Инициатива сверху

Чтобы в нашей стране стал возможен мирный переход к рынку, частной собственности, политическому плюрализму, нужна была инициатива сверху. Такая инициатива была проявлена. Крушение социалистической системы, основанной на страхе перед репрессиями, произошло благодаря начатой М. С. Горбачевым политике гласности и демократизации. В процессе горбачевской «перестройки» многие россияне почувствовали вкус к свободе, у них появилась надежда на то, что и на своей земле можно жить не хуже, чем в Европе. Закончилась «холодная война». На месте СССР возникли 15 независимых государств. Идея построения коммунистического общества на территории СССР и в странах Восточной Европы потерпела фиаско. Будем надеяться, навсегда.

М. С. Горбачев был избран Генеральным секретарем ЦК КПСС 11 марта 1985 года. В тот момент Политбюро на 80% состояло из людей Л. И. Брежнева. Каждый второй член высшего эшелона власти начал свою партийную карьеру еще при И. В. Сталине. Неудивительно, что уже в первые месяцы после избрания Горбачев начал кадровые перестановки, вводя во властные структуры своих сторонников.

Реформаторское крыло в Политбюро представлял А. Н. Яковлев, настроенный на изменение политической системы СССР в духе западной социал-демократии. Именно под его влиянием М. С. Горбачев решился на политику гласности в прессе, ставшей катализатором не только реформ, но и отказа от догм социализма. В «мозговой штаб» Горбачева входили помощники генсека В. И. Болдин, Н. Б. Биккенин, В. А. Медведев, А. И. Лукьянов, философ И. Т. Фролов, историки Г. Х. Шахназаров и А. С. Черняев, экономисты Л. И. Абалкин, А. Г. Аганбегян, С. С. Шаталин, Н. Я. Петраков и др. Это были люди с разными идеологическими установками и интеллектуальным багажом.

На первом этапе М. С. Горбачев и его сторонники могли проводить любые решения благодаря той монополии на власть, которой в СССР обладало Политбюро ЦК КПСС. Партийная дисциплина обеспечивала исполнение решений на всех уровнях – от ЦК до партийной организации предприятия. Вопрос о широкой социальной поддержке перед Горбачевым и его единомышленниками тогда не стоял.

Гласность

В 1985–1986 годы М. С. Горбачев и его сторонники в Политбюро и аппарате ЦК думали исключительно о совершенствовании социализма, задача построения которого не подвергалась сомнению. Они хотели совместить несовместимое – тоталитарный социалистический строй и элементы демократии и рынка.

Но они сделали главное – позволили людям говорить правду. В стране, где каждая печатная строчка, каждая фраза диктора подвергались цензуре, случилось неслыханное – власть разрешила публиковать статьи о вопиющих случаях бесхозяйственности. Журнальные и газетные страницы заполнились разоблачительными материалами: о дефиците товаров и продуктов питания, об очередях, о принудительном труде и массовом алкоголизме. Появились крамольные публикации о снижении реальных темпов роста экономики СССР, огромной материало- и энергоемкости народного хозяйства, низкой по сравнению с зарубежными странами производительности труда.

Профессор В. Д. Патрушев[1] писал, что на приобретение покупок население расходует 65 млрд человеко-часов, в которые не входит время на поиск нужных товаров. Это соответствует годовому фонду рабочего времени 35 млн человек, занятых в народном хозяйстве. Доктор экономических наук О. Р. Лацис отмечал, что в очередях в СССР «работает» столько же человек, сколько во всей промышленности, – 37,6 млн[2]. По подсчетам профессора З. В. Коробкиной, «общие потери картофеля в период вегетации, уборки, хранения, транспортирования и реализации составляли 50–70% биологического урожая этой культуры»[3].

Авторы журналов «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Знамя» подвергли переоценке итоги экономического развития СССР за последние десятилетия. Этот период был назван «застоем». Заговорили даже о кризисе плановой системы хозяйства. Предлагали вместо госплановских директивных заданий ввести свободные договорные отношения между предприятиями, наладить оптовую торговлю средствами производства.

Другая тема официальной печати того времени – принудительный труд. Вот выдержка из письма, опубликованного в «Комсомольской правде»: «У нас в Туркмении хлопок – основная культура… и школы, и средние специальные учебные заведения, и вузы останавливают учебный процесс с первой декады сентября до начала декабря и рассчитанную на 9 месяцев программу проходят за 6 месяцев»[4].

Писали о резком росте потребления алкоголя. «С 1940 по 1980 год население страны увеличилось на 35%, а производство алкогольных напитков возросло в несколько раз! Значит, примерно во столько же раз увеличился спрос!»[5]

Экономическая публицистика сыграла важную роль в формировании у населения антибюрократических, антиноменклатурных настроений. В советский период высшим «сословием» в обществе была так называемая номенклатура – достаточно узкий круг руководителей, которые назначались на свои должности с согласия соответствующих партийных комитетов. Номенклатура была высшим высшей прослойкой по отношению к другим профессиональным группам[6]. Было артикулировано прежде смутное ощущение противоречия интересов широких слоев населения и партийно-хозяйственной номенклатуры.

Карьерный рост партийных работников в те годы проходил по известной схеме: председатель профкома – инструктор райкома КПСС – директор предприятия – секретарь обкома – заместитель министра. Формально эти люди были обычными членами общества, а реально занимали привилегированное положение. Партийно-хозяйственная элита обеспечивалась за общественный счет персональным транспортом, путевками в элитные санатории. Она в конвертах получала «материальную помощь», по «смешным» ценам в специальных распределителях приобретала дефицитные товары.

Но главное – в условиях социализма интересы партхозноменклатуры разительно отличались от чаяний народа. В речах партийных функционеров было много фраз, демонстрировавших заботу партии о нуждах рабочих и колхозников. Но на практике партийные чиновники и директора предприятий в подавляющем большинстве руководствовались только соображениями своей карьеры. Основная забота сводилась к сохранению руководящего кресла, а для этого нужно было любым способом (приписками, очковтирательством) отчитаться о выполненном задании, чтобы не выглядеть в глазах начальства отстающим. Именно отчитаться, а не добиться реальных успехов.

Публицистика дала ясное представление о пропасти между словом партии и ее делами. Возникло понимание неэффективности действовавшей административно-командной системы управления экономикой. Люди задумались о причинах отторжения достижений научно-технического прогресса, об отсутствии стимулов к труду, отчуждении рабочего класса и крестьянства от средств производства, о причинах низкого уровня жизни. В общественном сознании сформировалось представление: «Так жить нельзя!»

Ресурсы «под себя»

Сложившаяся еще при Сталине система директивного планирования производства, которая якобы должна была действовать по принципу «план – это закон», уже к середине 1980-х годов выродилась в систему административных торгов. Спущенные из Госплана задания по мере их «разверстки» по республикам, областям, министерствам и предприятиям корректировались в зависимости от авторитета и личных связей руководителей, их умения «выбить» ресурсы или, наоборот, «отбиться» от увеличения плана. К концу года в Москву приезжали десятки тысяч «декабристов» – руководителей предприятий. Их целью было скорректировать не выполненные «по объективным» причинам плановые задания. Подавляющее большинство добивалось поставленной цели и даже получало в конце года премию за выполнение скорректированного плана.

Обязательные плановые задания порождали у руководителей предприятий и министерств абсурдную мотивацию. Причинно-следственная цепочка была такова. Объем выпущенной предприятием продукции исчислялся в фиксированных директивных ценах. Эти цены утверждал Госкомцен исходя из плановых затрат, рассчитанных на основании нормативов трудовых и материальных затрат. Проекты нормативов разрабатывали сами предприятия, а утверждало министерство. Проверить нормативы, расписанные для миллионов технологических операций, по сотням тысяч видов продукции в конкретных условиях того или иного завода, физически было невозможно. Поэтому предприятия представляли на утверждение проекты нормативов с большим «запасом». Попутно в директивные цены с лихвой закладывалась «плановая прибыль».

В таких условиях снижение затрат на выпуск продукции противоречило интересам руководителей. Ведь они отвечали своими креслами прежде всего за выполнение плана по «валовому выпуску», то есть по совокупной стоимости выпущенной продукции. Чем больше затраты – тем выше плановая стоимость изделий, значит, проще выполнить план «по валу». Зачем биться за повышение производительности труда, если проще и надежнее завысить проекты нормативов и ублажить кого надо в министерстве…

Чем больше ресурсов в распоряжении директора предприятия, тем выше вероятность выполнения директивного плана. Директор, завышая нормативы, вручая подарки и давая взятки министерским чиновникам, старался получить дополнительные лимиты на численность персонала, наряды на оборудование и сырье. Отсюда высокая материалоемкость и трудоемкость продукции советских предприятий в сравнении с зарубежными.

Когда в стране все тянут ресурсы «под себя», общая потребность в них стремительно растет, а продукции производится все меньше и меньше. Дефицит господствовал не только в магазинах, но и на заводах и стройках. В дефиците были станки, металл, лес, строительные материалы.

План по «валу» было выполнить легче, если предприятия производили давно освоенную и нередко устаревшую продукцию. Поэтому выпускались допотопные станки, примитивная бытовая техника, низкокачественная обувь и одежда. В стране было много талантливых инженеров, ученых, изобретателей, но их талант наталкивался на непробиваемую стену незаинтересованности, косности, бюрократических согласований и безразличия. Антистимулы к инновациям блокировали массовый выпуск продукции, сходной по характеристикам с западными аналогами. Отчетливо была видна разница в качестве отечественных и импортных телевизоров, радиоприемников, автомашин. Показательный пример: отраслевые институты Минавтопрома двадцать лет разрабатывали новую модель автомобиля «Москвич». Тем не менее качество его было настолько низким, что его отказывалась покупать даже вассальная Чехословакия.

Взамен рынка при социализме была создана система фондового распределения продукции во главе с Госснабом. Это огромное влиятельное ведомство было предназначено для координации производства и потребления продукции. Однако крайне неэффективный бюрократический порядок согласования приводил к накоплению огромных объемов невостребованной продукции.

Военно-промышленный комплекс

Особую экономическую сферу в СССР составлял военно-промышленный комплекс (ВПК), который включал тысячи заводов, конструкторских бюро, научно-исследовательских институтов. Там концентрировалось все лучшее. Политбюро не жалело денег на закупку для них самого современного оборудования. В институтах и КБ за счет высокой зарплаты и приоритетного снабжения удавалось реализовать высокотехнологичные проекты в сфере вооружений. Вся экономика страны работала на ВПК. Доля расходов на военные нужды рассчитывалась разными способами, все факторы учесть было невозможно, поэтому цифры существенно различались. Так, бывший премьер-министр СССР В. С. Павлов определяет эту цифру в 34–36% национального дохода страны[7], М. С. Горбачев – в 23–30%[8]. Называлось и такие цифры: 15–20% ВНП[9].

О противоречивости статистики военных расходов пишет С. Г. Кара-Мурза: «Министр иностранных дел Шеварднадзе заявил в мае 1988 г., что военные расходы СССР составляют 19% ВНП, в апреле 1990 г. Горбачев округлил эту цифру до 20%. В конце 1991 г. начальник Генерального штаба Лобов объявил, что военные расходы СССР составляют одну треть и даже более от ВНП (260 млрд рублей в ценах 1988 г., то есть свыше 300 млрд долларов). Хотя ни один из авторов вышеприведенных оценок никак их не обосновывал, эти оценки охотно принимались на веру общественностью»[10]. Несмотря на различие в оценках, очевидно, что эти расходы были чрезвычайно высокими.

При этом в ВПК к началу 1980-х годов также обозначились признаки неблагополучия. В то время развитые страны Запада переживали «компьютерную революцию», а советская экономика оставалась на индустриальной стадии, приоритеты в развитии отдавались машиностроению, энергетике, металлургии. Соответствующий профиль складывался и у предприятий ВПК – «умного» и высокоточного оружия они производить не умели. Вооружения выпускалось много, но за исключением некоторых типов самолетов и ракет оно было морально устаревшим. В итоге СССР, выйдя на передовые позиции в мире по производству вооружений, мог предложить на рынок только оружие вчерашнего дня, которое приобретали в основном страны Азии и Африки.

Потребление и расслоение

Возможности граждан обменять свои рубли на товары зависели от их социального положения. Как уже отмечалось, партхозноменклатура могла отовариться в распределителях или использовать для продовольственного обеспечения свой статус. Секретарю райкома достаточно было намекнуть директору райторга о своих потребностях, чтобы необходимый товар был доставлен ему на дом.

Существовала и другая социальная группа, приспособившаяся к жизни в условиях всеобщего дефицита и даже получавшая от этого немалую выгоду. Цеховики, руководившие на предприятиях неучтенными производствами, частные врачи, портные к середине 1980-х годов обеспечивали значительную часть спроса на услуги. Доходы теневой экономики оценивались в 80 млрд рублей и были сравнимы с финансированием отдельных статей бюджета СССР. Особенно криминализированы были торговля и сфера обслуживания.

Для остальных граждан рубли постепенно превращались в фантики, на которые в магазинах мало что можно было купить. Для приобретения товара хоть сколько-нибудь удовлетворительного качества нужны был блат, связи, знакомства. Простые люди не покупали, а пытались «достать» необходимое, «записаться в очередь», узнать, что, когда и где «будут давать». Заработанные деньги, которые граждане не могли потратить на нужные им товары, оседали на сберкнижках. Но в массе своей люди не понимали, что эти рублевые накопления не имеют реальной ценности, так как не обеспечены товарами.

Несмотря на официально провозглашенное построение бесклассового общества, в стране фактически сложилось привилегированное и вполне обеспеченное сословие. К нему относились представители власти, работники торговли, криминальные авторитеты. Эта объективная реальность остро ощущалась народом.

Попытка «ускорения»

М. С. Горбачев и реформаторы из его окружения осознавали пороки советской экономической системы. В своих мемуарах они писали о том, что в ЦК КПСС поступало много докладов отраслевых и межотраслевых институтов, авторы которых предлагали децентрализацию управленческой модели. Но на первых порах команда Горбачева попыталась использовать привычные административные рычаги под лозунгом «ускорения». В конце 1985 года для повышения эффективности использования машинного парка началась кампания по аттестации рабочих мест, переводу предприятий на трехсменную рабочую неделю. На предприятиях вводился государственный контроль за качеством продукции. К январю 1987 года госприемка действовала на всех крупных предприятиях. Однако очень скоро она свелась к даче взяток контролерам, и от нее пришлось отказаться.

В мае 1985 года началась антиалкогольная кампания. Готовилась она давно, еще со времен Ю. В. Андропова. По планам производство спиртного к 1990 году должно было сократиться вдвое. С пьянством боролись административно-принудительными методами. Ужесточили наказания за пьянство на работе, развернули кампанию в прессе. Тут же начались «перегибы»: в винодельческих совхозах Крыма, Молдавии, Краснодарского края вырубили виноградную лозу ценнейших пород. Кампания хотя и привела к сокращению производственного и транспортного травматизма, но нанесла сильнейший удар по бюджету. Цифры бюджетных потерь резко расходятся: М. С. Горбачев называл 37 млрд рублей, Н. И. Рыжков – 67 млрд, В. С. Павлов – 200 млрд[11]. К осени 1988 года правительство было вынуждено снять ограничения на продажу спиртных напитков.

В начале 1986 года у М. С. Горбачева и его сторонников в ЦК возобладало мнение, что управление советской экономикой неэффективно, потому что слишком громоздко. Численность партийно-государственного аппарата превышала 18 млн человек. Началась реорганизация министерств и ведомств – любимая бюрократией игра в перестановку квадратиков на схемах подчинения. В ноябре 1985 года были ликвидированы шесть сельскохозяйственных ведомств и учрежден Госагропром СССР – монстр, сконцентрировавший в своих руках всю аграрную сферу. В августе 1986 года Министерство строительства СССР было «районировано», на его базе создали четыре министерства, ведавших строительством в разных районах СССР[12].

Одновременно создавались новые управленческие структуры: Бюро Совмина СССР по машиностроению, Государственный комитет по вычислительной технике и информатике, Главное управление по созданию и использованию космической техники для народного хозяйства и научных исследований. Несколько строительных министерств были объединены по типу Госагропрома и составили суперминистерство – Госстрой. В сентябре 1986 года была создана Государственная комиссия по внешней торговле, на которую возложили контроль и координацию деятельности всех министерств и организаций, занимавшихся экспортом. Она объединила 20 министерств и 79 крупных корпораций, став еще одним суперминистерством. Как показала практика, ощутимого эффекта подобная реорганизация не дала, да и не могла дать, численность партийно-бюрократического аппарата серьезно не уменьшилась.

5 мая 1986 года в духе «борьбы с проявлениями буржуазных пережитков» вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении борьбы с извлечением нетрудовых доходов». Власти обрушились на «шабашников» и «хапуг», запретили вы¬воз продукции из одного региона в другой. В борьбе местной администрации с «нетрудовыми доходами» пострадало личное подсобное хозяйство граждан. В результате еще более обострился дефицит продуктов питания.

Указ и особенно рвение властей при его исполнении противоречили Закону СССР «Об индивидуальной трудовой-де¬ятельности в СССР», который был принят 19 ноября 1986 года и введен в действие 1 мая 1987 года. Но уже первые попытки снять железную узду с частнопредпринимательской деятельности натолкнулись на враждебное отношение членов Политбюро. М. С. Соломенцев и В. М. Чебриков опасались, что поощрение индивидуального хозяйства подорвет колхозы и вообще «бросит тень» на коллективизацию. На что Горбачев ответил: «Отовсюду сообщают: в магазинах ничего нет. Мы все боимся, не подорвет ли личное хозяйство социализм. А что его подорвут пустые полки, не боимся?»[13]

Власть по-прежнему пыталась разрешать стоящие перед страной экономические задачи путем внеэкономического принуждения. Сохранилась трудовая повинность в виде обязательной отработки сотрудников НИИ на овощных базах, шефской помощи предприятий колхозам – бесплатной передачи устаревшего оборудования, командирования за счет предприятия инженеров «на картошку», использования солдат на уборке урожая. Не было отменено и обязательное распределение на работу выпускников вузов и техникумов.

Итак, в 1985–1986 годах стремление власти улучшить дисциплину труда и реорганизовать систему управления без ясного понимания целей такой реорганизации свелось к неуклюжим попыткам усовершенствовать существующую административно-командную систему, которые ее только дезорганизовывали.

XXVII Съезд КПСС

Как уже отмечалось, вся власть в СССР концентрировалась в те годы в руках Генерального секретаря и его окружения. Но нельзя было недооценивать и роль партийно-хозяйственной номенклатуры. Она не мыслила иной системы управления, кроме административно-командной. С ней партийные чиновники связывали сохранение своего привилегированного положения. Отказаться от системы, не дав номенклатуре ничего взамен, означало спровоцировать в ее рядах бунт.

В отчетном докладе на XXVII Съезде КПСС, проходившем 25 февраля – 6 марта 1986 года, М. С. Горбачев в мягкой форме попытался сказать о кризисе советской экономики. И заверил делегатов съезда, что исторический выбор 1917 года на строительство коммунизма был сделан правильно. Эта фраза была неизбежна. Попытка сказать что-то иное привела бы к изгнанию Горбачева с поста генсека. В докладе провозглашалось, что КПСС – руководящая сила советского народа – видит перспективы в том, чтобы, не отказываясь от управления экономикой, оживить ее с помощью экономических рычагов – инвестиционной политики, кредитов, материального стимулирования.

Международный раздел доклада готовил А. Н. Яковлев. Это была наиболее инновационная часть доклада, в которой проигравший «холодную войну» Советский Союз провозглашал новый внешнеполитический курс – на разоружение. Чтобы действовать наверняка, этот курс был объявлен еще до съезда в специальном заявлении Горбачева о сокращении ядерных вооружений, вплоть до полной их ликвидации. На съезде Горбачев одержал аппаратную победу. Она открыла дорогу для демократических преобразований в обществе. Политика Горбачева получила поддержку широких слоев населения. Ободрилась интеллигенция.

Чернобыль

В ночь на 26 апреля 1986 года произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции, которая оборвала или изуродовала жизнь сотен тысяч людей. Но главное – она продемонстрировала порочность режима секретности, когда дело касается жизни людей. Об угрозе здоровью население узнало через несколько дней после аварии. В тугой узел аппаратных интриг сплелись молчание Политбюро, попытки приуменьшить масштабы аварии и ведомственный испуг тех, кто отвечал за конструкцию и эксплуатацию реактора. Провозглашенная гласность не выдержала проверки Чернобылем. Ликвидация последствий аварии обошлась бюджету в 14 млрд рублей[14] в первый год и позднее еще в несколько миллиардов. В 1989 году Н. И. Рыжков на заседании Политбюро назвал цифру расходов – 8 млрд рублей[15].

Аппаратная борьба с противниками «перестройки»

Партийные чиновники, имея массу привилегий, не были заинтересованы в кардинальных переменах. Но от них зависела судьба реформ. Понимая это, М. С. Горбачев и его сторонники в аппарате ЦК КПСС регулярно проводили кадровые перестановки на всех уровнях партийной вертикали. Несмотря на это, значительная часть номенклатуры игнорировала решения высшей власти. По мнению Горбачева, возник «механизм торможения», заложенный то ли в самой советской политической системе, то ли в сознании номенклатуры.

В 1986 году в прессе появились статьи с критикой партийных чиновников, ответственных за провалы и нарушения в экономике. Первых в «показухе», «пристрастии к устаревшим методам управления», «подмене дел словами» обвинили партийных руководителей Молдавии, Украины, Казахстана. Активизировалась борьба с коррупцией, процветавшей особенно сильно в республиках Средней Азии. По стране прокатилась волна разоблачений. Были арестованы и осуждены некоторые должностные лица из МИДа, Министерства внешней торговли, Государственного комитета по внешним связям. Аресты, шумные публичные кампании по делам коррумпированных чиновников затронули всю партийно-государственную элиту. В лексике появляется термин «мафия».

Впрочем, борьба с коррупцией была способом не столько искоренения этого социального зла, сколько устранения консервативной, антиреформаторской оппозиции курсу Горбачева, в том числе в национальных республиках. Особо знаменательным стало освобождение в декабре 1986 года от своих обязанностей первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Д. А. Кунаева. На его место был назначен партаппаратчик Г. В. Колбин. Это назначение продемонстрировало отказ руководства СССР от традиции назначать на роль первых лиц в республике представителей титульной нации. Население Казахстана восприняло такое поведение союзного центра как унижение целого народа. В Алма-Ате прошли массовые беспорядки.

Необходимость экономических реформ

Вопрос о назревшей экономической реформе был поставлен на повестку дня только в конце 1986 года. Правительство, возглавляемое премьер-министром Н. И. Рыжковым, сделало неутешительные выводы о критической ситуации в экономике. Положение СССР на мировом энергетическом рынке резко осложнилось.

Когда в 1970-х годах явно проявилась тенденция к снижению темпов роста экономики, советское правительство увидело выход в получении дополнительных средств с помощью экспорта нефти – сначала в Западную Европу, прежде всего в ФРГ и Италию. Интенсификация советского экспорта нефти началась, когда в Западной Сибири было обнаружено около 500 месторождений нефти, 9 из которых, по оценкам специалистов, были гигантскими, с запасами от 100 млн до 500 млн тонн каждое. Многие из вводимых в эксплуатацию месторождений относились к категории уникальных, дающих аномально высокий дебит скважин. Масштабы наращивания нефтедобычи в СССР в те годы были беспрецедентными.

К началу 1980-х годов СССР занимал по нефтедобыче второе место в мире после Саудовской Аравии. Пик советского экспорта нефти пришелся на 1984 год – 172 млн тонн. В 1981–1985 годах нефтяной комплекс обеспечивал примерно 20% всех поступлений в бюджет и 70–75% всех валютных поступлений страны[16].

Именно в этот период из-за стагнации собственного сельского хозяйства СССР превратился в крупнейшего импортера продовольствия. В 1970 году чистый экспорт зерна из СССР составил 3,5 млн тонн, в 1974 году баланс стал нулевым, с 1975 года массированные закупки исчислялись уже десятками миллионов тонн. Пик импорта пришелся на 1984 год, когда только в США и Канаде было закуплено 26,8 млн тонн зерна.

Превышение импорта над экспортом в торговле сельхозпродуктами СССР с зарубежными странами составило в 1987 году 13,3 млрд долларов, в 1988 году – 14,5 млрд, в 1989 и 1990 годах – по 17 млрд[17].

Наиболее значительными статьями импорта также стали подъемно-транспортное оборудование, суда, сельскохозяйственные машины. А импорт нефтегазового оборудования по темпам прироста побил все рекорды, за 1970–1983 годы в стоимостном выражении он вырос в 80 раз.

13 сентября 1985 года министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии шейх Имани заявил о том, что его страна радикально меняет свою нефтяную политику, перестает сдерживать добычу нефти. За первые шесть месяцев ее добыча выросла в 4 раза. В результате цены на нефть упали на 65%. СССР на этом потерял 20 млрд долларов, сальдо внешней торговли стало отрицательным. Заменить доходы от нефти было нечем – качество продукции советской промышленности за редким исключением не удовлетворяло западных покупателей. Падение цен на нефть привело к тому, что Советский Союз оказался на пороге тяжелого экономического и валютно-финансового кризиса. Взятые на Западе коммерческие кредиты проблемы не решали, их рано или поздно надо было отдавать. Ситуацию мог бы спасти стабилизационный фонд, но у СССР его не было.

Однако партийное руководство не осознавало масштабы угрозы и последствия валютного кризиса. В 1986 году промышленное производство приросло на 4,4%, сельское хозяйство – на 3%[18]. Это придало Горбачеву и его окружению уверенность в правильности экономической политики. За два года в социальную сферу было вложено на 40 млрд рублей больше, чем планировалось. Повысили зарплаты учителям, врачам, деятелям культуры. Изменения и дополнения в Закон «О государственных пенсиях», внесенные 22 мая 1986 года, обошлись бюджету в 45 млрд рублей.

К концу 1986 года обострился разрыв между товарной и денежной массой. Это было закономерно, ведь цены на нефть к тому времени упали до 15 долларов за баррель, страна потеряла 2/3 выручки от экспорта нефти и 35 млрд рублей от сокращения продажи водки. Не было валюты, необходимой для импорта продовольствия и товаров широкого спроса[19]. Мировой рынок нефти в 1980-е годы перестал быть рынком «продавца», превратился в рынок «покупателя». В соответствии с этим монопольно высокие цены на нефть упали с 40 долларов за баррель в 1984 году до 17–20 долларов к осени 1986 года и остались на этом уровне до 1990 года[20]. Стало ясно: надо уменьшить финансирование ВПК и социальные дотации, закупить товаров и продовольствия и тем самым ликвидировать разрыв между спросом и предложением. Такую позицию отстаивал в Политбюро секретарь ЦК Н. Н. Слюньков. Против выступал Н. И. Рыжков, считая, что не надо менять ни плана, ни бюджета – как-нибудь выкрутимся.

За 1985–1986 годы внешнеторговый оборот СССР снизился на 10%, или на 14 млрд рублей. В декабре 1987 года промышленное производство сократилось на 6% по сравнению с декабрем 1986 года[21]. Это коснулось машиностроения, легкой промышленности и металлургии. Во властных структурах наконец-то осознали необходимость не просто совершенствовать социализм, а серьезно реформировать весь хозяйственный механизм. В 1987 году на январском Пленуме ЦК КПСС был поставлен вопрос о крупномасштабной реформе экономики. Накануне М. С. Горбачев выдвинул лозунг «нового экономического мышления», а на Пленуме сформулировал и политический заказ экономической науке – «поднять на должный уровень теоретическое объяснение сложившейся экономической ситуации».

Однако идейный арсенал реформ был ограничен плачевным состоянием советской экономической науки. Она погрязла в догмах марксизма-ленинизма, совершенно оторванных от реальности. Советские экономисты старшего поколения смогли ответить на этот заказ только тем, что вновь развернули дискуссию «о путях совершенствования социализма как общественно-экономической формации». Спорящие не обладали знаниями по рыночной экономике и политологии, не были знакомы с опытом трансформации авторитарных режимов в других странах и не могли осознать, выполнимы ли предлагаемые ими рецепты.

Особенно остро встал вопрос о приведении заниженных государственных розничных цен в соответствие с себестоимостью товаров, что позволило бы отказаться от огромных бюджетных дотаций. При этом речь шла не о либерализации цен, не об использовании рынка как регулятора спроса и предложения, а о разовом повышении цен в государственных магазинах. То, что цены необходимо повышать, чтобы восстановить пропорции между платежеспособным спросом и предложением и сократить дефицит бюджета, уже не вызывало сомнения. Но страх перед социальным взрывом останавливал не только Рыжкова, но и самого Горбачева, от которого зависел конечный выбор решения. При этом в печати с популистских позиций была развернута массированная кампания против пересмотра розничных цен. От реформы цен отвернулись даже те ученые, которые ее предложили.

Цели не ясны, задачи не определены

М. С. Горбачев искренне верил в социализм. Его представления о рынке и частной собственности были почерпнуты из пропагандистских выкладок марксистско-ленинской теории. У него и его окружения не было конкретного плана реформ, они двигались на ощупь. Горбачев пытался с помощью «ускорения» продлить жизнь административно-командной системы и не принимал программу перехода к рынку. Он слабо представлял себе реальное положение страны, не понимал опасности валютного кризиса в условиях, когда СССР полностью зависел от закупок продовольствия за рубежом. Позднее, даже в условиях экономической катастрофы в 1991 году, Генеральный секретарь не мог решиться на необходимые, но политически рискованные реформы.

Впрочем, будем справедливы. М. С. Горбачев был высшим лицом в партийной иерархии КПСС, которая, в отличие от китайской компартии, оказалась неспособна признать необходимость смены общественного строя и перехода к рынку и частной собственности. В своей политике генсек обязан был учитывать, особенно в первые годы «перестройки», консервативную позицию членов ЦК КПСС, секретарей ЦК республик, краев и областей, директоров оборонных предприятий и военачальников. А это означало, что даже в условиях бюджетного кризиса опасно было прекращать финансирование намеченных строек в регионах, сокращать расходы на ВПК, особенно на градообразующих предприятиях, прекращать поставки нефти союзникам в соцстраны – пусть и по заниженным ценам, себе в убыток. То есть реальные меры по преодолению экономического кризиса создавали угрозу для власти КПСС, а лично для Генерального секретаря были чреваты повторением хрущевской отставки. Повышение цен, тем более их либерализация грозили социальным взрывом. Этим объясняется половинчатость и непоследовательность экономических реформ периода «перестройки». Но и отказ от радикальных рыночных реформ делал неизбежным крах коммунистического режима.

В январе 1987 года правительство предоставило 20 министерствам и 70 крупным предприятиям право самостоятельно совершать экспортно-импортные операции. Беспрецедентное по своей смелости решение послужило толчком к разрушению государственной монополии на внешнюю торговлю.

На июньском 1987 года Пленуме ЦК КПСС было решено разработать законы о предприятии и о кооперации, а также была предложена формула «ускорения социально-экономического развития» на основе хозрасчета государственных предприятий, децентрализации планирования, демократизации через привлечение трудящихся к управлению предприятиями. Признавалась возможность сосуществования в рамках социализма различных форм собственности. Суть нового для советской системы подхода заключалась в предоставлении экономической самостоятельности хозяйствующим субъектам. Был сделан шаг в перераспределении правомочий владения и распоряжения государственной собственностью – 23 ноября 1989 года были приняты «Основы законодательства Союза ССР и союзных республик об аренде».

Договор аренды, заключенный трудовым коллективом с вышестоящим органом, давал предприятию право выйти из министерства (ведомства), а коллективу арендаторов – право собственности на прибыль и приобретенное за ее счет имущество. Поскольку арендаторы не были акционерами, возникала странная система правоотношений. Работник числился совладельцем средств производства, выкупленных у государства за счет прибыли, до тех пор, пока работал на предприятии. Но стоило ему уволиться, как он лишался «прав собственности» на имущество. При таком подходе фактическим владельцем предприятия становился директор. Но и он не мог продать активы предприятия третьим лицам – переходу предприятия иным собственникам мешали «права собственности» других арендаторов.

Впрочем, рынка средств производства и рынка ценных бумаг тогда еще не было. Тем не менее для партхозноменклатуры это был легальный способ обрести права, близкие к праву собственности, уйти из-под контроля министерства, самостоятельно распоряжаться финансами предприятий – и тем самым, вроде бы, на законных основаниях сколотить собственный капитал. Неудивительно, что переход на аренду активизировался. К середине 1990 года договоры аренды заключили примерно 2 тыс. предприятий, на которых работало свыше 1,2 млн человек.

Разные интересы

К середине 1987 года экономические и политические преобразования затронули интересы разных социальных групп. Началось реальное размежевание. Спорили на работе и дома – выбирали будущее страны. Активно создавались различные неформальные объединения и организации, их число измерялось сотнями. В республиках движения стали выдвигать лозунги национального самоопределения. В подавляющей массе это был естественный, здоровый демократический процесс, который отражал широкий спектр настроений – от поддержки курса Горбачева до полного его отрицания.

Не остались в стороне и рядовые члены КПСС, и партийно-бюрократический аппарат. На словах все выступали «за перестройку», но понимали ее по-разному. На практике проходило расслоение партийно-хозяйственной номенклатуры в соответствии с ценностными установками ее конкретных представителей.

Консервативная часть номенклатуры не видела для себя перспектив в условиях рынка, поэтому приватизация ее не привлекала. Эти люди предпочитали получать стабильный высокий оклад партийного или государственного чиновника, иметь льготы и привилегии. Они сопротивлялись реформам и впоследствии составили костяк КПРФ.

«Красные директора» жаждали перевести предприятия в свою собственность и, пусть нестройно, поддерживали Горбачева, создававшего условия для номенклатурной приватизации. Они видели себя владельцами концернов и фирм, форсировали первичное накопление капитала, на пленумах ЦК КПСС голосовали за реформы и в дальнейшем стали постсоветской буржуазией. Союзные законы об аренде, о кооперативах, союзный закон о приватизации доказывают, что Горбачев понимал их интересы и вполне успешно с ними сотрудничал.

Были и убежденные поклонники коммунистического мифа, полагавшие, что всех людей можно силой заставить работать на общее благо, уравнять в имущественном положении, вытравить инстинкт частной собственности. Они были уверены, что можно остановить развал социалистической плановой экономики, что она в состоянии конкурировать с рыночной. Эти люди впоследствии сплотились в «Трудовой России».

Интересно отметить, что в то время в среде сторонников реформ стало модно причислять себя к «социал-демократам» в европейском понимании этого термина. Была образована «Социал-демократическая ассоциация России», идейными социал-демократами называли себя многие коммунисты – сторонники реформ. Мода на социал-демократию была связана, с одной стороны, с нежеланием отказываться от привлекательного социалистического лозунга равенства имущественного положения, с другой – со стремлением двигаться к рынку, к конкуренции. Разумеется, ничего общего с западной социал-демократией такие политические настроения не имели.

Россияне мало что знали о реальной политике европейских социал-демократов. Тем, кто причислял себя к социал-демократам, было невдомек, что в Швеции доля частной собственности в промышленности самая высокая в Европе, а по показателям имущественного расслоения эта страна не уступает другим западным государствам. Что шведские социал-демократы не национализировали частные предприятия, не считая нужным, по выражению шведского министра финансов, «сворачивать шею курице, несущей золотые яйца». Их заслуга – в создании эффективных институтов государственной поддержки в условиях рынка систем социального обеспечения и переподготовки кадров, здравоохранения.

С позиций нынешних знаний о ценностях и установках российского общества намерение преобразовать КПСС в партию социал-демократического толка было утопией. Менталитеты шведских социал-демократов и членов КПСС слишком различались. Шведы не обожествляли государство, не исповедовали государственный патернализм, им было чуждо наше средневековое слияние власти и собственности. Государство у них ассоциировалось не с привычным всевластием бюрократии, а с защитой гражданских прав и свобод, обеспечением законности и правопорядка. Разделение властей, независимый суд, огромная роль парламента и органов местного самоуправления были для них данностью. Чтобы схожие ценности сформировались у россиян, потребуется не одно десятилетие демократического развития нашего общества.

Осмыслить историю страны

Справедливо предполагая, что большинство партийной номенклатуры будет сопротивляться задуманным реформам, М. С. Горбачев сделал ставку на ту часть советской интеллигенции, которая демонстрировала приверженность либеральным идеям, на те слои общества, которым импонировала критика бюрократии, коррупции, взяточничества.

На страницах печати, на телевидении и радио стали раскрывать «белые пятна» истории, массовый террор и произвол сталинского времени. Критически анализировалась жизнь на рубеже 1970–1980-х годов, названных в публицистике периодом «застоя». Стало больше информации о текущих событиях в стране, что обеспечивало Горбачеву поддержку населения, исключало «кулуарный», тихий переворот, на который могли решиться противники реформ.

Однако ключевой была не столько переоценка прошлого, сколько выбор позитивного периода в этом прошлом, чтобы обосновать курс на реформы. Таким, по мнению Горбачева и его окружения, был НЭП, когда под контролем государства действовал рынок, развивались кооперативы, частное предпринимательство, предоставлялись концессии зарубежным фирмам. Очертив круг возможной критики сталинским и брежневским периодами советской истории, Горбачев призвал уделять внимание трудам Н. И. Бухарина и экономистов 1920-х годов А. В. Чаянова и Н. Д. Кондратьева.

В середине июля 1987 года М. С. Горбачев пригласил к себе секретарей ЦК и ознакомил их с материалами созданной при Н. С. Хрущеве комиссии Н. М. Шверника по расследованию политических судебных процессов 1930-х годов. Расследование было закончено в 1962 году, выводы представлены в ЦК. Хрущев информировал о них членов тогдашнего Президиума ЦК, но дальнейшего хода им не дал. По предложению Горбачева была создана Комиссия по реабилитации жертв политических репрессий 1930–1950-х годов под руководством М. С. Соломенцева, а после его ухода на пенсию А. Н. Яковлева. Деятельность комиссии имела большое политическое значение, так как публичная десталинизация означала разрыв с той политической системой, которая существовала в СССР с 1930-х годов.

В докладе, посвященном 70-летию Октябрьской революции (1987 год), М. С. Горбачев поставил задачу «придать больше социализма всем властным институтам». Этот доклад и в основном обвинительная полемика в прессе повлияли на расстановку сил в Политбюро и ЦК КПСС, на настроения рядовых коммунистов и широких масс. Наметился раскол общества в оценке социализма. Если сталинский социализм – это искажение ленинских и марксистских идей, то что же строилось после Сталина? Ведь его ниспровержение оставалось лишь волюнтаристской выходкой сумасбродного Н. С. Хрущева.

А. Н. Яковлев полагал, что критику сталинизма нужно довести до конца и таким образом «очистить» социализм от несвойственных ему черт. Но как быть с Великой Отечественной войной, ведь Сталин в сознании советских людей ее выиграл? Продолжая эту мысль, член Политбюро Е. К. Лигачев настаивал, что победа была бы невозможна без строек первых пятилеток, без индустриализации. Но тогда как обойти вопросы о «цене» индустриализации, о губительной для крестьянства коллективизации 1930-х годов, о голоде и массовых репрессиях?

Переосмысление собственной истории для лидеров КПСС было важным актом идейного оформления реформ. На первом этапе реформ сторонники Горбачева обратились к лозунгам Октябрьской революции, к поздним работам В. И. Ленина, к НЭПу. С политической точки зрения апелляция к идеям Ленина тогда была полезна, так как ставила политику Горбачева в контекст национальной и партийной истории. В упомянутом докладе Горбачев сверял взгляд на проводимые реформы именно с Октябрем как идеологическим ориентиром возможных перемен.

Но в публицистике, в популярных массовых изданиях эти темы подавались по-новому – происходила десакрализация большевиков-ленинцев. Так, «Огонек», журнал с миллионным тиражом, рассчитанный на советского обывателя, в 1986 году очередную годовщину Октября освещал, используя редкие и малоизвестные факты, непарадно представлявшие героев революции. Не хрестоматийно, а в духе ревизионистских интерпретаций были представлены Ленин и его соратники в пьесах М. Н. Шатрова, которые публиковались в журнале «Новый мир» и ставились в «Ленкоме».

После XIX партийной конференции произошел глубокий идеологический переворот в общественном сознании. Осенью 1988 года в журнале «Наука и жизнь», популярном в среде технической интеллигенции и молодежи, была опубликована статья доктора философских наук А. С. Ципко «Истоки сталинизма», который обосновывал представление о Сталине как продолжателе «дела Ленина». Особое значение имел тот факт, что автор был консультантом Международного отдела ЦК КПСС, поэтому многие расценили статью как «задание» Горбачева.

Подобными публикациями было положено начало полному отрицанию советского исторического опыта. В 1998 году дальнейшее развенчание Октября и Ленина приобрело тотальный характер. В конце 1990 года журнал «Огонек» опубликовал последние ленинские тексты под общим заголовком «Политическое завещание Ленина», включив в него 8 писем и статей конца 1922 – начала 1923 года, в которых Октябрь предстал перед читателями в виде человеческой трагедии. Ленинизм в глазах массового читателя был окончательно дискредитирован.

Б.Н. Ельцин

К тому времени среди самих реформаторов обозначились разногласия. Б. Н. Ельцин до «перестройки» возглавлял Свердловский обком КПСС. Горбачев призвал его в Москву как успешного партийного функционера, не связанного с московской элитой. В декабре 1985 года Ельцин был назначен на одну из ключевых должностей – первого секретаря Московского горкома КПСС – и избран кандидатом в члены Политбюро. Он активно взялся за дело и под лозунгом «восстановить ленинские нормы и стиль работы» перетряхнул партийные кадры столичного горкома, заслужив у москвичей имидж борца с привилегиями.

Столкнувшись с сопротивлением столичной номенклатуры и явным неприятием его в аппарате ЦК КПСС, Б. Н. Ельцин на октябрьском 1987 года Пленуме ЦК КПСС обвинил в саботаже реформ секретариат ЦК и Е. К. Лигачева, партийные комитеты и партию в целом. И попросил освободить его от обязанностей кандидата в члены Политбюро. Бунт Ельцина вызвал бурную реакцию участников Пленума. Вместе с обвинениями Ельцина в антипартийной линии началось обсуждение самой «перестройки», ее «вседозволенности, дискредитации партии, славных страниц истории страны»[22].

В итоге Ельцина исключили из Политбюро, сняли с поста первого секретаря Московского горкома и отлучили от большой политики. Получив утешительный пост первого заместителя председателя Госстроя в ранге министра, Ельцин писал: «Я сижу в министерском кабинете… и у меня ощущение мертвой тишины и пустоты вокруг»[23]. Разрыв с партноменклатурой во многом предопределил политическую судьбу не только самого Б. Н. Ельцина, но и всей страны. С этого момента его политический статус изменился: он стал открытым противником номенклатуры и лидером, альтернативным Горбачеву. Тогда же в открытую фазу перешла как поляризация в верхушке КПСС и партийном аппарате, так и поляризация «партийной массы».

Политической опорой Ельцину стали неформальные объединения, созданные в 1986–1987 годах в поддержку «перестройки». К концу 1987 года уже выдвигались лозунги более радикальные, чем официальные: многопартийность, свободные выборы, отмена цензуры, рынок. Постепенно позиция Ельцина обретала более ясные политические контуры, смыкаясь с настроениями демократической оппозиции, которая, в свою очередь, в полной мере использовала его качества прирожденного лидера.

Смена внешнеполитического курса

Углубление реформ сопровождалось сменой внешнеполитического курса СССР. Свое видение межгосударственных отношений, основанных на общечеловеческих, а не классовых ценностях, глобальности мира, единства человечества и его проблем М. С. Горбачев изложил в конце 1987 года в книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира». К сближению с Западом Горбачева и его сторонников толкало ухудшение социально-экономического положения СССР, зависимость от экспорта нефти и импорта продовольствия, острая потребность в кредитах. Возможности выбора сужались, но страна оставалась мировой ядерной державой, имевшей союзников в рамках Варшавского Договора, огромную армию и Военно-морской флот.

Первые внешнеполитические шаги, названные Горбачевым «расчисткой завалов «холодной войны», начались с обновления руководящих кадров Министерства иностранных дел. Новый министр Э. А. Шеварднадзе заменил 10 из 12 заместителей министра. Были назначены 35 новых послов в западные страны. Сменили руководителей и кадры Международного отдела и Отдела информации и пропаганды ЦК КПСС. К середине 1986 года был обновлен руководящий состав и Госкомитета по внешнеэкономическим связям.

Главной задачей стало достижение компромиссов с США в вопросах сокращения потенциалов стратегических вооружений, а также экономическое и политическое сближение со странами Западной Европы. М. С. Горбачев встречался с Р. Рейганом и представителями ОБСЕ. Результаты этих переговоров – обещания СССР сократить советское военное присутствие в Европе, привести внутреннее законодательство и политическую практику страны в соответствие с международными нормами – некоторые историки расценили как односторонние уступки советской стороны. Однако сокращение неподъемного бремени гонки вооружений, смягчение репрессивного режима и установление добрых отношений с соседями было выгодно прежде всего народам СССР.

Во время поездки во Владивосток в июле 1986 года и в Красноярск в сентябре 1988 года М. С. Горбачев сформулировал задачи улучшения отношений со странами Азиатско-Тихоокеанского региона: вывод советских войск из Монголии и сокращение численности Сухопутных сил в восточных районах СССР, нормализация отношений с Китаем и Японией.

Жизнь заставляла пересмотреть зарубежные обязательства СССР перед союзниками и сателлитами. Средств на участие в зарубежных конфликтах уже не оставалось. С конца 1985 года были ограничены поставки вооружений в Никарагуа, что привело к углублению взаимопонимания с США.

Самым тяжелым наследием во внешней политике для Горбачева и его сторонников стал Афганистан, где советские войска с 1979 года были втянуты во внутриполитическую борьбу и воевали против партизан-моджахедов. Десятки тысяч солдат погибали, не понимая, за что они воюют. Под «ковровыми» бомбежками гибло мирное афганское население. В топке войны ежегодно сгорали огромные бюджетные средства, столь необходимые для затыкания дыр в стагнирующей советской экономике. Война была крайне непопулярна в советском обществе, против нее выступали и многие военачальники, считая ее политически ошибочной и в военном смысле бесперспективной. Но просто уйти из Афганистана советское руководство не решалось. Оно стало активно искать пути выхода из тупика, пытаясь расширить социально-политическую базу просоветского режима в Афганистане, увеличивая масштабы гуманитарной помощи ему.

Закон «О государственном предприятии (объединении)»

Пиком реформаторской активности власти стал 1988 год. В январе вступил в действие Закон «О государственном предприятии (объединении)», призванный обеспечить постепенный переход предприятий на производство продукции в соответствии со спросом, а не директивным планом. Закон ограничил роль Госплана подготовкой контрольных цифр и формированием государственного заказа – не более 85% плана предприятия. Долю госзаказа в дальнейшем предполагалось снижать. Продукция, произведенная сверх госзаказа, могла реализоваться по свободной цене на выгодных для предприятия условиях. Были предусмотрены три типа цен – централизованные, договорные и свободные, что, по мнению разработчиков закона, позволяло в перспективе перейти к рыночному регулированию.

По примеру Югославии работники получили право избирать директора предприятия, начальников цехов и отделов. Эта норма просуществовала до 1990 года. Была создана система рабочего контроля, но на практике эта производственная демократия мало что изменила. При сохранении государственной собственности на предприятия надежды реформаторов на ускорение экономического роста не оправдались. Министерства, ведомства и территориальные органы власти продолжали вмешиваться в деятельность предприятий. Рыночные отношения не возникали, так как сохранялось государственное регулирование цен, отсутствовала рыночная инфраструктура – биржи, рекламные издания, предприятия оптовой торговли, посреднические фирмы. Но главное – в экономике накопился значительный неудовлетворенный спрос. Директора предприятий по-прежнему стремились заполучить как можно больше дефицитных ресурсов для облегчения выполнения госзаказа. В итоге новая политика вылилась в увеличение дефицита в государственной торговле, дорогого сегмента в ассортименте товаров и цен на «черном» рынке.

Предусмотренные законом прямые связи между предприятиями приняли форму натурального обмена, бартера. Это было закономерно, так как в условиях тотального дефицита рубль мало что стоил, на него ничего нельзя было купить. Непоследовательные, нерешительные реформы, которые не создавали конкуренции, но снимали с предприятий административные ограничения, привели к тому, что контроль над денежными доходами населения был утерян. Предприятия воспользовались этим законом для повышения зарплат. За три года «перестройки» денежные доходы выросли на 9,4%, тогда как в предшествовавшие годы – на 3,9%[24].

За три года «перестройки» расходы бюджета превысили доходы на 133 млрд рублей, потери бюджета из-за падения цен на нефть составили 40 млрд, от сокращения продажи водки – 34 млрд. Прибыль промышленности выросла на 10 млрд рублей, а в сельском хозяйстве убытки оценивались в 15 млрд рублей. В стране скопилось 40 млрд рублей избыточных денег, не покрытых предложением товаров. Во всех отраслях зарплаты росли быстрее, чем производительность труда. Госбанк СССР фиксировал 314 млрд рублей внутреннего государственного долга, то есть долга населению. Товарные запасы, не имевшие спроса, достигли 70–80 млрд рублей[25]. Дефицит доступных населению товаров обострился.

В 1988 году треть предприятий оставались убыточными, их убытки покрывались за счет дотаций из бюджета. Четверть предприятий едва сводила концы с концами. Получалось, что перевод предприятий на новые принципы хозяйствования и допущение кооперативов не улучшили положения в экономике. Среднегодовые темпы прироста промышленной продукции упали с 5,6% в 1964–1985 годах до 0,8% в 1986–1991 годах [26].

Оказались тщетными попытки продвинуться к рынку, лишь пересматривая правомочия разных звеньев управления в рамках государственной собственности. Все яснее становилось, что для преодоления накопленного дефицита необходимы разовая либерализация цен, отказ от государственной собственности и жесткие финансовые ограничения для предприятий. Только комплексная рыночная реформа могла изменить мотивацию руководителей предприятий, переориентировать их с погони за дотациями на увеличение выпуска продукции, снижение издержек и рост прибыли.

Закон «О кооперации в СССР»

Закон «О кооперации в СССР» от 26 мая 1988 года разрешил создание кооперативов и совместных предприятий с зарубежными партнерами, после 60-летнего перерыва узаконил в СССР частную собственность на средства производства. Началось возрождение предпринимательства как легального вида деятельности.

От первых, можно сказать, показательных кооперативных предприятий, таких, как кооперативное кафе «На Кропоткинской», открытое в Москве А. А. Федоровым, за короткий срок (с 1987 по 1989 год) кооперативный сектор буквально взлетел: в 1987 году 13,9 тыс. кооперативов выполнили работ и услуг на сумму 350 млн рублей, в 1988 году уже 77,5 тыс. кооперативов дали продукции на 6,1 млрд рублей, а в 1989 году – около 41 млрд рублей. И это без каких-либо субсидий от государства на фоне снижавшихся темпов развития народного хозяйства в целом[27].

Многие кооперативы, например дорожно-строительные в Республике Коми («Тиман» в Сыктывкаре, «Север» в Воркуте), в Новгородской и других областях, «выросли» из знаменитой артели «Печора», руководимой В. И. Тумановым. В 1989–1990 годах они показывали эффективность хозяйственной деятельности в 5–6 раз выше, чем у аналогичных (порой соседних) государственных предприятий[28].

В 1989 году в Москве 400 тыс. кооператоров выполнили работ и услуг на 5 млрд рублей, в кооперативном секторе было занято почти 2 млн работников и членов их семей. В Бауманском районе столицы в 1989 году платежи кооперативов в бюджет в 37 раз превысили первоначально намеченную сумму и составили 16% всех доходов районного Совета. В городе Черкесске Ставропольского края, где насчитывалось 13 тыс. безработных, кооперативы создали дополнительно 8 тыс. рабочих мест, выделили 800 тыс. рублей на строительство троллейбусной линии и 500 тыс. рублей на строительство Дома ребенка и больницы[29].

Объемы кооперативного производства в стране могли бы быть во много раз больше, если бы не бессмысленные и разрушительные ограничения кооперативного сектора со стороны министерств, ведомств и значительного числа исполнительных органов местных Советов. Уже в декабре 1988 года специальным постановлением Совета Министров СССР сфера деятельности кооперативов была резко ограничена. Перспективы имели только те кооперативы, которые образовывались при государственных предприятиях. Как правило, их возглавляли родственники директоров предприятий.

Президиум Верховного Совета Узбекской ССР принял Указ «О запрещении на территории Узбекской ССР некоторых видов кооперативной и индивидуальной трудовой деятельности». В Краснодарском крае решением крайисполкома в июле 1989 года незаконно была прекращена деятельность 677 кооперативов, запрещен вывоз кооперативной сельскохозяйственной продукции за пределы края, что только увеличило ее потери. Была и масса других необоснованных ограничений. Прокуратура РСФСР предложила прокурору края «принять исчерпывающие меры» к устранению нарушений Закона «О кооперации в СССР», а городской и районные прокуроры края внесли три десятка представлений о недопустимости подобных нарушений, однако незаконные ограничения кооперативной деятельности продолжались.

Московский Совет народных депутатов 12 декабря 1989 года принял «Временное положение о порядке организации кооперативной деятельности в Москве», в котором, ссылаясь на «местные особенности», практически полностью ревизовал основные положения Закона «О кооперации в СССР».

Но надо отметить, что и часть населения в штыки встретила появление кооперативов, торговавших товарами по рыночным ценам. Люди не понимали отличия этих цен от фиксированных государственных. При социализме товар в любом магазине стоил одинаково, конечно, если имелся в продаже. Исключением из правил были колхозные рынки, где цены на мясо, фрукты и овощи были в несколько раз выше. Но к этому население привыкло. Кооперативы, работавшие в сфере питания и переработки, перекупали сельхозпродукцию у колхозов и продавали ее населению.

Тот факт, что кооператоры стремительно обогащались, воспринимался как грабеж и вопиющая социальная несправедливость. Не осознавая связи между выпуском в обращение денег, не обеспеченных товарами, и ростом дефицита и цен, люди и в этом винили кооператоров, завидовали, злились, писали гневные письма в газеты, которые те охотно публиковали. Между тем эмиссия денег приобретала катастрофические размеры: если в 1986 году темп ее прироста составил 8,3%, то в 1987 году – 51,3, в 1988 году – 100,0, в 1989 году – 55,1%[30].

Нарастание дефицита

Советские колхозы и совхозы, в которых отсутствовали стимулы к росту производительности труда, экономической эффективности, откуда сбегала молодежь, не могли сравниться с сельским хозяйством развитых стран. Урожайность зерновых в СССР в 1989 году составляла 18,9 ц/га, в США – 44,8 ц/га, надои молока на одну корову – соответственно 2,6 и 6,5 тыс. л/год[31]. Имея такую низкую продуктивность, невозможно было обеспечить растущие города отечественными продуктами питания. С 1970-х годов стала жизненно необходимой закупка зерна и мяса за рубежом. Но из-за падения доходов от продажи нефти резко сократился импорт продовольствия. А денежная масса на руках населения росла, увеличивался дефицит. Правительство было вынуждено ввести талоны на основные виды продовольствия, ограничить отпуск продуктов в одни руки при покупке их в магазинах.

Социологические опросы показывали, что семьи с каждым годом «перестройки» все ниже оценивали свою обеспеченность продуктами питания: 1986 год – 3 балла по пятибалльной шкале, 1987 год – 2,8, 1988 год – 2,5, 1989 год – 2,3, 1991 год – чуть больше 2[32].

Положение Церкви

В условиях гласности партия ослабила традиционный контроль партии над Церковью. Это было связано не столько с отказом от атеизма как одного из постулатов коммунистической идеологии, сколько с намерением продемонстрировать Западу приверженность демократическим свободам, среди которых свобода вероисповедания не казалась такой опасной. Русская православная церковь рассматривала происходившее в стране как возможность расширить свое влияние в ходе подготовки к празднованию в 1988 году 1000-летия принятия христианства на Руси.

Политика ЦК в отношении Церкви была противоречивой. Горбачев публично заявлял о культурном значении Русской православной церкви, а на совещаниях в ЦК рассматривался вопрос «о противодействии зарубежной клерикальной пропаганде в связи с 1000-летием введения христианства на Руси». С одной стороны, было желание представить предстоящий праздник как сугубо церковный, с другой – нельзя было в условиях демократизации общества сохранять прежнее отношение к Церкви. Поэтому обновленная политика приобрела черты культурной программы. Были разрешены издания и открытая продажа церковной литературы, юбилейные торжества освещались в светской печати. Официальная пропаганда использовала юбилей для иллюстрации «либеральности» советского руководства. Делегации Московской патриархии получили возможность беспрепятственно участвовать в зарубежных конференциях, коллоквиумах и съездах, посвященных 1000-летию. В июне 1987 года Исполнительный совет ЮНЕСКО принял выдвинутую СССР резолюцию с призывом ко всем членам организации широко отметить этот юбилей.

В светской печати слово «Бог» начали писать с большой буквы. Была опубликована повесть Ч. Айтматова «Плаха», что фактически легализовало религиозную тему. В январе 1986 года был принят союзный закон о культах, в котором был подведен под юридическую основу правовой статус церквей и священнослужителей. Общинам верующих вернули право собственности на церковные здания. Посещение церквей и соблюдение религиозных обрядов стало открытым. Активность проявляли и служители других церквей.

Развенчание социалистического мифа

Весной и летом 1988 года общественная жизнь бурлила. Создавались дискуссионные клубы, комитеты содействия «перестройке», народные фронты и другие неформальные политические объединения. В прессе открыто заговорили о многопартийности, рынке, радикальной перестройке экономических отношений. Из архивов и спецхранов библиотек извлекались труды запрещенных историков, философов, рассекречивались документы. О духовном пробуждении свидетельствовали публичные выступления деятелей культуры, признание таких явлений, как произвол сотрудников правоохранительных органов, неправосудность многих приговоров суда, рост наркомании и проституции.

Поступили в кинопрокат ранее запрещенные цензурой фильмы. У касс кинотеатров выстраивались очереди, фильмы обсуждались на работе и дома. Большой интерес вызвали киноленты «Проверка на дорогах», «Мой друг Иван Лапшин», «Комиссар», телесериал «Штрихи к портрету Ленина» и другие. В фильме «Покаяние» режиссер Т. Абуладзе поставил вопрос об ответственности каждого советского человека за преступления Сталина и его окружения. Картина вызвала исключительный общественный резонанс и была воспринята как сигнал к переменам. Фильм, снятый по повести М. Булга¬кова «Собачье сердце», вошел в золотой фонд отечественной кинематографии.

Откровением стали правда истории, трагизм сталинизма, обрисованный художественными средствами в романах М. Дудинцева «Белые одежды», Д. Гранина «Зубр», А. Бека «Новое назначение», А. Рыбакова «Дети Арбата», «Тридцать пятый и другие годы», «Страх». На волне гласности стала доступна ранее запрещенная классика русской литературы – романы В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», Ю. Домбровского «Хранитель древностей», рас¬сказы и повести Ю. Тендрякова, А. Битова, Ф. Искандера.

Духовная жизнь россиян обогатилась за счет писателей-эмигрантов – классиков русской и мировой литературы В. Набокова, М. Алданова, Е. Замятина, Н. Берберовой. Издание «Окаянных дней» И. Бунина у многих породило сомнения относительно причин Октябрьской революции и ценностей марксистско-ленинской идеологии. Публикации произведений В. Аксенова, В. Войновича, В. Максимова, С. Довлатова, А. Зиновьева, Саши Соколова, В. Некрасова, Э. Лимонова, выехавших из СССР в 1970–1980 годах, значительно расширили политический кругозор многих советских людей. Политическая мысль обогатилась благодаря публикациям работ выдающихся российских философов, высланных Лениным в 1920-е годы, – Н. Бердяева, С. Булгакова, И. Ильина, П. Сорокина и религиозного философа П. Флоренского.

Весной 1987 года перестали глушить радиовещание на СССР из стран Европы, Америки и Азии: «Голос Америки» (по специальной договоренности, приуроченной к визиту М. С. Горбачева в США), а потом Би-би-си, «Свободу», «Немецкую волну» и др. Мнение зарубежных журналистов о путях решения наших проблем еще более расширяло политические дискуссии.

Освобождение мысли, слова, творчества проходило в ожесточенных столкновениях, попытках дискредитации сторонников гласности. Особенно яростное противостояние было в писательской, литераторской среде. Публицисты и писатели обращались к читателям исходя из своих политических пристрастий. Охранительно-патриотическое, государственническое направление преобладало в тематике журналов «Молодая гвардия» и «Наш современник». Журналы вели между собой острейшую полемику.

В газете «Советская Россия» была опубликована статья историков В. В. Горбунова и В. В. Журавлева «Что мы хотим увидеть в зеркале революции? Размышления о пьесе М. Шатрова «Дальше… дальше… дальше». В статье заявлялось, что ускоренные темпы строительства социализма в СССР в 1930-е годы были вызваны исторической необходимостью и у партии не было альтернативы. Из такого утверждения следовал вывод, что можно оправдать «издержки» этой политики – массовые репрессии, ограбление крестьян, резкое увеличение экспорта за границу хлеба и как следствие голодомор.

Обозначилась общественно-политическая позиция изданий. Демократическую линию проводили журналы «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Нева», «Дружба народов», «Огонек», газеты «Московские новости», «Аргументы и факты», «Московский комсомолец», ленинградская «Смена».

Тогда же начался невиданный читательский бум. Тиражи литературно-художественных журналов выросли в десятки раз и достигли астрономических цифр: «Юность» – 3,1 млн, «Новый мир» – 1,6 млн, «Знамя» – 700 тыс. Даже научные журналы резко увеличили тиражи: «Вопросы истории» – 70 тыс., «Вопросы философии» – 52 тыс. экземпляров[33]. В 1989 году в стране издавалось 8,8 тыс. газет общим тиражом 230 млн экземпляров и 1,6 тыс. журналов тиражом свыше 220 млн. Через год тиражи газет выросли на 4,6%, журналов – на 4,3% [34].

Духовная сфера еще недавно спокойного общества пришла в движение. С начала 1998 года в Политбюро ЦК КПСС не затихали споры о «границе» гласности, эта тема обсуждалась на всех его заседаниях. Горбачев старался гасить вспышки недовольства прессой, которую некоторые члены Политбюро упрекали в предвзятости и одностороннем освещении проблем.

Письмо Нины Андреевой

13 марта 1988 года в газете «Советская Россия» была опубликована статья преподавателя химии Ленинградского технологического института Н. Андреевой под характерным названием «Не могу поступаться принципами». По сути это был манифест противников «перестройки». Н. Андреева писала: «Взять вопрос о месте И. В. Сталина в истории нашей страны. Именно с его именем связана вся одержимость критических атак, которая, по моему мнению, касается не столько самой исторической личности, сколько всей сложнейшей переходной эпохи. Эпохи, связанной с беспримерным подвигом целого поколения советских людей, которые сегодня постепенно отходят от активной трудовой, политической и общественной деятельности. …Все это ставится под сомнение. Дело дошло до того, что от «сталинистов» (а в их число можно при желании зачислить кого угодно) стали настойчиво требовать «покаяния»[35].

Публикацию статьи связывали с именем Е. К. Лигачева. На совещании в ЦК он якобы расхваливал статью, рекомендовал провести на местах соответствующую работу. Информация об этом просочилась из Академии общественных наук, из МИДа, а также из Ленинграда, где в некоторых партийных организациях рекомендовали изучение этой статьи. Говорили, что статья готовилась при прямом участии работников ЦК. Лигачев не скрывал, что идеи, высказанные в статье, ему близки, но категорически отверг свою причастность к ее публикации. Статью перепечатали некоторые газеты в провинции. По личному указанию Э. Хонеккера она появилась и в ГДР, в газете «Нойес Дойчланд».

Ясно, что это была не ординарная публикация, а тщательно спланированная политическая акция. Концептуально статья резко расходилась с трактовкой советской истории, которая была высказана Горбачевым и считалась к тому времени объективной. Казалось бы, в условиях плюрализма и гласности изложенная в статье интерпретация реформ тоже имела право на существование. Но наученные горьким историческим опытом, видя, какое значение партаппарат придает этой публикации, демократические силы восприняли статью Н. Андреевой как сигнал к остановке реформ, призыв к возврату на прежние позиции. По свидетельству сотрудников журнала «Коммунист», который был активным проводником реформаторских идей, всю неделю после публикации они ходили, втянув голову в плечи, с мыслью: «Вот все и закончилось».

Ситуация изменилась после трансляции по телевидению грандиозного митинга демократических сил в Ленинграде против этой статьи и после того, как в редакционной статье газеты «Правда» был дан официальный ответ на нее. С критикой тезисов Андреевой выступили известные публицисты, деятели культуры, ученые: А. Гельман «Время собирания сил», Ю. Черниченко «Две тайны», Ф. Бурлацкий «Какой социализм народу нужен?», Л. Шевцова «Гарантии народовластия», А. Стреляный «О сухарях и газетах». Уловив общественные настроения и реакцию Горбачева, «Советская Россия» затрубила отбой: 6 апреля 1988 года перепечатала правдинскую статью, а 12 апреля поместила подборку «Из почты этих дней», где явно проявилось «раскаяние» редакции газеты.

Переосмысление советского прошлого пошло еще быстрее. Были реабилитированы жертвы политических процессов 1930-х годов и послевоенного периода, опубликованы мемуары, биографии, воспоминания о реабилитированных лидерах большевиков «ленинского набора» – Н. И. Бухарине, Л. Д. Троцком, А. Г. Шляпникове, Ф. Ф. Раскольникове. По телевидению показали посвященные им документальные фильмы. Поток публикаций о Бухарине, его понимании рыночных отношений при социализме буквально захлестнул «перестроечные» издания. Важно понимать, что именно с «бухаринской» альтернативой Горбачев и его соратники в ЦК связывали последнюю надежду на социалистическую модель экономического развития страны.

На страницах журналов появились имена политических оппонентов В. И. Ленина – А. Ф. Керенского, Б. В. Савинкова, В. М. Чернова, Н. Н. Суханова, И. Г. Церетели; представителей либеральной интеллигенции – П. Н. Милюкова, П. Б. Струве. Затем стали публиковаться труды противников большевизма, лидеров Белого движения – А. И. Деникина, П. Н. Врангеля и др.

Политическая реформа

1988 год стал переломным в истории «перестройки». М. С. Горбачев написал, что тогда «мы пришли к пониманию того, что надо не улучшать, а реформировать систему». Казалось бы, предприятиям было предоставлено больше экономической самостоятельности, разрешена кооперативная и индивидуальная деятельность, реорганизован управленческий аппарат, введены договорные цены. Но ожидаемого результата не последовало. Почему? Горбачев и его сторонники объясняли причину этого отсутствием политических реформ и засильем бюрократии. А поскольку политическая система была партийной по содержанию, критика бюрократии была одновременно и критикой КПСС. В призывах «снять с ценностей и идеалов социализма ржавчину бюрократизма» явно звучали нотки критики самого социализма.

В феврале 1988 года к разработке концепции реформы политической системы Горбачев привлек Г. Х. Шахназарова – юриста и партийного функционера, заместителя заведующего отделом ЦК, по совместительству писателя-фантаста. Он считался одним из немногих в то время профессиональных политологов, его интересы лежали в сфере государственного строительства. В концепции предполагалось функцию хозяйственного управления передать от КПСС Советам народных депутатов. Ключевым было предложение перейти к альтернативным выборам депутатов из нескольких кандидатов. Предстояло также обеспечить независимость судебной власти, реализовать гражданские права – свободу слова, совести, собраний и т. д. И были сделаны практические шаги: пересмотрено законодательство об эмиграции, что значительно облегчило возможности выезда из СССР. Разрешена политическая эмиграция правозащитника Ю. Ф. Орлова, возвращен из ссылки и фактически реабилитирован духовный лидер советских диссидентов академик А. Д. Сахаров. В начале 1987 года было официально объявлено об освобождении из мест заключения более сотни диссидентов.

Что собой представляла политическая система СССР к середине 1980-х годов? Формально по Конституции СССР вся власть принадлежала народу, который реализовал ее через Советы народных депутатов. Советы образовывали органы государственного управления – министерства, ведомства, комитеты народного контроля, прокуратуру и арбитраж. Специальные интересы различных социальных групп – творческой интеллигенции, молодежи, лиц наемного труда якобы учитывались в политической системе через творческие союзы, комсомол, профсоюзы.

В действительности все было иначе. Власть принадлежала аппарату КПСС, который жестко контролировал все стороны жизни – назначение чиновников, избрание секретарей парткомов, работу творческих союзов, комсомола и профсоюзов. Для избрания в Советы на каждое место назначалась лишь одна тщательно отобранная кандидатура. Остальные, фиктивные, «добровольно» снимали свои кандидатуры накануне голосования. Попытки нарушить этот порядок карались помещением строптивых в психбольницы. Фактически это были не выборы, а подтверждение населением лояльности к КПСС, точнее, следствие страха людей перед репрессиями. Статья 6 Конституции прямо закрепляла особую роль Коммунистической партии в политической системе. Советы же послушно штамповали решения, подготовленные аппаратом КПСС.

В 1987–1988 годах Горбачев и его сторонники озвучили главные, на их взгляд, пороки политической системы: отсутствие гласности, подмена Советов партией, партийных организаций – партийными комитетами, выборных органов – аппаратом, бюрократизация аппарата (государственного, партийного, общественных и творческих организаций). Но умолчали о том, что вся политическая система держалась на страхе перед репрессиями, строилась на монополии идеологии марксизма-ленинизма, не допускала инакомыслия и политической конкуренции.

Чтобы узаконить задуманную реформу политической системы, в июне–июле 1988 года была проведена внеочередная XIX всесоюзная партийная конференция. Накануне центральные газеты опубликовали тезисы ЦК КПСС к XIX всесоюзной партийной конференции, в которых говорилось об альтернативных выборах депутатов и разграничении функций партийных и государственных органов. Обсуждение тезисов в печати вылилось в острейшие дискуссии.

В своем докладе на конференции М. С. Горбачев заявил, что ни один государствен¬ный, хозяйственный или социальный вопрос не может решаться помимо Советов, формируемых на конкурентной основе. При этом партии надо рекомендовать на посты председателей Советов первых секретарей соответствующих партийных комите¬тов. Острота этого заявления состояла в том, что первый секретарь в случае неизбрания на пост председателя терял право быть первым секретарем партии. Таким образом, состязательность становилась нормой не только советской, но и партийной жизни.

Конференция приняла решение о реформе политической системы СССР. Получили признание принципы разделения властей и правового государства. Высший орган партии впервые в советской истории согласился на альтернативные выборы органов власти. Тем самым конференция открыла дорогу не только формированию институтов парламентской демократии, но и будущему крушению социалистической системы и распаду СССР.

1 декабря 1988 года Конституция СССР была дополнена нормами, установившими новый порядок выборов судей, в частности были упразднены прямые выборы народных судей населением и увеличены сроки судейских полномочий с 5 до 10 лет. В 1989 году реформа судебной системы была продолжена. Появились законы «О статусе судей в СССР» и «Об ответственности за неуважение к суду», Постановление Верховного Совета СССР «О присяге судей и народных заседателей судов Союза ССР» и др. Все эти новшества составляли общую линию реформ, сориентированных на либерализацию, демократизацию и повышение статуса суда в рамках идей правового государства, провозглашенного в период «перестройки».

Подвижки в партийном аппарате

В начале сентября 1988 года на Политбюро обсуждалась записка Горбачева «К вопросу о реорганизации партийного аппарата». Некоторые члены Политбюро и секретари ЦК отнеслись к его идеям настороженно, другие поддержали их, хотя и не в одинаковой степени. Так, А. Н. Яковлев, Э. А. Шеварднадзе, Н. И. Рыжков ратовали за сохранение в партии только тех направлений в работе и организационных структур, которые соответствовали ее политической роли. Рыжков особенно негодовал по поводу вмешательства в хозяйственные дела такого подразделения ЦК, как «сектор кремнийорганических соединений».

30 сентября 1988 года Горбачев представил свои предложения Пленуму ЦК КПСС, который одобрил их за полчаса. Было проведено наиболее существенное за последние годы обновление состава Политбюро и секретарей ЦК. Освобождены от обязанностей членов Политбюро А. А. Громыко, М. С. Соломенцев и несколько кандидатов в члены Политбюро. Вместо двух десятков отделов было создано шесть комиссий в соответствии с основными направлениями работы КПСС в новых условиях, сокращен штат сотрудников аппарата ЦК. Пленум рекомендовал избрать Горбачева Председателем Президиума Верховного Совета СССР, чтобы он мог непосредственно заниматься реформой государственных органов. Избрание состоялось в Верховном Совете СССР 1 октября 1988 года.

От руководства идеологическими структурами аппарата ЦК был отстранен Е. К. Лигачев, что содействовало развитию гласности, свободному обсуждению назревших проблем на страницах газет, журналов, на радио и телевидении. Действовавшее до этого двойное курирование идеологической сферы Лигачевым и Яковлевым, их постоянные столкновения по ключевым вопросам, несомненно, отражалось и на «границах допустимого» в СМИ.

Резонанс на этот Пленум в мировой прессе был сильным. Зарубежные СМИ оценили его результаты как «крупный успех Горбачева, его политическую победу».

Логика политических процессов

После партконференции освобождение общества от идеологических шор приобрело необратимый характер. В прессе открыто заговорили о многопартийности, рынке, радикальной реформе отношений собственности. Поток разоблачающих сведений, цифр, фактов подтверждал, что советская экономика находится в глубоком кризисе. Статьи экономистов Н. П. Шмелева, Л. И. Абалкина, О. Т. Богомолова, П. Г. Бунича, социолога Т. И. Заславской и других бередили общественное сознание. Телевидение показывало «круглые столы» и диалоги ученых и политиков. Множество писем читателей в газеты и журналы свидетельствовало о глубокой заинтересованности широких слоев населения в обсуждении этих тем.

К концу 1988 года стало ясно, что гласность обрела собственную логику развития. Требования и предложения, высказываемые на страницах газет, шли намного дальше планов инициаторов реформ.

Наряду с государственными изданиями стали печататься газеты и бюллетени неформальных организаций, народных фронтов. Согласно Бюллетеню Информационного агентства СМОТ, к концу 1988 года существовало уже 64 таких издания[36].

На встрече с руководителями средств массовой информации М. С. Горбачев пригрозил: «советская печать – это не частная лавочка», «провокационные материалы» ухудшают политическую ситуацию в стране. Его намека не поняли. Желая обуздать вышедшую из-под контроля гласность, власть попыталась ограничить подписку на газеты и журналы. Но под напором ожесточенной критики в прессе и потока писем читателей ограничения пришлось снять. Тогда же были приняты Закон «О митингах, демонстрациях, забастовках» от 28 июля 1988 года, указы Президиума Верховного Совета СССР «О порядке организации и проведения собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций в СССР» и «Об обязанностях и правах внутренних войск МВД СССР при охране общественного порядка», созданы отряды милиции особого назначения (ОМОН) для разгона массовых выступлений. В начале 1989 года Уголовный кодекс пополнился новым составом преступления – «дискредитация государственных органов власти».

Что же не устраивало демократически настроенных советских граждан в запланированной Горбачевым политической реформе? Прежде всего ее половинчатый характер. Процедура выборов, при которой кандидаты в депутаты предварительно отсеивались специальными «собраниями представителей общественных организаций», формируемыми райкомами и горкомами КПСС, сохраняла всевластие партаппарата. Оппозиционные КПСС депутаты, которым посчастливилось бы прорваться сквозь сито, не могли вести свою избирательную кампанию на страницах контролируемых партийной цензурой изданий. Неформальные объединения эволюционировали от поддержки «перестройки» до требований радикальной политической реформы, свободы слова и собраний, действительно альтернативных выборов. Демократов уже не устраивало половинчатое «усиление хозяйственной самостоятельности предприятий», они выступали за конкурентный рынок.

На критике поправок к Конституции и новой избирательной системы оппозиционные течения быстро набирали очки. С критикой недостатков политической реформы 12 ноября 1988 года в Высшей школе ВЛКСМ выступил Б. Н. Ельцин. Это выступление положило начало его возвращению в политику.

В народных фронтах прибалтийских республик, возникших как национально-демократические движения, резко активизировались сепаратистские силы. Принимались резолюции с критикой поправок к Конституции СССР и нового избирательного закона. Отмечалось, что они сохраняют и даже ужесточают централизм, не допускают расширения прав республик. Многие лидеры народных фронтов перешли от лозунгов «республиканского хозрасчета», то есть экономической самостоятельности, к лозунгам политической независимости, признанию недействительным пакта Молотова-Риббентропа.

Несмотря на критику, 1 декабря 1988 года запланированные изменения Конституции были узаконены Верховным Советом СССР. Поправки закрепили новую государственную структуру управления. Во главе государства теперь стоял Председатель Верховного Совета СССР (он же Генеральный секретарь ЦК КПСС), выбираемый съездом народных депутатов СССР – «высшим органом», объединяющим все ветви власти, правомочным решать «любые вопросы». Союзная структура органов власти была повторена на республиканском уровне. Высшими органами союзных и автономных республик стали съезды республик. Выборы депутатов на съезды были назначены на весну 1989 года.

Верховный Совет СССР – постоянно действовавший законодательный и распорядительный орган, который избирался тайным голосованием народными депутатами СССР из их числа сроком на 5 лет с ежегодным обновлением 1/5 состава. Верховный Совет СССР состоял из двух палат – Совета Союза и Совета Национальностей, которые создавали постоянно действовавшие комиссии и комитеты (50% – из членов ВС СССР, 50% – из народных депутатов, не входивших в него).

Внешняя политика. Вывод войск из Афганистана

В 1988 году внешняя политика СССР окончательно оформилась в виде концепции «нового политического мышления». В апреле 1988 года в Женеве была подписана советско-американская Декларация о международных гарантиях выполнения договоренностей по Афганистану и советско-американское Соглашение о взаимосвязи для урегулирования положения, относящегося к Афганистану. Советский Союз согласился вывести с афганской территории свои войска, а США приняли на себя обязательство воздерживаться от вмешательства в дела этой страны после вывода оттуда советского контингента. К 15 февраля 1989 года вывод советских войск был завершен. Советский Союз потерял в этой войне около 15 тыс. человек, 35 тыс. были ранены. Жертвы, которые понесло афганское население, исчислялись сотнями тысяч[37].

Инициативы советского руководства способствовали потеплению отношений между СССР и Западом. На сессии Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке 8 декабря 1988 года М. С. Горбачев признал приоритет общечеловеческих ценностей над интересами отдельных держав и социальных групп. Это его заявление коммунистические ортодоксы в СССР расценили как предательство национальных интересов страны и отказ от социализма.

Тогда же была оглашена программа сокращений Вооруженных сил СССР. Планировалось к 1991 году уменьшить численность армии на 500 тыс. человек. Уступки в отношениях с западноевропейскими странами диктовались не столько миролюбием генерального секретаря, сколько ухудшением экономической ситуации в стране. Продолжала падать цена на нефть, рос дефицит бюджета, необеспеченная товарами эмиссия денег увеличивала и товарный дефицит. В этих условиях естественным было стремление ослабить напряженность в Европе, сократить непосильные военные расходы, избавившись от содержания огромной военной группировки на европейском направлении.

Торговля энергоносителями со странами СЭВ была переведена на расчеты в свободно конвертируемой валюте, начался поэтапный переход к договорам о поставках нефти в них по мировым ценам. Такое решение также было продиктовано экономическими трудностями, неспособностью продолжать финансирование за счет своего бюджета военной организации Варшавского Договора. Мирная политика Горбачева принесла ему огромную популярность за рубежом. Всплеск симпатий простых граждан западных стран к советскому лидеру стали называть «горбоманией».

Но внутри СССР складывалась иная картина. Социологические опросы, письма в ЦК КПСС и редакции газет свидетельствовали о растущем недовольстве населения происходившими реформами и снижением жизненного уровня.

Номенклатурная приватизация

Тем не менее реформы набирали обороты. Получили распространение созданные в 1987–1988 годах на базе райкомов комсомола центры научно-технического творчества молодежи (НТТМ). Они получили уникальные привилегии: для повышения материальной заинтересованности в инновационных проектах им было разрешено заключать договоры с временными творческими коллективами и выплачивать вознаграждения исполнителям по конечному результату. В отличие от центров НТТМ у предприятий тогда еще оставались ограничения по фонду заработной платы и численности работающих. Какой бы доход в безналичной форме эти предприятия ни получали, обналичить его в виде зарплаты они не могли. А центры НТТМ могли.

На практике благая идея реформаторов вылилась в то, что руководители центра НТТМ с согласия директора НИИ заключали договор на разработку новой технологии, близкой к той, что под другим названием уже была разработана сотрудниками института. Подписав акт об исполнении работ по договору, директор НИИ и разработчики получали прибавку к зарплате, а комсомольцы – первичный капитал, который умножали, перепродавая технологию на сторону. Такая деятельность центров получила название «комсомольской экономики».

Успех центров НТТМ положил начало новому процессу – обмену номенклатурой власти на собственность. Следует отметить, что в тот период занятие коммерцией было скорее привилегией, чем правом, оно зависело от номенклатурных связей. Используя свое положение, комсомольские функционеры энергично занялись шоу-бизнесом, международным туризмом, созданием банков, строительных и риэлторских фирм. Высокий доход комсомольцам приносил импорт дефицитных товаров. При острой нехватке вычислительной техники импорт партии персональных компьютеров давал более 1000% прибыли. Но прямую дорогу к миллиардам открывала только банковская деятельность под прикрытием организационно-правовой формы кооператива. Именно здесь зародились состояния российских олигархов.

Не отставали от комсомольцев и «красные директора». Кооперативы, создаваемые при государственных предприятиях, служили легальным средством быстрого обогащения партийно-хозяйственной номенклатуры. Предприятие отпускало такому кооперативу продукцию по фиксированным директивным ценам, а кооператив, зарегистрированный на родственника директора, реализовал ее по рыночным. Разница оседала в карманах директора и позволяла сформировать первичный капитал.

Чем очевиднее становилось, что обогащение, накопление капитала позволительно и даже приветствуется, тем активнее партийная и комсомольская номенклатура перетекала в новые структуры «альтернативной» экономики. Социологические исследования показали, что пик пришелся на 1987–1989 годы – 60,8% общего числа перешедших, затем процесс пошел на убыль и после 1991 года сошел на нет[38].

Узаконение кооперативов и центров НТТМ разбудило дремавшие инстинкты частной собственности. Ослабление железной узды спецслужб, декларативный характер или отсутствие законов, регулирующих частнопредпринимательскую деятельность, перекосы цен, дефицит товаров, нежелание милиции и прокуратуры вмешиваться «в споры хозяйствующих субъектов» создали и для хозяйственной номенклатуры, и для рядовых предприимчивых граждан уникальные условия для быстрого обогащения.

Сегодня многие осуждают произошедшее, говорят, что надо было сначала принять соответствующие законы, обеспечить их исполнение силами неподкупной милиции и независимых судов, а потом уж начинать переход к рынку. Вряд ли это было возможно. Общество не в состоянии выработать рыночные институты, не погрузившись в рынок. Тем более не мог сформировать такие институты аппарат КПСС. То был стихийный, с перекосами и перегибами процесс разложения административно-командной системы, ее трансформации в рыночную экономику, основанную на частной собственности. Впереди, как правило, оказывались не самые умные и порядочные, а наиболее активные и наглые. Таковы, к сожалению, реалии всех постсоциалистических стран. После распада СССР российское правительство пыталось ввести трансформацию в рамки правил, закона, обеспечить равные права на предпринимательскую деятельность всем гражданам, но сделать это в желаемой степени не смогло.

В то же время началась масштабная утечка капитала из страны. Новым частным собственникам, кем бы они ни были в прошлой деятельности, жизненный опыт говорил – государство всегда отнимало капитал. Гарантий частной собственности не было, поэтому не было и уверенности, что это не произойдет и на этот раз. Да и большинство соотечественников не считало частную собственность неприкосновенной. Поэтому капитал желательно спрятать, лучше вывезти его за границу, туда, где собственность священна.

Полностью остановить утечку капитала административными методами невозможно. В экспортно-импортных операциях всегда находятся лазейки для вывоза средств. Прекратить утечку можно, только улучшив бизнес-климат в стране и дав реальные гарантии сохранности собственности законопослушным предпринимателям. Гарантии не менее веские, чем в западных странах. К сожалению, в России это не удалось сделать до сих пор.

Экономические реформы 1986–1988 годов представляли собой набор разрозненных и противоречивых мер. В условиях падения цен на нефть, углублявшихся народно-хозяйственных диспропорций и номенклатурной приватизации они только усугубили социально-экономическую ситуацию в стране, снизили уровень жизни населения. Во многом этим объясняются те тяжести и лишения, которые вынуждены были переносить россияне в последующие годы, когда к рыночной экономике пришлось переходить не на словах, а на деле.

Примером такого ухудшения стартовых условий при переходе к рынку могут служить нефтяная и газовая отрасли. Ими управляли пять министерств: геологии, нефтяной промышленности, газовой промышленности, нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности, строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности, а также Главное управление по транспорту, хранению и распределению нефти и нефтепродуктов при Совете Министров РСФСР и при правительствах союзных республик. Кроме того, разведка новых месторождений и переработка нефти находились под контролем других министерств, имевших собственные управленческие структуры и интересы. Эти административные пирамиды управлялись с самого верха, попытки наладить сотрудничество между низовыми звеньями наталкивались на сопротивление. Даже внутри отдельного министерства решения принимались на самом верху, а затем транслировались вниз через всю структуру, поэтому зачастую решения оказывались неэффективными.

В нефтедобывающей отрасли отчетливо проявлялись пороки, присущие социалистическому способу производства. C 1974 по 1984 год затраты на 1 тонну прироста добычи нефти выросли на 70%, а суммарные расходы на добычу нефти – вдвое. Несмотря на увеличение капиталовложений в топливно-энергетический комплекс с 1975 по 1985 год в 2 раза и их высокий удельный вес в общем объеме капиталовложений, добыча нефти остановилась в 1985 году на отметке в 595 млн тонн[39]. А с конца 1988 года добыча вновь сократилась. Во-первых, из-за ухудшения горно-геологических условий и истощения наиболее продуктивных месторождений, за 5 лет дебиты скважин сократились более чем вдвое. Во-вторых, из-за сокращения поставок оборудования и материалов для добычи нефти в связи с нехваткой валюты.

Реформы разрушили административную систему нефтяной и газовой отраслей. Были созданы государственные концерны: «Газпром», «Норильский никель», «Нефтеотдача», «ЛУКОЙЛ» и др. Кроме того, республиканские партийные комитеты 14 республик сохранили свое влияние и быстро стали координаторами для всех расположенных на их территории предприятий. Законы «О государственном предприятии (объединении)», «О кооперации» и «Об аренде» обеспечили первоначальное накопление капиталов, использованных в дальнейшем при приватизации нефтяной и газовой отраслей. Разрешение в 1987 году проводить экспортно-импортные операции в нефтяном комплексе привело к тому, что контроль над финансовыми потоками еще государственных предприятий перешел к их руководящей верхушке. «Распил» экспортных доходов облегчил становление современного корпоративного сектора.

С точки зрения долгосрочных интересов страны не важно, кому конкретно принадлежат нефтяные предприятия. Важна их рентабельность в условиях мировой конкуренции, которую не удается обеспечить без приватизации. Но было бы ошибкой не учитывать издержки при переходе от государственной собственности к частной. До юридического оформления прав собственности «нефтяные» кооперативы средства, полученные от продажи нефти, практически не вкладывали в развитие добычи. Главным для них было установить финансовый контроль за возможно большим числом предприятий. Как результат – снижение нефтедобычи в 1989–1993 годах, резкое ухудшение положения работников.

Можно ли было реформировать нефтяную промышленность, да и всю советскую экономику быстрее, с меньшими издержками, были ли для этого политические условия – ответить однозначно вряд ли возможно. Но то, что экономические реформы 1986–1988 годов не приблизили страну к конкурентному рынку, сомнения не вызывает.

---

[1] Известия. 5 октября 1984 года.

[2] Известия. 12 ноября 1984 года.

[3] Литературная газета. 21 ноября 1984 года.

[4] Комсомольская правда. 27 ноября 1984 года.

[5] Известия. 17 мая 1984 года.

[6] Центральный Комитет КПСС, ВКП (б), РКП(б), РСДРП(б): Историко-биографический справочник / Сост. Ю. В. Горячев. М.: Издательский дом «Парад», 2005; Чернев А.Д. 229 кремлевских вождей. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК Коммунистической партии в лицах и цифрах. Справочник // Родина, Научный центр «Руссика», 1996.

[7] Павлов В. С. Август изнутри. Горбачев-путч. М., 1993. С. 15.

[8] Горбачев М. Понять перестройку… Почему это важно сейчас. М., 2006. С.30.

[9] Россия и Европа. М., 1996. С. 67.

[10] Кара-Мурза С. Г. Военные расходы СССР: оценка ЦРУ. — http://www.contr-tv.ru/common/1089/

[11] Барсенков А. С. Введение в современную историю. М., 2002. С. 65.

[12] Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об изменениях в системе органов управления строительным комплексом» от 19 августа 1986 года.

[13] Черняев А. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 годы. С. 678.

[14] Горбачев М. Понять перестройку… Почему это важно сейчас. С. 83.

[15] В Политбюро ЦК КПСС. По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова. 1985–1991. М., 2006. С. 445.

[16] Казарезов В. В. Самые знаменитые реформаторы России. М., 2002. С. 306, 412.

[17] Со ссылкой на FAOSTAT data 2005. (См.: Гайдар Е. Т. Гибель империи. Уроки для современной России. М., 2006. С. 173).

[18] Горбачев М. Понять перестройку… Почему это важно сейчас. С. 103

[19] OPEC Bulletin 1979–1988. Vienna, OPEC Annual Report 1981–1987. Vienna.

[20] Капусткин В.И., Маргания О. Л. Основные этапы развития международной нефтяной промышленности и мирового рынка нефти. — http://www.seinstitute.ru/Files/Oil-3p53-100.pdf

[21] Абалкин Л. И. Трудный перевал // Обратного хода нет. М., 1989. С. 41.

[22] Эпоха Ельцина. Очерки политической истории. М., 2001. С. 49; Известия ЦК КПСС. 1989. № 2. Публикация стенограммы Пленума.

[23] Ельцин Б. Записки президента. М., 1994. С. 31.

[24] Россия. ХХ век. Документы и материалы. М., 2004. С. 352.

[25] В Политбюро ЦК КПСС. С. 445.

[26] Симчера В. М. Развитие экономики России за 100 лет. Исторические ряды. М.: Наука, 2006. С. 138.

[27] Власть. 1990. № 8 (26 февраля). — http://www.kommersant.ru/doc.aspx? DocsID=265887&print=true

[28] http://www.jur-portal.ru/work.pl?act=law_read&subact=1125483&id=294905

[29] Власть. 1990. № 8 (26 февраля). — http://www.kommersant.ru/doc.aspx? DocsID=265887&print=true

[30] Гайдар Е. Т. Гибель империи. Уроки для современной России. М.: РОСПЭН, 2006. С. 243.

[31] Там же. С. 211.

[32] Реформирование России: мифы и реальность. М., 1994. С. 24.

[33] Кузнецов И. В. История отечественной журналистики (1917–2000). М.: Флинта: Наука. 2002. — http://evartist.narod.ru/text8/01.htm

[34] Аргументы и факты. 1990. № 19.

[35] Советская Россия. 13 марта 1988 года.

[36] Справочник по «неформальным» общественным организациям и прессе [М. и Л.]. Состав. Н. М. Голованова и А. Л. Скобов // Информационный бюллетень ИАС. М. 1989. № 5 (май).

[37] Россия и СССР в войнах XX века. Потери Вооруженных сил. Статистическое исследование / Под общ. ред. кандидата военных наук, профессора АВН генерал-полковника Г. Ф. Кривошеева. М.: Олма-Пресс, 2001. — http://www.soldat.ru/doc/casualties/book/

[38] Шкаратан М. О. Феномен предпринимателя: интерпретация понятий // Становление нового российского предпринимательства (социологический аспект). М., 1993. С. 200–201.

[39] Уралов В. М. Уровень нашей жизни в 1913—1993 гг. Аналитический справочник. М., 1995. С. 67.