В 1993–1994 годах в условиях галопирующей инфляции компаниям было выгодно задерживать оплату за товары и услуги. Хорошо было только автозаправочным станциям, с которыми клиенты рассчитывались наличными. Поскольку правительство активно практиковало «товарные кредиты», нефтяникам приходилось отпускать нефтепродукты в долг, а крупные потребители – сельское хозяйство и силовые министерства – денег за них не возвращали. Нефтеперерабатывающие заводы, пострадавшие от неплатежеспособных аграриев и силовиков, не торопились расплачиваться за полученную от нефтедобывающих компаний нефть. Эксперты полагают, что вклад в кризис неплатежей внесли и директора некоторых НПЗ, которые «прокручивали» оборотный капитал вместо того, чтобы платить нефтедобытчикам. В результате добывающим предприятиям пришлось хуже всех. Им оставалось лишь сокращать инвестиции, закрывать скважины и задерживать зарплату. Не получавшие денег нефтяники в ответ бастовали. Популярным на митингах стал плакат «Голодный нефтяник – позор России!»

Осенью 1993 года вспыхнула отраслевая стачка из-за того, что нефтяники не получали зарплату более полугода. Тогдашняя система налогообложения привела к тому, что практически весь фонд оплаты труда работников нефтегазовых отраслей облагался прогрессивным налогом на прибыль, а реальная зарплата нефтяников и газовиков – прогрессивным подоходным налогом. Тогда бастовало около 7 тыс. человек, грозя перекрыть поставки нефти и газа в Европейскую часть страны. Рабочие приняли обращение к трудящимся Надымского района и всем гражданам России с призывом выразить солидарность с бастующими. «Больше года правительство и многочисленные комиссии занимаются обманом. Все наши обращения к президенту, правительству остаются безответными. Сегодня грабительскими налогами нас поставили на колени», – говорилось в обращении.

Неплатежи росли, предприятия нищали, налоги не вносились вовремя. Пришлось возвращаться к натуральному хозяйству. В Тюмени в 1994 году был подписан самый крупный договор об уплате налогов сырьем в бюджет области. Нефть «Ноябрьскнефтегаза» власти поставляли на Омский НПЗ, нефтепродукты – в Кемеровскую область, откуда через «Кузбассразрезуголь» в Тюмень шел уголь для отопления городов. А «Нижневартовскнефтегаз» выплачивал в бюджет Нижневартовска «живыми деньгами» только 11%, остальное – продукцией.

Свернуть текст

За месяц до окончания 1995 года ГКИ не теряет надежду выполнить взятые на себя обязательства по доходам от приватизации, за которые, по признанию главы Госкомимущества Альфреда Коха, он «отвечает головой». Легко догадаться, что ГКИ будет сопротивляться любым попыткам отсрочить или отменить залоговые аукционы. (…)

Альфред Кох объявил о решении Московского арбитражного суда отклонить иск Архангельского ЦБК к Госкомимуществу. Руководство предприятия считает, что ГКИ имеет право закладывать только пакеты акций, находящиеся в федеральной собственности, а временно закрепленные – нет. Судебная инстанция однозначно встала на сторону ГКИ, и аукцион по этому предприятию состоится в запланированные сроки.

Неудивительно, что несмотря на сопровождающие залоговые аукционы скандалы их итоги внушают правительству всевозрастающий оптимизм. По информации Альфреда Коха, уже получено порядка 1,5 трлн рублей – половина от запланированных средств, при этом пока переданы в залог только четыре пакета акций.

Что же касается предстоящих торгов, то Кох рассчитывает получить еще как минимум 2 трлн рублей без учета размеров задолженности бюджету выставляемых на торги предприятий. Четверть этой суммы ГКИ планирует получить за счет залога 51% уставного капитала АО «Сибнефть», причем для этого лота определены довольно жесткие дополнительные условия. Кроме того, что к аукциону не допускаются нерезиденты и юридические лица с долей иностранного капитала более 25%, не смогут в нем участвовать и компании, задолжавшие бюджету и во внебюджетные фонды более 50 млрд рублей, а также должники самого АО «Сибнефть», имеющие суммарную задолженность более 20 млрд рублей. Крайним сроком перечисления средств победителями последних аукционов считается 4 января 1996 года, после чего будут подведены окончательные итоги, в прямой зависимости от которых, по словам Альфреда Коха, находится сохранность его головы.

Свернуть текст

Поводом для февральских 1996 года парламентских волнений стал конфликт руководства РАО «Норильский никель» с ОНЭКСИМбанком, получившим госпакет акций РАО в результате залогового аукциона. Не вдаваясь в подробности конфликта, Госдума подняла вопрос о вредности залоговых аукционов вообще. Дескать, банки могут не вкладывать деньги в производство, а просто перепродавать полученные пакеты. Было даже заявлено, что в результате залога госпакета дела на «Норильском никеле» резко ухудшились.

Однако на первом же заседании Думы, посвященном этому вопросу, оказалось, что все не так просто. Дела на предприятии резко ухудшились не в результате залогового аукциона, а еще тогда, когда госпакет акций РАО фактически принадлежал руководству предприятия. Тот факт, что именно руководство РАО проводит неэффективную финансовую политику, был подтвержден и главой Красноярской администрации Валерием Зубовым. Он не скрывал своего отрицательного отношения к действиям руководства предприятия. Поэтому Дума повела себя весьма осторожно, создав комиссию с нейтральным названием «по проверке хода приватизации РАО “Норильский никель“ и рассмотрению вызванных этим социально-экономических проблем».

Комиссия работала в течение четырех месяцев. Тем временем сменилось руководство РАО, и конфликт с банком был улажен. Вчерашним постановлением Госдума как бы подвела итоги работы комиссии. Этот документ, подготовленный в комиссии и внесенный на рассмотрение Думы председателем комиссии коммунистом Петром Романовым, выглядит вполне мирно. По крайней мере, в нем ничего не говорится о пересмотре итогов залогового аукциона по акциям РАО и возвращении к прежнему состоянию, когда контрольный пакет был в собственности государства. Напротив, в постановлении прямо сказано, что возврат к прежней ситуации не решит проблем РАО и не предотвратит неминуемого банкротства, поскольку «государство в настоящее время не располагает ресурсами в размере 4–5 трлн рублей для восстановления оборотных средств “Норильского никеля“, поддержания минимально приемлемого уровня производства». А тяжелое состояние РАО объясняется как резким ухудшением общего состояния экономики, так и плохим руководством РАО еще до залогового аукциона.

Романов по этому поводу не преминул с гордостью заметить, что коммунисты не собираются пересматривать реформу собственности; залоговые аукционы – свершившийся факт, сказал он, и изменить ничего нельзя. Правда, авторы постановления все же не забыли обвинить органы исполнительной власти в утрате контроля за хозяйственной деятельностью РАО, а одной из причин его плохого состояния назвали «поспешную и непродуманную приватизацию». В общем, парламент по-прежнему связывает спад в экономике с приватизацией – но теперь делает это заметно осторожнее.

Что проясняет решение арбитражного суда?

Как ни удивительно это будет звучать для западных инвесторов, присматривающихся к российскому фондовому рынку, но в России уже создана правовая система, худо-бедно защищающая права акционеров. ОНЭКСИМбанк, обладающий большинством голосов в составе акционеров РАО «Норильский никель», вопреки противодействию руководства предприятия все же получает право провести внеочередное собрание акционеров. То есть он имеет возможность приступить к реализации собственной стратегии развития предприятия. Уже один этот факт способен повысить доверие к России, как к объекту инвестирования. (…)

Кроме того, сейчас можно увереннее, чем раньше, говорить о том, что государство не намерено пересматривать свою политику, поощряющую формирование финансово-промышленных групп в российской экономике, и что партия «отдай федеральный пакет» (…) имеет в кабинетах власти большее прикрытие, чем партия промышленников.

Свернуть текст

Сравнительно легко колебалось общественное мнение от левых к правым и обратно в Польше, Словакии, Балтии на протяжении последнего десятилетия. Причем политический маятник не просто раскачивался в разные стороны: амплитуда его колебаний становилась все более узкой; левые и правые находили все больше общих точек соприкосновения, а их электорат никогда не разделяла мертвая полоса отчуждения.

В польском правительстве, например, в последнее время сложился очень прочный и работоспособный тандем: президент-посткоммунист Александр Квасневский и первый вице-премьер, «отец» польских либеральных реформ Лешек Бальцерович. Тот самый Бальцерович, который после проведения шоковой терапии в 1992 году ушел из правительства всеми проклинаемый и ненавидимый.

Вот главные наши отличия: Польше хватило семи лет, чтобы ненависть к либералам уступила доводам здравого рассудка; чтобы коммунисты отошли от своих мертвецких догм настолько, что оказались в состоянии конструктивно сотрудничать с этими самыми либералами; чтобы «красные» превратились из партии безответственных трибунных ниспровергателей в ответственную и прагматичную политическую силу.

В России же все гораздо сложнее. Ни такого откровенного сближения бывших политических антагонистов, ни таких решающих перемен в предпочтениях электората… У нас в стране и политические силы, и общество в целом по-прежнему очень сильно поляризованы: наши -не наши; за «красных» -против таковых.

Свернуть текст

Давно было ясно, что Совет безопасности готовит наступление, желая захватить господствующие высоты в российской экономической политике (чего стоило назначение на пост начальника экономического управления совета Сергея Глазьева, завоевавшего себе репутацию отчаянностью и абсурдностью макроэкономических воззрений). Болезнь Бориса Ельцина оказалась удобным моментом для атаки. В качестве первой высоты Сергей Глазьев и Александр Лебедь избрали госпакеты акций, отданные в конце 1995 года в залог (в обмен на акции 12 крупнейших предприятий (…) российские банки дали бюджету кредит в 4,5 трлн рублей).

Лебедь направил Ельцину предложение перенести срок продажи заложенных акций с 1 сентября 1996 года на 1 марта 1997 года. Поскольку государство банкам кредит не вернуло (да и не собиралось), с 1 сентября, согласно залоговому договору, банки вправе заложенные госпакеты продать. Продав, они возвращают себе кредит, а все, что удалось выручить сверх того, делится так: 30% – банку, 70% – государству.

Лебедь указал, что сейчас банки как надо эти акции не смогут продать, а потом их продажа пакетами по 10–15% капитала «при грамотном проведении торгов по всем правилам международных тендеров с участием реальных стратегических и финансовых инвесторов» позволит «получить дополнительно в доход госбюджета десятки триллионов рублей». В общем, Лебедь решил сразу сыграть по-крупному, затронув жизненно важные финансовые интересы банков. Достаточно сказать, что банки, получившие в залог акции «ЮКОСа» и «Сиданко», не пожалели денег, чтобы докупить еще и стать обладателями контрольных пакетов. Когда мы вчера связались с представителями этих банков, они от комментариев воздержались, но довольно твердо дали понять, что их реакция на смелость Лебедя может быть только отрицательной.

Действительно ли предложения Глазьева-Лебедя имеют экономический смысл? Вряд ли. Скорее всего, банки пока ничего продавать и не собираются. Во всяком случае, госпакет «Сургутнефтегаза», который в виде исключения мог быть продан еще в январе, до сих пор остается у залогодержателя, хотя Госкомимущество подтвердило, что он может беспрепятственно реализовать свои права.

Смысл у предложений СБ совсем другой. Если срок продажи будет перенесен, то это покажет, что отныне СБ, и никто иной, распоряжается заложенными госпакетами. То есть если будет надо «национальной безопасности», СБ еще раз перенесет срок или придумает что-нибудь другое, например вообще конфискует пакеты. Тем более что Лебедь послал Ельцину еще и письмо «в связи c назначением главой Госкомимущества Альфреда Коха и его заявлением о готовящихся новых залоговых аукционах».

В письме Лебедь выражает готовность подготовить собственные предложения по правилам проведения залоговых аукционов, а также требует впредь согласовывать эти правила с ФСБ и Службой внешней разведки, которые «способны дать ценные замечания» по поводу того, как аукционы «могут быть использованы зарубежными странами в своих интересах».

Однако администрация президента быстро показала Глазьеву и Лебедю, что одной смелости в России недостаточно. Президент поручил премьер-министру Виктору Черномырдину и секретарю Совета безопасности Александру Лебедю «совместно поработать над проблемой залоговых аукционов и доложить проект решения к 1 октября 1996 года». Чем кончится совместная работа, напоминающая сотрудничество пауков в банке, примерно понятно. Госкомимущество уже заявило, что перенос сроков станет нарушением условий залоговой сделки, причем финансовые структуры, владеющие залогом, вправе опротестовать это нарушение в суде. Правительство, таким образом, подготовит свой вариант решения – сроки не переносить. И на вчерашнем совещании в правительстве это было решительно подтверждено первым вице-премьером Владимиром Потаниным. Лебедь в своем проекте, напротив, будет настаивать не только на переносе сроков, но еще и на пересмотре всей залоговой системы, а также на расследовании деятельности банков…

Свернуть текст

А. Б. Чубайс, председатель Госкомимущества в 1991–1994 годах, первый заместитель председателя правительства по вопросам экономической и финансовой политики по январь 1996 года:

«Какая, к черту, прозрачность залоговых аукционов, когда речь шла о судьбе страны! В 150-миллионной стране, находившейся на предельном уровне нищеты, с ядерным оружием, шла битва за ее будущее! Это все равно что обвинять в непрозрачности военачальников, подготовивших план разгрома Берлина!

Да, схема аукционов была непрозрачная, там не было равенства и соблюдения прав третьей стороны. Но наши и иностранные любители прозрачности забывают о политических реалиях и историческом контексте. Или они хотели повторения опыта Германии, где Гитлер был избран в ходе демократических выборов? Они соотносят нашу приватизацию в стране, где рабство было отменено только в конце ХIХ века и даже к началу ХХ века не возникло полноценной частной собственности, с приватизацией, проведенной Маргарет Тэтчер в Великобритании с ее многовековыми традициями частной собственности. Полное непонимание страны, среды, нашей истории!

Была ли на залоговых аукционах настоящая конкуренция? Конечно, нет! Ты получи “Сибнефть“, ты получи “Норильский никель“, ты получи “ЮКОС“ и сделай все, чтобы избирателей не гнобили невыплатой зарплаты, чтобы коммунисты не пришли к власти. Да, в ходе аукционов были неувязки, что-то банкиры не поделили, судились. Впрочем, все суды по всем залоговым аукционам в итоге подтвердили законность приобретения всех активов. С юридической точки зрения всё было сделано законно.

Более того, я считаю, что и цена, которая была заплачена победителями государству, достаточно высока. Если оценивать их с точки зрения так любимой у нас многими “слезы несчастного ребенка“ имени товарища Достоевского, то сделанное – просто ужас! Но именно этот “ужас“ сыграл ключевую роль в спасении страны от второго пришествия коммунистов».

А. Б. Чубайс:

«Тогда я не до конца понимал, какую цену нам придется заплатить. Я недооценил чувство глубокой несправедливости, которое останется у людей. Мы завершили приватизацию в 1997–1998 годах, но даже сейчас люди все еще отвергают любые рациональные аргументы: что олигархи не просто украли предприятия, они заставили их работать лучше, они начали вкладывать деньги и вовремя выплачивать зарплаты; что налоги, которые они платят в бюджет, помогают выплачивать пенсии. Большинство людей не хотят об этом слышать, потому что их ощущение несправедливости приватизации существует на уровне подсознания… Институт частной собственности – это не просто свод законов или класс собственников, которые имеют реальную власть. Это 146 млн человек, которые должны согласиться с тем, что частная собственность священна. Я сомневаюсь, что это произойдет за одно поколение».

А.Р. Кох, заместитель председателя Госкомимущества в 1993–1995 годах, проводивший залоговые аукционы, председатель Госкомимущества в 1996–1997 годах:

«Меня все время ругают за то, что я проводил “непрозрачную приватизацию“. Да ничего прозрачнее залоговых аукционов в нашей приватизации вообще не было! Журналисты сидели в зале и весь процесс аукциона снимали на камеру.

Меня склоняют за то, что я якобы не всем желающим принять участие в аукционах уделял равное внимание. Но я встречался со всеми, кто изначально желал принять участие в аукционах. Было огромное количество людей, твердивших, что “идея гнилая и никуда не годится“. А когда стало видно, что аукционы все-таки состоятся, почти все критики полезли туда со страшной силой. Причем почти все без денег. Просто для того, чтобы доказать, что они тоже олигархи, чтобы поскандалить. Я спросил одного такого скандалиста: “Скажи честно, были у тебя в тот момент деньги?“ “Нет, – говорит, – я просто хотел сорвать аукцион. Мне было жалко, что это кому-то другому достанется“».

Е.Т. Гайдар, депутат Госдумы по декабрь 1995 года, директор Института экономики переходного периода:

«Мне не нравится, как были проведены залоговые аукционы. Скажу одну вещь, которую важно понимать. Перед залоговыми аукционами в правительстве обсуждался вопрос о том, что будем делать, когда – а это неизбежно по тенденции – Россия перестанет быть экспортером нефти и станет ее импортером. Это планировалось на 2000 год. Тогда же обсуждался вопрос о том, что делать с Нижневартовском, когда добыча нефти на Самотлоре остановится в 2000 году. Что делать с двухтысячным населением города?

А когда приватизировали нефтяную отрасль, в том числе с помощью залоговых аукционов, возникла другая проблема: что делать с таким быстрым ростом добычи нефти, создающим проблемы, скажем, в переговорах с ОПЕК, которая говорит нам: “Почему же вы так быстро наращиваете свою долю на рынке?“ Вот это про залоговый аукцион.

Еще раз подчеркиваю, мне не нравится, как были проведены залоговые аукционы. Но результатом их стало то, что мы от экономики, в которой нефтедобыча стремительными темпами падает, почти сразу перешли в экономику, где нефтедобыча стремительными темпами растет. Вплоть до дела “Юганскнефтегаза“, до “ЮКОСа“. После того как мы решили ренационализировать часть нефтяной отрасли, проблема с ОПЕК исчезла, потому что нефтедобыча упала в пять раз».

Е.Г. Ясин, министр экономики в 1994–1997 годах:

«Да, на залоговых аукционах государственное имущество было продано дешево, но на миллиарды долларов, которых хватило на то, чтобы закрыть дыру в бюджете и остановить инфляцию. Сейчас об этом уже никто не помнит, не считает, что это было важно. Сейчас все помнят, что “Норильский никель“ достался Потанину за 170 млн долларов, хотя уже через год “Связьинвест“ продали за 1,5 млрд долларов.

В свое время я боролся против залогового аукциона по “Норильскому никелю“, писал об этом Черномырдину. Но когда началась новая кампания против залоговых аукционов с требованием вернуться назад и заплатить за приобретенное в полном объеме, я вспомнил о том, что в Восточной Германии государственные фабрики предлагали купить на условиях инвестиционного конкурса за 1 марку, в том числе россиянам. Конкретно обойная фабрика за 1 марку была продана одному нашему депутату из Серпухова, который в России имел обойную фабрику. Но после этого надо было вкладывать инвестиции, создавать рабочие места. Чтобы исполнить свои обязательства в Германии, он потом просил денег у российского государства…

…Я изменил свою позицию по “Норильскому никелю“, когда увидел, как они исполняют социальную программу и решают те проблемы, которые долгие годы висели над Норильском. Это касается и пенсионеров, переселения на юг и трудовых отношений на комбинате, когда они создали совет и привлекли на свою сторону всех рабочих. Когда в очередной раз прокуратура “наехала“ на “Норильский никель“, я публично выступал и говорил, что не надо этого делать с теми, кто уже показал себя эффективным собственником».

Свернуть текст