Азиатский кризис имел для России неприятные последствия. Первый заместитель председателя ЦБ Сергей Алексашенко заявил, что разница между доходностью обязательств Минфина и американских бумаг на международном рынке сейчас выше, чем у облигаций стран Восточной Европы. Другими словами, интерес международных инвесторов к российским бумагам заметно упал и рассчитывать стоит только на внутренние источники капитала. (…) Из-за ухода нерезидентов инвестиционная база рынка ГКО только за последние два месяца уменьшилась почти на 20%. В результате Минфину оказалось просто некому продавать облигации, а сброс иностранцами ГКО повысил ставки до уровня начала 1997 года.

На рынке акций ситуация еще более драматичная. Основной капитал в этом секторе рынка иностранный, и повальное бегство нерезидентов привело к тому, что с начала финансового кризиса фондовые индексы зафиксировали падение котировок основных акций не менее чем на 30–40%.

Крупные внутренние инвесторы по вполне понятным причинам (падение котировок продолжается вот уже несколько месяцев) вкладывают средства исключительно в короткие финансовые инструменты с абсолютной ликвидностью. В результате доходность гособлигаций «деформировалась» – ставки по коротким сериям ГКО оказались заметно выше, чем по длинным.

Из-за ухода нерезидентов с российского рынка увеличился темп роста курса доллара. В сочетании с относительно высокими ставками по валютным депозитам это приводит к тому, что население в конце 1997 – начале 1998 года предпочитало валютные активы. Что еще больше усугубляет ситуацию с внутренними инвестиционными ресурсами.

После ухода нерезидентов Минфин лишился 15–20 млрд долларов, которые обеспечивали на рынке ГКО низкие процентные ставки. Объективно повысившийся уровень ставок на рынке (примерно 30–32% годовых) начал привлекать свободные ресурсы банков, которые были вложены в акции и промышленные проекты (этим помимо прочего объясняется падение котировок акций). Но их денег все равно не хватает, чтобы компенсировать отсутствие нерезидентов.

Сбить ставки на рынке госбумаг Минфин мог бы, сократив заимствования. Но в том-то все и дело, что сокращать их дальше, похоже, некуда. Они уже и так составляют ровно столько, сколько требуется для рефинансирования предыдущих выпусков…

Свернуть текст

Кризис перепроизводства. Плавное снижение цен на нефть началось около года назад – к декабрю 1997 года на европейском рынке они упали со 168 до 131 долларов за тонну. 1 декабря 1997 года стало началом кризиса – тогда Организация стран-экспортеров нефти (ОПЕК) приняла решение об увеличении объемов добычи нефти на 10%. Тем самым она формально закрепила то, что происходило уже давно,- превышение ее членами квот на добычу нефти. Суммарный объем добычи достиг рекордного за 18-летнюю историю организации уровня – около 3,8 млн тонн в день. Решение ОПЕК ускорило снижение цен на мировых рынках. В Европе к концу декабря они опустились до 124 доллаов за тонну, а спустя месяц составляли уже 102 доллара. Для многих российских компаний это минимальный приемлемый уровень.

Причинами кризиса помимо увеличения мировой добычи нефти аналитики считают теплую зиму в странах Европы и Северной Америки, а также неприятности на азиатском финансовом рынке, повлекшие за собой снижение потребления энергоносителей в этом регионе. Сыграл роль и иракский фактор: в феврале в этой стране вполне могли начаться боевые действия, и фьючерсные цены на нефть вели себя относительно спокойно. Но как только мирные инициативы взяли верх, цены устремились вниз. Оно и понятно: ведь Ирак мог рассчитывать на дополнительные экспортные квоты в рамках программы «Нефть в обмен на продовольствие». Окончательно дестабилизировал ситуацию отказ в начале марта Саудовской Аравии (крупнейшего в мире поставщика сырья) от каких-либо действий по спасению перенасыщенного нефтью мирового рынка. К концу первой декады марта цены на лондонской International Petroleum Exchange упали до самого низкого за последние девять лет уровня – 93,8 долларов за тонну. Тонна российской нефти в средиземноморских портах на этот момент стоила 83,3 долларов. Вместе с нефтяными ценами падали и курсы акций нефтяных компаний…

Спасение утопающих. Наивно было бы полагать, что нефтяной кризис грозит удушить только нефтяников. На нефть и газ (а газовые цены жестко привязаны к нефтяным) приходится около 60% российского экспорта. По подсчетам аналитиков, если в сложившейся ситуации ничего не предпринимать, только прямые потери бюджета в 1998 году могут составить 3,5 млрд долларов, или 7% его доходной части. Значит, новый секвестр нам гарантирован. А это значит, что бюджетники не получат зарплаты, пенсионеры – пенсий, а солдаты будут питаться только перловкой.

Возможны и другие потери. В частности, вследствие повышения налоговой нагрузки в бюджете уже предусмотрено повышение внутренних цен на нефтепродукты на 10–20%, что выше среднего роста цен в промышленности. Но компании, вероятно, будут вынуждены пойти и на еще большее повышение цен. Так что рост цен на бензин, тепло и электричество, железнодорожные, морские и авиационные перевозки (а значит, и на товары, которые перевозят по морю, земле и воздуху) нам обеспечен. Дешевеющее импортное топливо станет конкурентоспособным не только в западных регионах России, но и на всей ее территории. Ясно, что это значит для российских нефтяников…

Свернуть текст

Программа нужна любому правительству. С.В. Кириенко готовил ее в чрезвычайных обстоятельствах и с особыми целями. В условиях нарастающего кризиса она должна была убедить всех, особенно кредиторов и инвесторов, норовящих увести капиталы с российского рынка, что правительство имеет план выхода из кризиса и намерено выполнять его с необходимой жесткостью и решительностью. Это было также важно для получения помощи МВФ, который теперь требовал не только подготовки и внесения соответствующих законопроектов, но и утверждения их парламентом. Время мягкой благожелательности в отношении МВФ к реформаторским правительствам подошло к концу.

Кроме того, Кириенко хотел, чтобы она не была повторением прошлых программ. Первую ее особенность он видел в том, что не просто пишется текст программы, но она сразу сопровождается нормативно-законодательным пакетом (постановления правительства, указы президента, проекты законов), который немедленно принимается и реализуется. Вторая особенность: вынужденная жесткость в части налогово-бюджетной политики должна быть дополнена окном возможностей для предприятий реальной сферы, снижением бремени внешнего давления на них…

Поэтому антикризисная программа состояла из мер по ликвидации бюджетного кризиса как главного источника нестабильности (…) и мер по поддержке реальной сферы.

Меры по бюджетному кризису

– отмена или приостановление всех нормативных актов, если их финансирование не предусмотрено в бюджете (Указ Президента РФ № 554);

– доведение до бюджетополучателей минимальных лимитов финансирования. Суть этой меры в том, что расходы бюджетных организаций, в том числе на энергию, топливо и др., будут оплачиваться только в пределах этих лимитов и перерасходы не станут относить на бюджетные долги;

– переход с 1 августа 1998 г. на начисление НДС по отгрузке продукции взамен кассового метода. Разрешение возникающих проблем, особенно в электроэнергетике и газовой промышленности в связи с большими неплатежами, планировалось предоставлением рассрочек. Эта мера так и не была тогда реализована;

– введение вмененного налога для отдельных видов малого предпринимательства взамен ряда сборов в местные бюджеты;

– конкурсный порядок сдачи в аренду федерального имущества и отмена льгот по взиманию доходов от аренды и т. п.;

– упорядочение налоговых льгот в закрытых административно-территориальных образованиях, превратившихся во внутренние офшоры;

– подготовка закона об аффинированных лицах с целью предупреждения утечки капиталов;

– усиление контроля за рынком алкогольной продукции, в том числе путем централизации лицензирования производства этилового спирта и оборудования для ликероводочной промышленности (…);

– консолидация в федеральном бюджете части средств целевых бюджетных фондов, включая фонды Минобразования, ВЭК, МПС и др.;

– поэтапный отказ от дотаций и субсидий с экономией 4,6 млрд рублей бюджетных средств.

В целом программа должна была дать 42 млрд рублей экономии плюс дополнительные доходы – всего 52 млрд. При том что впечатляющих мер, кроме перехода к начислению НДС по отгрузке, не было. Но это была своего рода ежегодная рутина – еще и еще искать способы сокращения бюджетного дефицита, не имея возможности что-то изменить по-крупному: враждебно настроенная Дума ничего такого не пропустила бы.

В сфере поддержки производства программа предусматривала: снижение налогового бремени; снижение цен и тарифов в отраслях естественных монополий, сокращение перекрестного субсидирования; реструктуризацию долгов предприятий.

Свернуть текст

То, что произошло на прошлой неделе(июль 1998 года. – ред.) на финансовом рынке, можно считать сенсацией. На следующий день после того, как было принято решение о выделении России стабилизационного кредита МВФ, Минфин созвал крупных участников рынка государственных краткосрочных облигаций. И объявил им, что государство отказывается от выпуска этих бумаг и отныне будет эмитировать преимущественно долгосрочные купонные облигации федерального займа (ОФЗ-ПД). Одновременно всем нерезидентам, а также отечественным финансовым институтам, имеющим право совершать операции с активами в иностранных валютах, было предложено поменять любые серии доживающих последние дни ГКО на новые обязательства России – семи- и двадцатилетние еврооблигации. Впрочем, владельцы ГКО могут от этой сделки и отказаться: обмен гособлигаций на еврооблигации производится добровольно, а оставшиеся на рынке государственные краткосрочные облигации обязательно доживут до погашения и будут погашены. То есть речь о смерти рынка ГКО не идет. Тогда о чем же идет речь?

Пирамиде – конец. То, что происходит, называется реструктуризацией долга. В пользу долгосрочных и менее накладных для казны облигаций. И без такой реструктуризации правительство обойтись не могло.

С момента своего рождения (а ГКО недавно исполнилось пять лет) государственные краткосрочные облигации – несмотря на свою краткосрочность, а значит, и высокую спекулятивность – служили прежде всего средством финансирования дефицита бюджета, а не инструментом денежно-кредитного регулирования. Правительству довольно быстро удалось убедить российских инвесторов (прежде всего банки) в абсолютной надежности ГКО, и они активно шли на этот рынок, привлекавший своей высокой доходностью. Позже правительство смогло создать приемлемые условия и для нерезидентов, а с их помощью – снизить ставки на этом рынке и несколько увеличить срок обращения бумаг. Рынок рос очень быстро, чуть ли не каждый следующий выпуск облигаций был дешевле, длиннее, но главное – больше предыдущего, в результате денег хватало не только для того, чтобы расплатиться по более ранним долгам, но и для бюджета. Иными словами, пирамида стремительно росла, но стояла крепко.

И тут случился финансовый кризис. Поначалу казалось, что надо только немного потерпеть – месяц-два – и все пройдет. Терпеть пришлось намного дольше – более полугода. В таких условиях инвесторы (прежде всего опять же банки) быстро потеряли всякий интерес к длинным облигациям и все активнее скупали короткие. Да и цены уже перестали их устраивать: риски на рынке возрастали, а вместе с ними росла и доходность гособлигаций. Пока не выросла до умопомрачительных по нынешним меркам 150% годовых. В результате погашать бумаги правительству приходилось все чаще и по все более высоким ставкам, пока в конце концов рынок госбумаг из инструмента финансирования дефицита бюджета не превратился в инструмент, высасывающий из него деньги и тем самым только увеличивающий дефицит: в последние месяцы Минфин при погашении ГКО то и дело доплачивал их владельцам из государственного кармана.

Одним словом, рынок ГКО за последние полгода стал почти неконтролируемым. Расходы на обслуживание внутреннего долга выросли до 4% ВВП в месяц, что в 3–4 раза превышает расходы даже на обслуживание госаппарата. Чуть ли не вся страна работала на долги правительства. Стало ясно, что дальше так продолжаться не может, и пирамиде пришел конец.

Рынок почувствовал это примерно месяц назад: именно тогда помимо разговоров о девальвации рубля пошли слухи и о замораживании рынка ГКО. Просто так взять и заморозить ГКО, вовремя не заплатив их владельцам, правительство, конечно, не могло. И оно – не без помощи МВФ – придумало изящный выход: предложить инвесторам добровольно обменять ГКО на еврооблигации, тем самым резко отодвинув срок расплаты по долгам и немного удешевив их. Вряд ли к обмену будут предъявлены все имеющиеся на рынках ГКО – все же предложение правительства слишком уж неожиданное и оригинальное, чтобы инвесторы не почувствовали в нем подвоха. Хотя какую-то часть бумаг они наверняка конвертируют.

Свернуть текст

К августу 1998 года портфель иностранных инвесторов в пересчете по рыночной стоимости ГКО составлял 17 млрд долларов при валютных резервах ЦБ России на уровне 10–11 млрд долларов.

То, что «запас плавучести» государственной экономики был мизерным, свидетельствуют следующие факты: В 1997 году по экспертным оценкам коммерческие банки привлекли 10 млрд долларов синдицированных кредитов, которые должны были возвращать во второй половине 1998 года. Российские предприятия получили кредитов на сумму от 25 до 35 млрд долларов. Ежегодный спрос населения на иностранную валюту оценивался на уровне 33 млрд долларов. Колоссальные обязательства российских коммерческих банков – период по форвардным и фьючерсным контрактам на поставку валюты также делали крайне уязвимой банковскую систему. Любое проявление нестабильности грозило многократной девальвацией и крахом банковской системы.

Эти цифры были не только у правительства Кириенко, но и у иностранных и российских инвесторов, которые с весны 1998 года предпочитали выводить активы под любым предлогом. Неутешительные макроэкономические показатели не были уникальными для развивающихся рынков. Внешние инвесторы понимали высокие риски, но не понимали, почему даже в экстренной ситуации российские власти не могут договориться и принять антикризисную программу действий. По оценкам западных инвесторов, экономическая ситуация в России была лучше, чем в Бразилии, переживавшей в те времена похожий кризис. Понимали инвесторы и то, что предложенная новым российским правительством экономическая программа лучше, чем аналогичный бразильский вариант. Hо в Бразилии, когда президент приехал с проектом экономической программы в парламент, все депутаты за 15 минут проголосовали «за!», а потом дружно спели национальный гимн. В России ситуация развивалась с точностью наоборот.

В конце июля 1998 года Государственная Дума отказалась проголосовать за антикризисную программу правительства Кириенко. В частных беседах депутаты признавали, что экстренные меры необходимы, но никто не хотел голосовать за непопулярные решения накануне выборов 1999 года. Было много желающих спекулировать в предкризисной ситуации. Утром депутаты отказывались голосовать за антикризисную программу (в которой в том числе был законопроект о гарантировании вкладов населения в коммерческих банках), вечером в эфире призывали досрочно забирать вклады из банков.

В конечном итоге было принято политическое решение реализовывать антикризисную программу через указы президента, что и было сделано. Правительство явно и осознанно превысило свои полномочия, беря всю полноту ответственности на себя. Но предложенные меры антикризисной программы носили среднесрочный характер. Уже в августе было очевидно, что пора принимать меры экстренного характера.

В конце лета 1998 года без реструктуризации ГКО государству до конца года необходимо было выплатить 122,6 млрд рублей, или около 20 млрд долларов; у иностранных инвесторов было ГКО на 17 млрд долларов; обязательства по внешним кредитам коммерческих банков и предприятий составляли 35–45 млрд долларов. Рынок срочных контрактов на поставку валюты оценивался в десятки млрд долларов. Часть системообразующих банков была банкротом к 1 августа 1998 года.

Знаменитый меморандум 17 августа стал экстренной мерой, готовился в обстановке строжайшей секретности в выходные, когда не было торгов на валютно-фондовых биржах. Совместное заявление правительства Кириенко и Центрального банка включало три составляющие: реструктуризацию обязательств по ГКО, расширение валютного коридора до конца 1998 года до 9,5 рублей за доллар, ограничение на валютнообменные операции нерезидентов капитального характера. Если в нормальных условиях регулирование валютного рынка и рынка внутреннего госдолга могло компенсировать нестабильность и доходность друг друга, то в кризисной ситуации атаки на валютном рынке сопровождались всплеском доходности на рынке заимствований (от 90 до 120% годовых в августе 1998 года). Правительство Кириенко и Центральный банк приняли комплекс мер, четко понимая связь валютного рынка и рынка ГКО.

Первая реакция валютного рынка на антикризисные меры была спокойной. Курс доллара за неделю с 18 августа по 22 августа вырос всего на 60 копеек (с 6,43 до 7,05 рубля). Рынок сигнализировал: решения правительства были ожидаемы и понятны. Переговоры с инвесторами 20 августа 1998 года проходили в спокойной обстановке. Было полное взаимопонимание в части, касающейся необходимости реструктуризации рынка ГКО и внешних кредитов. Инвесторам было важно увидеть, что реструктуризация необходима, достаточна и равноправна. Последовали неожиданные предложения от западных коммерческих банков новых внешних займов для стабилизации российской финансовой системы.

Противоположная ситуация складывалась в российской банковской среде. Российские крупные банки продолжали спекулировать на кризисе, требовали государственной поддержки и отказывались возвращать депозиты населению и предприятиям, ссылаясь на решения правительства о реструктуризации рынка ГКО. Требования были тем более странными, что доля ГКО в активах коммерческих банков к тому времени была мизерной. По данным, озвученным В. В. Геращенко осенью 1998 года, доля ГКО в активах 50 крупнейших российских банков (за исключением Сбербанка) составляла всего 7% при доле валютных обязательств – более 50%. Ни у «Российского кредита», ни у «СБС-Агро», ни у «Инкомбанка» к середине августа не было никаких ГКО. Фактически эти банки были банкротами уже к 1 августа 1998 года. ГКО были либо проданы, либо заложены по кредитам.

Конец августа – начало сентября 1998 года было самым тяжелым временем российской экономики и финансовой системы. Но такова была плата за политическую нестабильность. 23 августа 1998 года правительство Кириенко было отправлено в отставку, исполняющим обязанности премьер-министра был назначен В. С. Черномырдин с официальной мотивацией «сегодня нужны те, кого принято называть «тяжеловесами».

31 августа Дума первый раз провалила кандидатуру Черномырдина, 7 сентября 1998 года это случилось повторно. 10 сентября была внесена в Думу кандидатура на должность главы правительства Е. М. Примакова, который был утвержден 11 сентября 1998 года. 11 сентября был назначен новый глава Центробанка В. В. Геращенко.

То, как рынок реагировал на политические решения, наглядно демонстрирует динамика курса доллара. До 25 августа (момента отставки правительства) доллар реагировал на новые правила игры небольшим ростом. В целом рынок сигнализировал: новые правила понятны и прогнозируемы. Резкий крен случился сразу после объявления об отставке правительства и внесения кандидатуры Черномырдина.

Новое правительство реализовало худший сценарий, решения от 17 августа были не отменены и не доведены до конца. Политическая нестабильность привела к значительной девальвации уже в сентябре 1998 года. Новый глава Центробанка заявил об управляемой эмиссии, что немедленно привело к инфляции в сотни процентов (в сентябре 1998 года – 400%, в декабре – 256%) и многократной девальвации (почти в 4 раза в ноябре 1998 года).

Переговоры по реструктуризации внутреннего долга были отложены на несколько месяцев, и запомнились дефолтом рынка ГКО. Вместе с тем правительство Примакова существенно сократило расходы федерального бюджета по обслуживанию внутреннего долга (на 120 млрд рублей), что позволило финансировать бюджетные обязательства по зарплатам и пенсиям.

Правительственные решения от 17 августа 1998 года позволили на некоторое время отсрочить выплаты по внешним кредитам российских банков и предприятий на десятки млрд долларов. Снижение реального курса рубля, благоприятная внешняя конъюнктура, низкие цены на продукцию естественных монополий позволили отечественным производителям получить преимущества на российской рынке. После фактического закрытия рынка ГКО банки стали постепенно возобновлять кредитование производства.

Из интервью с М.М. Задорновым, министром финансов в правительствах В.С. Черномырдина, С.В. Кириенко и Е.М. Примакова в 1997–1999 годах:

– Были варианты действий, кроме того, который реализовался?

– Решение правительства и ЦБ подвергалось и тогда, и потом резкой критике. Однако при этом ни один человек не предложил других реальных вариантов действий в той конкретной ситуации. Лично я считаю, что если и была альтернатива, то только одна. То, что надо было идти на девальвацию, было совершенно очевидно для всех. Вопрос был в том, прекращать ли свои обязательства по всему госдолгу или какой-либо его части. Либо вообще не замораживать госдолг и обесценивать его через девальвацию и последующий неизбежный инфляционный скачок. Тогда ведь мы тоже не все обязательства по госдолгу заморозили. По еврооблигациям продолжали платить, по долгам перед международными финансовыми организациями, выплаты по ГКО физическим лицам не были заморожены. Этот набор можно было составить иначе. К примеру, не приостанавливать выплаты по всему внутреннему долгу по ГКО и вести переговоры по всему внешнему долгу.

– Почему не пошли на такой вариант?

– По моделям, которые тогда просчитали, выбор такого варианта означал, что нам предстояло 2–3 года инфляции, которая была бы существенно выше, чем та, которая в итоге перешла на 1999 год. Инфляция по итогам 1999 года у нас составила 36,5%, а если бы платили по всем долгам, была бы за 200%. Кроме того, выплата всего долга быстро «съела» бы валютные резервы страны. У нас же только процентные расходы на обслуживание долга в отдельные месяцы доходили до 30% всех расходов бюджета. Принятие такой модели означало возвращение к гиперинфляции начала 1990-х годов…

– Решение о дефолте обсуждалось с международными финансовыми организациями?

– Безусловно. И с МВФ, и с Всемирным банком. Прежде всего с МВФ. Обсуждение шло в эти же выходные, 15–16 августа. Они не поддержали эти меры официально, но-де-факто весь пакет мер с ними был согласован и ими был акцептован. Более того, и это тоже не является секретом, в выходные дни были собраны руководители крупнейших российских банков, и эти меры были им представлены и с ними обсуждены. (…) Принимая это решение, все понимали, что мы берем на себя политическую ответственность и становимся политическими смертниками. И что отставка предстоит и правительству, и руководству ЦБ.

Свернуть текст

15 августа президент прервал отпуск и вернулся в Москву. Премьер-министр Сергей Кириенко провел совещание с главами Центробанка, Минфина и спецпредставителем Кремля в международных финансовых организациях. Глава правительства дал поручение разработать меры по стабилизации ситуации.

17 августа Сергей Кириенко объявил о введении «комплекса мер, направленных на нормализацию финансовой и бюджетной политики», которые фактически означали дефолт и девальвацию рубля. На 90 дней приостановилось выполнение обязательств перед нерезидентами по кредитам, по сделкам на срочном рынке и по залоговым операциям. Купля-продажа ГКО прекратилась. ЦБ перешел на плавающий курс рубля, расширив границы валютного коридора с 6 до 9,5 рублей за доллар.

18 августа Александр Лившиц подал в отставку с поста заместителя главы администрации президента, сказав, что «не смог уберечь президента». Международная система Visa Int. блокировала прием карт банка «Империал», а остальным российским банкам рекомендовала приостановить выдачу наличных по картам. ЦБ заявил о намерении запретить банкам устанавливать разницу между курсом покупки и продажи валюты свыше 15%.

19 августа правительство без указания причин объявило о переносе принятия решения о порядке реструктуризации ГКО. Тем самым был продлен срок работы банков в условиях неопределенности. Председатель ЦБ Сергей Дубинин отчитался о расходовании транша МВФ в 4,8 млрд долларов, полученного в начале августа. По его словам, 1 млрд долларов пошел на погашение долгов по ГКО, а 3,5 млрд долларов потрачены на удержание курса рубля.

20 августа зампред ЦБ Сергей Алексашенко заявил об отказе от практики введения в банках временных администраций. Новая мера предполагала предоставление банкам кредитов под залог контролируемых ими блокирующих пакетов акций. Сергей Дубинин объявил, что Центробанк отныне гарантирует вклады населения во всех банках.

21 августа все фракции Госдумы выступили с официальными заявлениями о необходимости отставки кабинета министров. Visa Int. разослала всем иностранным банкам письмо, в котором рекомендовала не выдавать наличные по картам ряда российских банков.

23 августа Борис Ельцин подписал указ об отставке Сергея Кириенко и возложил исполнение обязанностей председателя правительства на Виктора Черномырдина.

Свернуть текст

17 августа 1998 года большинство банков Санкт-Петербурга отказались от обмена валюты. Инициативу задал питерский Сбербанк, многочисленные обменные пункты закрылись еще в первой половине дня «по техническим причинам». К обеду сообщения о «технических» напастях появились на обменных пунктах местных мелких банков, а также в филиалах московских МДМ-банка, «Российского кредита» и «СБС-АГРО». В тех же банках, чьи обменные пункты все-таки работали, операционисты прямо советовали клиентам «не обращать внимание на вывешенные котировки», потому как доллары не продавались даже по объявленному курсу 9–9,50 руб. за доллар. Более того, даже обмен наличной валюты на рубли превратился в настоящую проблему, и торговля валютой почти полностью переместилась из закрытых обменников на улицы.

Впрочем, питерские банкиры учли уроки паники, охватившей клиентов в конце минувшей недели. Наиболее оперативно действовали банки, работающие с пластиковыми картами (напомним, что в пятницу уже к обеду городские банкоматы оказались полностью «вычищенными»). Вчера же снять наличные рубли с пластиковых карт не составляло труда: лидеры пластикового рынка пополняли пустеющие банкоматы по 2–3 раза в день. Улучшилась и ситуация с рублевыми вкладами частных лиц. Несмотря на то что очереди вкладчиков, штурмовавших в пятницу филиалы «СБС-АГРО» или «Российского кредита», не исчезли, апокалиптические настроения клиентов явно поубавились. Банки сняли какие-либо ограничения на выдачу клиентам наличных рублей.

В некоторых магазинах города, торгующих бытовой техникой, был объявлен «технический перерыв». В ювелирных магазинах объемы продаж ощутимо возросли. Например, по сведениям ювелирного магазина «Аметист», объемы продаж золотых и ювелирных изделий выросли в 2 раза.

В Новокузнецке отреагировали на информацию о расширении валютного коридора довольно спокойно. Наверное, потому, что она дошла до города только во второй половине дня. Особого ажиотажа в банках не было, хотя небольшие очереди за валютой все-таки выстраивались. Курс сильно не повысился, банки продавали доллары по 6,60 рублей. Но часа за два до закрытия они прекратили торговать валютой вообще. Никаких изменений в магазинах не было.

В Новосибирске до 12часов доллары продавались по 6,8–6,9 руб. В послеобеденное время, когда поступила информация о том, что плавно отпускают рубль, 90% банков обменные операции просто прекратили. Большинство банков склоняются к мысли о том, что завтра у них доллар будет стоить от 8 до 9 рублей. Многие клиенты также захотели снять свои деньги с валютных депозитов в банках, но далеко не всем это удалось. Людям говорили: «Сегодня выдача вкладов невозможна».

Жителей Владивостока из-за многочасовой разницы во времени известие о расширении границ валютного коридора застало врасплох. Первые сообщения о решении правительства и Центробанка прозвучали в выпусках новостей по местному телевидению лишь в 19 часов. К этому времени владивостокские банки и филиалы московских уже прекратили работу. До самого же закрытия обменных пунктов (до 19 часов) практически везде можно было без очередей и ограничений суммы приобрести доллары по курсу 6,40–6,75 руб. Примерно столько же стоил доллар в пятницу и в выходные. Те же несколько круглосуточных обменных пунктов, что имеются во Владивостоке (в отелях, на морском вокзале и в аэропорту), оперативно отреагировали на изменение рыночной конъюнктуры: они закрылись.

Что касается банков, то первые тревожные звонки прозвучали в понедельник c утра. Инкомбанк и «СБС-АГРО» без предупреждения прекратили выдачу наличной валюты по международным пластиковым картам других эмитентов через банкоматы во Владивостоке. Правда, в течение дня продолжали выдавать наличные через операционные залы без ограничений. Представитель филиала Инкомбанка во Владивостоке объяснил «Ъ», что обслуживание чужих карт прекращено по решению головного офиса «временно, по техническим причинам, связанным с заменой программного обеспечения». То же самое сообщили и в филиале «СБС-АГРО». А сотрудники филиала банка «Российский кредит» в экстренном порядке навещали своих вкладчиков по домашним адресам и офисам, чтобы вручить под роспись уведомление руководства банка о прекращении действия уже заключенных договоров по некоторым видам вкладов для физических лиц…

Свернуть текст

Большая часть населения страны ответила на новую валютную политику властей скупкой всех товаров. А вот покупкой валюты никто особенно не увлекается – в регионах ее либо уже нет, либо она стоит запредельно дорого. Во многих городах возник «черный» валютный рынок.

Санкт-Петербург. Традиционные поставщики наличных долларов в Петербург (филиалы банков «Российский кредит» и Инкомбанк) всю имеющуюся валюту продавали сами, и мелкие банки, у которых нет собственных каналов поставки долларов, остались без наличных. Им пришлось поддерживать курсы продажи на уровне выше 10 рублей за доллар. В результате без ограничений валюту продавали в основном филиалы московских банков и крупные местные банки… Здесь курс продажи опустился до более реальных 7–7,5 рублей за доллар. Такой разброс курса доллара привел к возрождению «черного» валютного рынка. У закрытых «по техническим причинам» обменных пунктов крутились сомнительного вида личности, предлагавшие всем желающим купить или продать валюту. Основным местом скопления менял стали сберкассы на окраинах города и гостиницы. Впрочем, желающие без труда могли найти валютчиков и на Невском. У них доллары можно было купить по 8–9 рублей.

Владивосток. Второй день валютного кризиса оказался для Дальнего Востока первым: информация о расширении границ валютного коридора поступила сюда в самом конце рабочего дня, и большинство не успело ничего предпринять для спасения своих рублевых сбережений. На следующий день курс продажи долларов практически во всех банках Владивостока равнялся 9,5 рублей, курс покупки колебался между 6,3 и 6,5 рублями. Правда, купить доллары по взметнувшемуся курсу спешили немногие. Дешевле можно было купить их на «черном» рынке: в центре Владивостока уже несколько лет в любую погоду продают и покупают валюту с рук. Во вторник курс продажи доллара составлял тут 9 рублей.

Многие магазины во Владивостоке объявили распродажу, вывесив красочные объявления о снижении цен на ювелирные изделия, импортную телевидеоаппаратуру, дорогую одежду и обувь. Падение цен достигало 50%. Цены на прочие товары остались на прежнем уровне. Повышенный интерес к золотым украшениям проявляли китайские туристы, путешествовавшие по ювелирным салонам Владивостока многочисленными группами… Местные коммерсанты полагают, что низкая покупательная способность населения Приморья, вызванная задержками зарплат, остается сегодня главным барьером, сдерживающим скачок цен.

Свернуть текст

Страшное последствие финансового кризиса – разрушение банковской системы. Добрая половина российских банков – уже мертвецы. И кто знает, скольких еще убьет кризис. Не исключено, что для того, чтобы вдохнуть жизнь в российскую банковскую систему, придется звать на помощь чужие банки.

Денег у российских банков сегодня нет. Потому что если бы деньги были, банки не останавливали бы напрочь платежи, не замораживали бы вклады граждан и не умоляли бы международные платежные системы заблокировать все выпущенные ими карточки. Но хуже всего не то, что денег нет в данный момент, а то, что неясно, откуда их можно взять. Ведь ликвидных активов – тех самых замороженных гособлигаций – теперь у банков тоже нет.

Однако нельзя сказать, что денег нет вообще. Они есть, например, у Центрального банка – он сам их печатает. Они есть у более или менее благополучных городов и регионов вроде Москвы. Кое-что имеется еще и в федеральном бюджете. Наконец, деньги способны приносить крупнейшие российские корпорации. Вот, пожалуй, и все. Иных способов обеспечить себе достойное существование, кроме как присосаться к этим источникам, у банков, похоже, нет. И в ближайшее время не появится.

Поэтому можно быть более или менее уверенным за судьбу, например, Сбербанка и Внешторгбанка, близких к ЦБ. Или за Банк Москвы и другие московские банки, объединившиеся с ним вокруг московского бюджета (Мосбизнесбанк, МИБ, банк «Огни Москвы», Мосэксимбанк, Мосводоканалбанк), или находящиеся рядом с ним (к таковым можно отнести банки АФК «Система», Международный промышленный банк и ряд других, близких мэру Москвы). Равно как и за уполномоченные банки других крупных регионов-доноров или, например, за банки РАО «Газпром». Очевидно, что реальные источники денег ограничены и на всех их не хватит…

Свернуть текст

Тысячи людей теряют работу и сбережения. На биржах труда и в магазинах очереди. Все опасаются массовых беспорядков. Это не о Великой депрессии из учебника истории. Это про нас. Про кризис, отправная точка которого, 17 августа 1998 года, – один из самых мрачных дней в новейшей истории России.

Все началось с того, что мы узнали правду. О том, что правительство больше не в состоянии платить по своим долгам. Так 17 августа мы проснулись гражданами страны-банкрота.

Сразу же выяснилось – жить в такой стране плохо. Потому что за несколько лет мы привыкли к стабильному курсу доллара, низкой инфляции и отсутствию очередей. У нас был нормальный здоровый президент (так, по крайней мере, казалось), почти ручная, хоть и коммунистическая Госдума и подающее надежды правительство, состоящее из чуждых политике технократов.

После 17 августа президент заболел и практически отошел от дел, правительство сменилось, а Дума стала неуправляемой. Курс доллара вырос в 3 раза, рухнули банки, кое-кто из моих знакомых потерял работу, подскочили цены, появились очереди. Мысль о посещении мелкооптового рынка стала вдруг навязчивой.

Перед глазами замелькали образы из детства: заставленные говяжьей тушенкой и пачками с вермишелью прилавки, очереди за мандаринами перед Новым годом, ленты разноцветных талонов (это уже из моей юности) и по 10 пачек сигарет в одни руки. Вспомнилась поездка с мамой на станцию «Рабочий поселок» в обувной магазин за чешскими сапогами. Это было в 1982 году. Купить тогда хорошую обувь и одежду было нельзя. Во всяком случае, детскую – я точно помню. Можно было только достать.

Свернуть текст