, когда кризис пенсионных систем стал очевидным, идет процесс повышения пенсионного возраста (Германия, Греция, Италия, Португалия, Великобритания), минимального срока работы, необходимого для получения полной пенсии (Германия, Греция, Италия), ужесточения условий более раннего пенсионирования (Франция, Германия). Отношение средней пенсии к зарплатам было снижено за счет введения более жестких механизмов индексации (Австрия, Финляндия, Франция, Германия, Греция, Италия, Нидерланды). Происходит сокращение периода, в течение которого более длительная работа предусматривает увеличение базы предстоящих пенсионных выплат (Австрия, Финляндия, Франция, Италия, Нидерланды, Португалия, Великобритания), сокращаются пенсионные привилегии занятых в государственном секторе (Финляндия, Греция, Италия, Португалия)[25].

Старшие возрастные группы целеустремленны в выборе своих политических приоритетов. Важнейшим для них является то, что относится к государственным субсидиям, направляемым пенсионерам. Многие политики убеждены, что голосование старших возрастных групп в большей степени зависит от позиции кандидатов по отношению к пенсионному обеспечению, чем позиция любой другой группы по любому другому поводу. Журнал «Форчун» провел опрос 329 знатоков внутренней жизни Вашингтона (членов конгресса, его аппарата, высокопоставленных сотрудников Белого дома)[26]. Опрашиваемых просили оценить влияние 120 групп интересов на политические решения. Результаты показали, что Американская ассоциация пенсионеров – сильнейшее лобби в Вашингтоне[27].

Особенно серьезными являются политические препятствия на пути пенсионных реформ в странах, где они носят более щедрый характер, отношение средней пенсии к средней заработной плате высоко, а роль выплат из пенсионной системы велика для значительной доли населения, включая политически влиятельных избирателей средних классов. Это характерно для континентальной Европы[28]. Здесь группы давления, ориентированные на сохранение существующих пенсионных режимов, как правило, способны оказать на правительство давление, чтобы заставить его либо отказаться от инициатив по ограничению пенсионных обязательств, либо сделать их существенно менее радикальными.

Политическая непопулярность мер, связанных с ограничением пенсионных обязательств, дает сильный инструмент борьбы тем участникам политического процесса, которые поддерживают существующие установления. Развитие событий во многих западноевропейских странах показало, что даже слабое рабочее движение способно породить массовый протест против попыток правительства ограничить социальные программы. Франция – наглядный пример этого. При доле членов профсоюзов, составляющей менее 15% рабочей силы, и внутренней разделенности профсоюзного движения оно слабо. Однако когда дело доходило до мобилизации общественности вокруг проблем, связанных с социальной защитой и пенсионной системой, французские профсоюзы неоднократно оказывались способными остановить предлагаемые правительством реформы.

Таким образом, в условиях постиндустриального мира правительства оказываются под двойным давлением: с одной стороны, тенденции старения населения, глобальная налоговая конкуренция вынуждают их сокращать или, по меньшей мере, ограничивать рост уровня социальных расходов; с другой стороны, непопулярность таких мер и объективные трудности осуществления изменений создают серьезные – часто непреодолимые – препятствия на пути введения ограничительных мер.

Неприятное сочетание невозможности дальнейшего роста налоговой нагрузки, трудности повышения пенсионного возраста и снижения отношения средней пенсии к средней заработной плате сужают свободу маневра в поиске источников финансирования распределительной системы в процессе перехода к накопительной системе. 30–70 лет назад, когда наиболее развитые страны нынешнего мира формировали свои пенсионные системы, они обладали широкой свободой маневра, могли легко пойти по пути развития накопительного страхования, избежав возникновения одной из наиболее острых экономических и политических проблем, с которой столкнулись в конце XX – начале XXI века. В то время эти долгосрочные проблемы не были и, по-видимому, не могли быть осознаны. В этом тяжелое бремя лидерства: приходится учиться на своих ошибках. Для стран догоняющего развития, к которым относится и Россия, возможность извлечь уроки из опыта тех, кто уже прошел свой путь проб и ошибок, начать решать долгосрочные проблемы до того, как они в полной мере проявились, стали трудно управляемыми, – серьезное преимущество.

[1] Полный текст статьи Е. Т. Гайдара «Богатые и бедные. История пенсий» был опубликован в журнале «Вестник Европы». 2003. № 10.

[2] Bonoli G. The Politics of Pension Reform. Cambridge University Press, 2000. P. 10. При демонстрации тренда конвергенции пенсионных систем после Второй мировой войны. См.: Overbye E. Risk and Welfare: Examing Stability and Change in «welfare» poli-cies: Diss. for the Dr. Polit. Degree / Fac. of social sciences, univ. of Oslo. Oslo: Unopub, 1998.

[3] Bonoli G. The Politics of Pension Reform. Cambridge University Press, 2000. P. 12.

[4] Bonoli G. The Politics of Pension Reform. Cambridge University Press, 2000. P. 10, 11.

[5] Feldstein M., Liebman J. B. Social Security. NBER Working Paper, 8451.

[6] Rappaport A.M., Schieber S.J. (eds.). Demography and Retirement: The Twenty-First Century. Westport-Connecticut-London: Praeger, 1993. P. 120.

[7] Feldstein M., Liebman J. B. Social Security. NBER Working Paper, 8451.

[8] Rappaport A.M., Schieber S.J. (eds.). Demography and Retirement: The Twenty-First Century. Westport-Connecticut-London: Praeger, 1993. P. 75, 76 (Labor force participation of men age 60 and over).

[9] Latulippe D. Effective retirement age and duration of retirement in the industrial countries between 1950 and 1990, Issues in Social Protection, Discussion paper № 2. Geneva, ILO. 1996.

[10] Как справедливо пишет Виленски: «Если есть один фактор роста расходов на поддержание благосостояния, влияние которого является наиболее сильным, – это доля старших возрастных групп населения. Экспансия государства благосостояния – проявление сильных позиций старших возрастных групп в современном обществе». (См.: Wilensky H. L. Тhe Welfare State and Equality. Structural and Ideological Roots of Public Expenditures. Berkeley-Los Angeles-London: University of California Press, 1975).

[11] В США к моменту введения системы социального страхования начисления от заработной платы, призванные ее финансировать, составляли лишь 2 процентных пункта от выплат наемным работникам.

[12] Приближение к такому пределу США было очевидным с середины 1970-х годов. При обсуждении поправок к Закону «О социальном страховании» 1977, 1983 годов поправки пришлось ориентировать на снижение выплат, а не на дальнейшее увеличение обложения зарплаты. (См.: Rappaport A.M., Schieber S.J. (eds.). Demography and Retirement: The Twenty-First Century. Westport-Connecticut-London: Praeger, 1993. P. 120).

[13] Rappaport A., Schieber S. (eds.). Demography and Retirement: The Twenty-First Century. Westport-Connecticut-London: Praeger, 1993. P. 261.

[14] Дж. Кейнс отметил, что изменение численности населения – единственная вещь, которую можно предсказывать с «разумной уверенностью».

[15] Peacock A.T., Wiseman J. The Growth of Public Expenditure in the United Kingdom. Princeton: Princeton University Press, 1961. P. 145.

[16] Koch M., Thimann C. From Generosity to Sustainability: The Austrian Pension System and Options for its Reform. IMF Working Paper, 1997.

[17] Международное бюро труда. Женева. Труд в мире. 2000. Обеспечение дохода и социальная защита в меняющемся мире. М., 2001. С. 60–61. Работа Фелдстейна и Хориоки продемонстрировала тесную связь национальных сбережений с национальными инвестициями. (См.: Feldstein M., Horkia C. Domestic Saving and International Capital Flows. Eco-nomic Journal 90 (June 1980). P. 314–329).

[18] О взаимосвязи развития пенсионных систем и снижения нормы сбережений см.: Feldstein M. Fiscal Policies, Capital Formation and Capitalism. Working Paper № 4885. 1994. P. 18–19.

[19] То, что сбережения на старость были важнейшим фактором, определявшим их динамику в XIX – начале XX века, – факт известный и хорошо документированный.

[20] Международное бюро труда. Женева. Труд в мире. 2000. Обеспечение дохода и социальная защита в меняющемся мире. М., 2001. С. 120.

[21] По международным стандартам английская пенсионная реформа 1986 года – одно из самых радикальных отступлений от традиционных для Западной Европы послевоенных подходов к социальной политике. В результате британские занятые имеют возможность выйти из второго уровня государственной пенсионной системы или из своих профессиональных систем и принять решение об организации собственного пенсионного страхования. Это сокращает перераспределительные функции пенсионной системы и роль правительства как гаранта пенсионного обеспечения. Предоставление права выхода означает, что меньше людей платят в государственные системы пенсионного страхования. Это, в свою очередь, ограничивает их возможности выполнять существующие и предстоящие пенсионные обязательства и создает дополнительные стимулы для выхода из государственной системы. Именно в результате введения новой пенсионной системы Великобритания сегодня – единственная промышленная страна, которая не имеет финансовых проблем с выполнением будущих пенсионных обязательств.

[22] О проблеме двойного платежа как препятствия на пути к накопительной пенсионной системе см.: Bonoli G. The Politics of Pension Reform. Cambridge University Press, 2000. P. 25.

[23] The Economist. 7th – 13th June. 2003.

[24] Kopits G. Are Europe, s Social Security Finances Compatible with EMU? IMF Paper on Policy Analysis and Assessment. 1997. P. 6.

[25] Форчун. 1997. № 8 (декабрь). С. 146.

[26] Mullegan C.B., Sala-I-Martin X. Social Security in Theory and Practice (I): Facts and Political Theories. NBER Working Paper, April 23 1999. P. 13.

[27] По расчетам Малигана и Салла-и-Мартина (1999 год), в США правительства разного уровня тратят на поддержку тех, кому больше 65 лет, примерно 10% ВВП, включая социальное страхование – 5% ВВП, программу «Медикер» – 2% ВВП и другие выплаты. Но по международным нормам это скромная доля. Государственные пенсии в Италии составляют 13% ВВП, в Швеции – 16, в Бельгии – 20% ВВП.

[28] Bonoli G. The Politics of Pension Reform. Cambridge University Press, 2000. P. 2.