Право частной собственности – право человека добровольно по своему собственному усмотрению владеть, распоряжаться, дарить, продавать, закладывать свой капитал при условии, что эти действия не нарушают аналогичные права других экономических субъектов.

Исторически дискуссия по поводу собственности со времен Платона и Аристотеля концентрировалась вокруг четырех аргументов.

Политический аргумент за: собственность (если только не распределена явно несправедливо) обеспечивает стабильность и ограничивает власть государства; против: неравенство, которое обязательно сопровождает собственность, порождает социальные волнения.

Моральный аргумент за: собственность легитимна, потому что каждый имеет право владеть результатами своего труда; против: многие собственники не приложили никаких усилий, чтобы получить собственность, а необходимо обеспечить равные возможности каждому для приобретения собственности.

Экономический аргумент за: собственность – самый эффективный способ производства богатства; против: экономическая деятельность, движимая желанием обогатиться ведет к расточительной конкуренции.

Психологический аргумент за: собственность усиливает чувство собственной идентичности человека и его уровень самоуважения.

В обществе, в котором не гарантирована частная собственность на товары и средства производства, не могут быть реализованы свобода, справедливость, мир и процветание. Частная собственность – своеобразный компромисс между нашими желаниями неограниченной свободы и признанием права других людей иметь такие же желания и права. Это способ быть свободным и защитить себя от свободы других. Права собственности защищают слабых от сильных. (…)

Идея собственности заложена на уровне инстинкта. Животные, которые метят территорию, определяют свои права собственности. (…)

Последствия племенной собственности: «Член племени не свободен и не защищен. Он раб каждого члена племени, который сильнее его. Он может пасть жертвой его желания, гнева или мести. Средства к существованию (пища, одежда и жилье) точно так же нестабильны, как свобода и безопасность. Если не признаются права собственности, то никто не может назвать некую вещь своей. Если он возделывает землю, он не может быть уверен, что ему удастся собрать урожай. Если человек работает много и проявляет смекалку, накапливает запас товаров, он не может быть уверен, что его не заставят поделиться с другими. При племенной собственности захват имущества – это не грабеж. Это партнерство. Удовлетворение насущных текущих нужд – это единственная цель труда. Все, что выходит за пределы этой цели нецелесообразно».

Первые переселенцы в Америку умирали от голода, потому что права собственности не были определены. (…) «У поселенцев не было никакого интереса заниматься земледелием, потому что они не владели землей. Все, что они производили, отправлялось в общий магазин. Колонисты бесцельно шатались, не работали. Те, кто был честным и энергичным, находили всякие причины не участвовать в коллективных работах». Томас Дейл ввел институт частной собственности. Он ввел flat tax в виде определенного объема зерна. Каждый человек получил 3 акра земли.

Британия – первая страна в Европе, которая развила правильную систему, основанную на системе стимулов, заложенных в природу частной собственности. Голландия на некоторое время опередила Британию, но высокие налоги сделали ее производителей неконкурентными. Гены низких каст в Индии не мешают индийцам получать высокий доход в странах с другими политико-правовыми институтами. А. Смит писал о Европе XVIII века: «В настоящее время в Европе собственник одного акра земли так же защищен, как и собственник 100 тысяч акров». Англичане пошли дальше. «Права нанимателя равны правам собственника». В то время как в других частях Европы арендаторы земли могли быть законно согнаны с занимаемого участка». Когда Вольтер приехал в Англию и ознакомился с работой ее судебной системы, он сказал: «Я вырвался из страны деспотизма и приехал на землю, где закон может быть суров, но люди здесь живут по закону, а не по капризу».

Свернуть текст

Когда рассуждают о том, что частный собственник бережет копейку, не терпит бездельников, улыбается клиентам и заворачивает в бумажку, то часто заблуждаются в объяснении такого замечательного экономического поведения. Это текущее, краткосрочное приспособление к экономической реальности, к спросу, объясняется не формой собственности. Причина его – в том, что называют «жестким бюджетным ограничением». Когда менеджер знает, что убытков ему никто не покроет, когда работники знают, что в случае потери рынка сбыта государство денег не подкинет – в таких условиях любые предприятия ведут себя одинаково. Частные, кооперативные, государственные. Наоборот, при гарантированном выживании, при неограниченном спросе самое частное предприятие теряет энергию, жиреет, расслабляется.

Наполнение магазинных полок, ликвидация очередей, быстрое выполнение пожеланий потребителя зависят не от манипуляций с собственностью, а от финансовой политики государства. Здесь приватизация – не лекарство.

Может быть, приватизация нужна из бюджетных, фискальных соображений? Тоже не лучший вариант. Ведь поступления от приватизации будут носить в лучшем случае прогнозный характер (купят, не купят, да сколько дадут). Поступления будут не постоянными, а разовыми; хотя, конечно, советская власть может продать, отобрать и пустить в продажу снова, но покупатели уже будут сдержаннее… Разумнее и эффективнее строить расчеты государственного бюджета на основе налогов.

Все же, в чем приватизация нужна и неизбежна? Чем свободный частный предприниматель кардинально отличается от государственного? В той области, где ярче всего проявляется то, что социализм и теория планирования хотели бы забыть. Хотели забыть и забыли они про риск решений о перспективных действиях, про неопределенность будущего. А проявляется этот риск в выборе направлений капиталовложений, в долгосрочной экономической политике.

Готовность к риску, как и совесть, не может быть коллективной. Она персонифицирована. Ее можно перераспределять – в капитализме для этого создано множество механизмов: страхование, биржи, инвестиционные фонды, пенсии, банки. Но кто то, в конце концов, последним в списке, берет риск на себя. Не случайно финансовая деятельность, непосредственно оперирующая с риском, наиболее высоко оплачивается на Западе.

Государство – не сводимо к личностям в экономическом плане. Нет того субъекта, который бы нес адекватную ответственность за перспективные решения. Именно поэтому государственные инвестиции, государственное планирование – всегда неэффективны. Именно поэтому государственное предприятие, сравнявшись с частным в текущем расчете, проиграет ему в долгосрочном.

Наши беды происходят от такого неэффективного государственного инвестирования. Диагноз звучит: «структурный кризис». С огромными усилиями наш народ, недоедая уже в прямом смысле слова, создал, сохраняет и развивает целые отрасли и производства без настоящего и будущего. Но вылечить эту болезнь в одночасье, понятно, не удастся. Повседневно же мы мучаемся от другой беды, происхождением обязанной этому структурному кризису, но оторвавшейся уже от него. Имеется в виду открытую (рост цен) и подавленную (очереди, дефицит) формы инфляции, налоговый и законодательный произвол государства, чувство беспомощности и неуверенности, убивающее даже текущую (о перспективной вообще молчу) хозяйственную активность.

Вот где действительно поле деятельности для реформаторов! Мы приватизируем не право собственности на станки и магазинные полки, а право рассчитывать на самого себя. Право делать надежные сбережения. Право действовать по правилам, установленным если и не раз навсегда, то, во всяком случае, с прогнозируемыми изменениями. Право разбогатеть и право разориться. Такая приватизация будет означать резкое, почти полное исчезновение государства из области управления экономикой, то есть из той, где его неэффективность и нагляднее, и болезненнее всего.

Та действительность, которая откроется нам, когда падет завеса пустых денег, галопирующих законов, глупой секретности, то есть то, что мы обнаружим вокруг себя после стабилизационной реформы и коммерциализации, будет иметь мало общего с нынешними иллюзиями. Среди первых претендентов на банкротство окажется Волжский автозавод; предложение жилья резко превысит спрос; розничная торговля потеряет привлекательность сферы немедленного обогащения; грозная конкуренция ударит по большей части аграрного сектора…

Мы увидим нашу экономику такой, какова она в действительности и только тогда граждане страны смогут принимать рисковые решения под свою трезвую ответственность, тогда начнется действительная структурная перестройка. Тогда пробьет час приватизации.

Свернуть текст

У. Ширер, американский журналист и историк, лично наблюдавший жизнь Германии при нацистах:

«Заваленные горами бумаг, постоянно получающие указания от государства, что, сколько и по какой цене производить, отягощенные растущими налогами, облагаемые нескончаемыми крупными “специальными отчислениями“ на партию, промышленники и коммерсанты, которые с таким энтузиазмом приветствовали установление гитлеровского режима, поскольку рассчитывали, что он уничтожит профсоюзы и позволит им беспрепятственно заниматься свободным предпринимательством, теперь ощутили глубокое разочарование. Одним из них был Фриц Тиссен, который в числе первых сделал наиболее щедрые отчисления в кассу партии. Бежав из Германии накануне войны, он признал, что “нацистский режим разрушил немецкую промышленность“, и всем, кого встречал за рубежом, говорил: “Ну и дурак же я был!“ (…)

Мелкие предприниматели, первоначально являвшиеся одной из главных опор партии и многого ожидавшие от канцлера Гитлера, по меньшей мере, многие из них, вскоре обнаружили, что их постепенно ликвидируют и вынуждают вновь влиться в ряды тех, кто живет на зарплату. После принятия законов в октябре 1937 года все корпорации с капиталом менее 40 тыс. долларов просто распустили, запретив создавать новые с капиталом менее 200 тыс. долларов. Это сразу привело к сокращению числа мелких фирм на одну пятую».

Свернуть текст

Б. И. Минц, с 1991 года – заместитель главы администрации Иванова, председатель Комитета по управлению имуществом, в 1994–1996 годах – начальник главка Госкомимущества:

Понятие «коммерческая жилка» в советском и в рыночном понимании различно. Директора магазинов, предприятий общественного питания и бытового обслуживания имели навыки купли-продажи. Даже если работали в ресторане, они должны были уметь закупить нужный товар, правильно его преподнести и продать. А «красные директора», хотя и возглавляли коммерчески обособленные предприятия, оставались по духу советскими инженерами, для которых самое главное – произвести соответствующую ГОСТу продукцию, выполнить план. Характерный пример: приватизируя обувную фабрику, мы обнаружили там запас детских сандалий года на два. Трудно было объяснить директору, что самое главное – произвести не просто продукцию, а именно ту, которую можно продать, получив доход.

А торговля жила с оборота. Здесь директора понимали: непроданный товар пропадает вместе с доходом. Особенно это касается скоропортящихся овощей и фруктов. Можно, конечно, списать гниль, но дохода не будет… В этом смысле они были коммерчески подкованы, но с «советской» окраской, которая не имела ничего общего с подлинным предпринимательским подходом. Подворовывали с потока, выстраивали хитроумные схемы. Традиционно около мешков с сахаром ставились ведра с водой – влажный сахар тяжелее на 3–7%, на каждой проданной тонне «навар» был вполне ощутимым. Люди с такой «коммерческой жилкой», попавшие в ходе приватизации в бизнес, как правило, не удерживались на плаву.

Уже через несколько лет директорами предприятий торговли и общественного питания стали преимущественно бывшие заместители по финансам, по экономике, которые по формальным показателям советской номенклатуры не проходили в первые лица. Они осознали рыночную ситуацию: нужно выстроить бизнес для легального получения дохода, без воровства с оборота. Бизнес и воровство несовместимы.

Многие директора сопротивлялись спущенным сверху приватизационным начинаниям в надежде, что они заглохнут, «рассосутся» – и все вернется на круги своя. Важнейшим и тяжелейшим делом было разделение собственности по уровням власти – между муниципалитетами и субъектами Федерации. Особую сложность представляли крупные города. Я хорошо это знаю по работе Ассоциации председателей комитетов и фондов России.

В разных городах использовалась примерно одна и та же технология затягивания: решения переносились с заседания городской думы на заседание областного совета, областной совет пенял на городскую думу… Во всех думах и советах заседала все та же советская номенклатура, «красные директора» предприятий, которые не были заинтересованы в переменах, в формировании программ приватизации, разделении собственности, составлении ее реестров. Десятилетиями они сидели в своих креслах, им шла неплохая зарплата, для них были спецпайки, спецбуфеты, спецтранспорт и путевки в особые дома отдыха. Они привыкли к такой жизни и ничего не хотели менять. Понимая, что теперь потеряют свои привилегии, они искали пути обхода, тянули время. А Комитет по управлению имуществом, кроме всего прочего, проверял законность ранее проведенных сделок, в том числе по аренде: правильно ли они заключены, все ли процедуры выполнены.

Но были директора и чиновники, которые быстро сориентировались, увидели возможности, которые открывались перед теми, кто реально владел предприятием. И вцепились в собственность, начали ее делить – еще до выхода закона о приватизации. Совершенно диким образом. Царило форменное беззаконие – в прямом и переносном смысле. И было что делить – тысячи предприятий! Скажем, предприятий торговли в городе N-ске было 400, а стало 700! Представляете, сколько претендентов на эти сладкие куски пирога! Столкновение интересов, характеров, психологий.

В этом сложность. Промедление было сродни попаданию в трясину, которая, если ничего не предпринимать, засасывает. Нужно было действовать очень жестко. Я прекрасно понимал, что, если затяну с разделением собственности, с оформлением документов, с коммерциализацией, то не выполню программу приватизации по Иванову. Такой ход событий, конечно, исключался. То есть фактор времени играл исключительно важную роль.

Свернуть текст