…Есть лишь один лидер, который определил судьбу мирового порядка на долгую перспективу, – Михаил Горбачев. Собственно, что он сделал? Он пришел к выводу, что сила – это опасное средство ведения политики, как внешней, так и внутренней, особенно когда у тебя в руках ядерное оружие. (…)

Он предложил свою «триаду», которая противоречила не только советским устоям. Она была непривычна для западных демократий. Во-первых, Горбачев признал обреченность гонки вооружений и бессмысленность ядерной войны. Кстати, именно Горбачев выдвинул идею «безъядерного мира» в 1986 году – задолго до Обамы. Еще одним горбачевским прорывом стала его уверенность, что каждый народ имеет право на свободу выбора. Он пришел к этой очевидной истине, когда западное сообщество с удовольствием воплощало киссинджеровскую Realpolitik – а она оправдывала раздел мира на «сферы влияния». Наконец, Горбачев, провозгласив гласность и открыв форточку, создал основы для формирования в России гражданского общества – впервые в российской истории!

Случился тот редчайший общественный перелом, когда усилия одного человека вызывают лавину событий, меняющих мировую траекторию (и было ли в истории подобное?) Человеком, вызвавшим лавину, оказался Горбачев. Именно ему было суждено стать лидером, который демонтировал воинственную цивилизацию – мировой коммунизм. Причем он это сделал тогда, когда эта цивилизация была способна жить, бороться либо загнивать неопределенное время. А могла и закончить свою жизнь в безумных конвульсиях, которые бы увлекли мир в преисподнюю. (…)

Давайте взглянем на то, что сделал Горбачев с 1985 по 1990 год. Результатом горбачевского «нового мышления» стал советско-американский диалог по ядерному разоружению и подписание (в 1987 году) Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Противоборствующие стороны решили уничтожить целый класс ядерных вооружений, которые могли в любой момент вызвать апокалипсис. Затем последовали переговоры о сокращении стратегических наступательных вооружений и обычных вооружений, о запрете химического, бактериологического и биологического оружия. Диалог Горбачева с Рейганом по вопросам безопасности был не только следствием признания Москвой своей неспособности конкурировать с Америкой в гонке вооружений. Будь на его месте другой советский лидер, он мог бы еще долго играть с американцами в «русскую рулетку». Он мог бы шантажировать Запад, как это с успехом делают северокорейские лидеры. Горбачев добровольно решился разорвать с советской парадигмой выживания за счет поддержания ядерной угрозы. (…)

Горбачев решил не удерживать в советских объятиях Восточную Европу. Когда начались бархатные революции в Восточной Германии, Чехословакии, Венгрии и Польше, некоторые тамошние руководители надеялись на «сочувствие» Кремля. Горбачев сказал твердое «Нет!» В этих странах еще находились советские войска, и Москве только стоило отдать приказ… Но Горбачев не хотел повторения кровопролития Пражской весны. Он дал возможность немцам объединиться в рамках одного государства (а как же этого не хотели тогда Париж и Лондон!), а бывшим сателлитам СССР вернуться в Европу. Сегодня в ответ на обвинения в «сдаче» Восточной Европы он не без сарказма говорит: «Но мы же отдали Польшу, Германию, Чехословакию полякам, немцам и чехам!» (…)

В рамках горбачевского «нового мышления» вполне логичной была его попытка реформировать основной тоталитарный инструмент – компартию и сделать из нее что-то человекоподобное. Но ослабление железного обруча, стягивающего советскую империю, и отказ от идеологии «осажденной крепости» неизбежно означали ее демонтаж.

Видимо, Горбачев не ожидал того, что он сам же и вызвал. Он отчаянно надеялся сохранить Союз как сообщество союзнических государств. Но процесс отталкивания национальных республик от центра был настолько мощным, что дезинтеграцию было уже не остановить. Не исключено, что формирование рынка могло на время замедлить этот процесс – кто знает? Но создать рынок Горбачев не успел. (…)

Но, как теперь очевидно, ни он, ни его соратники не предвидели, что перестройка приведет к крушению государства. Лидер, начавший как реформатор, закончил как терминатор. Он сам включил закон «непреднамеренных последствий»: каждый, даже сверхосторожный шаг по разгерметизации советского пространства только ускорял его распад. Горбачев создавал новые институты и дал возможность обществу создавать свои формы активности. Все это стало способом разложения системы, которая могла существовать только в герметически закрытом пространстве. (…) Он понял возникшую перед ним дилемму: сохранить СССР можно только ценой большой крови. И он на это не пошел…

Свернуть текст

Именно с гласности, оплодотворившей сначала прессу, а затем и все общественное сознание, началось то, что получило название «перестройка». Слово было единственным, что лидеры перестройки могли сразу же дать народу. И хотя оно не заменяло недостающих продуктов питания и товаров, не возвращало сыновей из Афганистана, не спасало от экологических бедствий, не снимало многих других острейших проблем, но вселяло надежду на выход из тупика, давало людям возможность начитаться, наслушаться, насмотреться, выговориться – словом, ощутить себя вполне совершеннолетними гражданами своей страны.

Впрочем, Горбачев, видимо, имел в виду именно «управляемую гласность», когда появлению той или иной публикации, телепередачи предшествовало получение санкции «с самого верха». Причем привилегия на гласность была, как правило, персонифицирована, поскольку то, что позволялось, например «Московским новостям», было абсолютно запрещено для «Московской правды». Привилегия предоставлялась обычно в пределах определенного периода времени, кампании, темы или даже конкретного материала. И тот факт, что тому или иному автору было дозволено свободно изложить отклонявшуюся позицию в одной статье, не создавал прецедента.

Разумеется, новации М. С. Горбачева в области гласности имели целью не ослабление роли партийно-государственного левиафана, а, скорее, большую легитимность и цивилизованность форм его властвования. Вот почему и после принятия закона о печати и исключения из Конституции СССР статьи 6 о «руководящей и направляющей силе» КПСС продолжала вмешиваться в деятельность даже организационно не связанных с ней СМИ. Конституционный суд констатировал: КПСС стремилась и далее контролировать средства массовой информации, в 1990 году партийное руководство поручило Гостелерадио создать регулярную телепрограмму, посвященную проблемам КПСС, ее роли и месту в современном обществе; идеологический отдел высказывал замечания Госкино по фильму, в котором были показаны кадры Нюрнбергского процесса; в 1991 году отделы ЦК КПСС признали необходимым, чтобы МИД обратил внимание западных держав на неприемлемую деятельность радиостанций «Голос Америки», Би-би-си, «Свобода» (см.: Вестник Конституционного суда РФ. 1993. № 4/5. С. 55–56).

Ратуя за скорейшее принятие закона о печати, М. С. Горбачев, думается, не отдавал себе отчета в том, что провозглашенная им гласность под влиянием этого закона потеряет для власти прелести распределяемой сверху привилегии и превратится в юридически признанную свободу массовой информации, в равной мере принадлежащую всем субъектам политических отношений.

В изложении М. С. Горбачева перестройка прежде всего требовала обеспечения реальной гласности и создания действенного механизма аккумулирования и сопоставления мнений, свободного диалога, критики и самокритики. Об этом он говорил еще на апрельском (1985 года) Пленуме ЦК КПСС. Эти задачи, закономерно трансформировавшиеся в традиционную демагогию, были положены в основу официального проекта закона о печати, который разрабатывался в ЦК КПСС. Летом 1988 года под скромным названием «Рабочий материал к проекту Закона СССР о печати и других средствах массовой информации» он был разослан в заинтересованные ведомства, в Институт государства и права АН СССР, во ВНИИ советского законодательства, в организации Союза журналистов и редакции.

Проект сохранял принцип партийного руководства прессой, цензуру, закреплял право на выпуск печатных изданий только за партийными, государственными органами и общественными организациями. Лишь им могли принадлежать технические средства телевидения, радиовещания, полиграфическое оборудование. Деятельность органа печати должна была соответствовать уставным целям учредителей. Был предусмотрен формально регистрационный, а фактически разрешительный порядок создания СМИ. Для отказа в регистрации было достаточно того, что печатный орган создан с нарушением любого из положений данного закона. СМИ наделялись правом получать от государственных и общественных организаций только информацию, необходимую им «в соответствии с профилем их деятельности». Проект обходил молчанием такие принципиально важные вопросы, как редакционная самостоятельность, информационный плюрализм, гарантии профессиональной деятельности журналистов, их права в области подготовки и распространения информации.

Такой законопроект не мог стать символом гласности и перестройки. Редакции дали на него крайне негативные заключения. Он вновь и вновь возвращался на доработку. С конца 1986 года общественность регулярно информировали о том, что работа над ним завершается или уже завершена, но текст так и не публиковался для обсуждения общественностью… Сложилась патовая ситуация, когда ни те, кто защищает прессу, видя в ее свободе и независимости важную гарантию необратимости перестройки, ни те, кто ищет среди журналистов «стрелочников», не могли рассчитывать на гарантированный успех своей линии при принятии закона о печати.

Официальный проект этого закона и по содержанию, и по механизму создания опоздал минимум на пять лет, что в перестроечную пору означало – на целую эпоху. Когда в ЦК КПСС спорили, стоит ли хотя бы для проформы провозгласить отсутствие цензуры, в реальной жизни полным ходом шли неподконтрольные властям процессы. Газеты, журналы, теле- и радиопрограммы стали значительно чаще предоставлять возможность для высказывания различных, часто противоположных мнений. Особенно этому способствовал прямой эфир на телевидении и радио. Например, идея создания Народного фронта Эстонии была сформулирована в прямом эфире телепередачи «Подумаем еще», подготовленной республиканским телевидением. А через несколько месяцев это общественное движение стало реальной политической силой, получившей конституционный статус. Аналогично движение «зеленых» первоначально организовалось вокруг телепрограммы «Панда», посвященной охране природы…

Наметилась дифференциация среди СМИ, отразившая различия в редакционной политике изданий, которые соответствовали формировавшемуся в тот момент политическому сознанию: от максималистского подталкивания преобразований до активного им противодействия, основанного в том числе на политическом суеверии и политическом нигилизме.

Насколько редакционная политика соответствовала интересам аудитории, можно было судить по тиражу изданий. За 1985–1989 годы подписка выросла у газеты «Аргументы и факты» на 136%, у «Литературной газеты» – на 127, у «Советской культуры» – на 78, у «Известий» – на 76%. Одновременно она снизилась у «Сельской жизни» на 25%, у «Красной Звезды» – на 15%, осталась практически без изменений у «Правды». Подписка увеличилась у журналов: «Дружба народов» – на 820%, «Знамя» – на 532, «Огонек» – на 417, «Новый мир» – на 311%. А у «Агитатора», «Партийной жизни» и «Политического самообразования» снизилась на 20%, и практически без изменений осталась у журналов «Коммунист» и «Здоровье».

Существенно увеличившийся общий тираж периодики отражал стремительный рост доверия к СМИ. Не случайно среди народных депутатов РСФСР, избранных в 1989 году, было много журналистов. Социологические опросы показывали, что избиратели более всего хотели видеть своими депутатами экономистов, юристов или журналистов. Наметилась беллетризация и политизация даже научной периодики. Политическая публицистика часто появлялась и в сугубо теоретических и научно-популярных журналах («Химия и жизнь», «Наука и жизнь», «Проблемы мира и социализма»).

Произошел значительный отрыв центральной прессы от местной по уровню открытости в обсуждении насущных проблем и критике недостатков. Это было связано с большей зависимостью местных СМИ от партийных и советских органов, с меньшей компетентностью и профессиональной подготовленностью сотрудников редакций. Сказывалась и социально-политическая ситуация конкретного региона. Так, в Прибалтике пресса быстро достигла уровня гласности, характерного для центральных СМИ.

В общем контексте изменения фактического положения СМИ в политической системе родилась «новая пресса», которую выпускали неформальные движения, объединения, клубы, кооперативы. Широкое распространение получили информационные листки, которые создавались, как правило, на принципе самоокупаемости с разрешения местных партийных и советских органов или без легитимации. Во многих регионах после принятия Закона «О кооперации в СССР» появились кооперативные периодические издания, которые размножались преимущественно на ротапринтах, ротаторах, ксероксах. А 30-тысячный тираж газеты «Атмода» (издания Латвийского Народного фронта) печатался в типографии ЦК КП Латвии.

Системы кабельного телевидения с собственной программой начали работать в Свердловске – в МЖК «Комсомольский», в московском МЖК «Сабурово», в Волгограде, Подольске и других городах. Фактически статус «новой прессы» определялся в рабочем порядке, волевым решением, не подкреплялся правовым обеспечением ее деятельности.

Появились первые негосударственные информационные агентства «ИНТЕРФАКС» и «Постфактум». Произошла легализация самиздата. Если раньше, скажем, самиздатская «Хроника текущих событий» существовала-де-юре только как орудие преступления – уголовно наказуемого «распространения заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй», то теперь она просто перестала существовать-де-юре. Поэтому относительно свободно могли распространяться по Москве самиздатские газеты «Экспресс-хроника» и «Гласность». На волне возрождения гражданского общества самиздат умножился и разросся. Но, выйдя из-под дамоклова меча уголовного закона, он попал в сферу административной ответственности: его распространителей милиция задерживала и штрафовала за «торговлю в неположенном месте», конфискуя изъятые экземпляры. Из-за регулярной гибели части тиража распространители были вынуждены поднимать цены, рискуя быть обвиненными в спекуляции.

Новые правила функционирования СМИ формировались бессистемно, «в рабочем порядке» или «в порядке исключения», как конъюнктурный ответ на сиюминутные вызовы. Например, резкий рост числа демонстраций, митингов, пикетов привел к появлению Положения о порядке допуска и пребывания представителей органов массовой информации в местах проведений мероприятий по обеспечению общественного порядка от 18 января 1989 года. Его подписали три генерала – первый заместитель министра внутренних дел первый заместитель министра обороны – и председатель Всесоюзного совета по профессиональной этике и праву Союза журналистов. Документ разрешал пребывание в охраняемой зоне только корреспондентам, имевшим карточку «Пресса». А круг лиц, которым она выдавалась, определяли руководители МВД по письменным представлениям органов массовой информации.

Свобода прессы

Политика гласности, объявленная Михаилом Горбачевым, на первых порах сводилась к смягчению государственного контроля над СМИ. Появление в периодической печати еще недавно запретных тем и имен стало самым ранним признаком того, что новый советский генсек действительно затевает перемены. Горбачев едва ли был поборником гражданских свобод, свободы прессы в частности. Но он видел пропасть, разверзающуюся перед страной: катастрофическая экономическая деградация означала, что совсем скоро всесильный генсек уже не сможет поддерживать даже тот скудный уровень потребления, к которому привыкли советские люди. А идеология уже не обеспечивала лояльности населения. По-настоящему усовершенствовать управление и остановить экономический спад Горбачеву было не под силу. Но, ослабив государственный гнет, он и его союзники среди коммунистической элиты сумели мобилизовать общественную поддержку, которая помогла им бороться против консервативных сил в ЦК КПСС и пытаться хотя бы как-то реформировать систему.

«Смелые» статьи, которые стали появляться в советских газетах и журналах, были результатом тесного сотрудничества либералов в окружении Горбачева с их единомышленниками среди редакторов газет. Последние – все поголовно члены КПСС – разделяли с либералами из партийной верхушки зыбкую надежду на построение «коммунизма с человеческим лицом». Дерзкие публикации вызывали острое возмущение «ястребов», но главные редакторы, такие, как Лен Карпинский и сменивший его Егор Яковлев из «Московских новостей» или Виталий Коротич из «Огонька», сохраняли твердую лояльность коммунистам-реформаторам. Нараставшие трения между сторонниками молодого генсека и консерваторами еще оставались внутрипартийным делом, но скрывать раскол становилось все труднее. Наиболее зримыми признаками были публикации, кардинально расходившиеся с тем, что еще недавно было генеральной линией партии.

Гласность принесла ту самую Правду, которой так не хватало советским людям и которую они до этого искали в иностранных или подпольных источниках. Период «штучного» согласования крамольных материалов с партийным начальством длился недолго. Стихия свободного слова прорвала шлюзы, и Правда неостановимым потоком хлынула со страниц советских (других по-прежнему не было!) газет и журналов.

Спрос на правду был ненасытный. Страна читала запоем, советские тиражи, и без того гигантские (не забудем, что многие в СССР были обязаны подписываться на периодическую печать, а особо сознательные выписывали несколько изданий), стремительно росли, побивая все мыслимые рекорды. К 1990 году тираж «Аргументов и фактов» достиг 33 млн экземпляров, и еженедельник попал в Книгу рекордов Гиннесса. Газеты шли нарасхват, кому не хватало, мог читать на уличных щитах. Эти щиты были наследием советской эпохи: человеку надлежало быть в курсе событий – не успел дома или в общежитии, прочтешь по дороге с работы или на прогулке. Вокруг стендов эпохи гласности собирались толпы. Уличное чтение перерастало в политические дебаты. Публикация в «Московских новостях» или «Известиях» становилась событием, о котором возбужденно рассказывали друзьям и коллегам.

«Московские газеты и журналы 1989 года были самым потрясающим чтением в мире», – написал американский исследователь Леон Арон в книге «Русская революция». Он вспоминал «почти физическое чувство облегчения», наступавшее по мере того, как из СМИ уходила «слой за слоем пропагандистская ложь». На стороне консерваторов вскоре осталась лишь маленькая горстка изданий вроде «Советской России» или «Военно-исторического журнала». Большинство изданий всесоюзного масштаба поддерживали Горбачева и его политику.

В условиях советской цензуры газеты могли время от времени критиковать «отдельные недостатки», но сама система, компартия и ее руководство были неприкосновенны. Гласность в короткое время смела эти барьеры, поставив под сомнение идеологические и нравственные догмы, на которых основывалась легитимность советской власти.

Разоблачения ниспровергали пропагандистские версии истории и современности. Откровением стали публикации о преступлениях сталинского режима – о зверствах ГУЛАГа, раскулачивании, уничтожившем российское крестьянство, о замученных и сгинувших ученых, писателях, режиссерах. Они соседствовали с описанием нищеты и отсталости советской жизни 1980-х годов: безнадежной бедности пенсионеров (43 млн за чертой бедности, писали «Известия» летом 1988 года); существования на грани голода и рабства в республиках Средней Азии; нижайшего качества медицинской помощи; больниц без водопровода и канализации; бедственного положения инвалидов; тотального дефицита продуктов и распределения еды по карточкам; детской смертности и детской проституции; организованной преступности. Орган ЦК КПСС газета «Правда» в октябре 1988 года назвала организованную преступность «государством в государстве».

В «толстых» журналах и в самой «серьезной» партийной печати, например в журнале «Коммунист», стали появляться жесткие публицистические статьи, чьи авторы отвергали классовую мораль и идеологию, остро критиковали социалистическую экономику, ниспровергали миф о социалистической революции и ее лидерах.

Оказались совершенно безуспешными попытки поставить дискредитации некоторые пределы, к примеру объявить злодеем Сталина, а Ленина оставить неприкосновенным, осудить отдельных деятелей партии, а самое партию не трогать. Те, кому было что сказать нации – журналисты, писатели, ученые, публицисты, больше не желали повиноваться запретам. А редакторы больше не спрашивали, что можно и что нельзя публиковать.

В мае 1988 года в «Новом мире» публицист Василий Селюнин писал о том, что именно Ленин создал советские концлагеря. А в «Литературной газете» писатель-фронтовик Виктор Астафьев опрокинул миф о безупречной советской стратегии во Второй мировой войне, написав о том, что Красная Армия не умела воевать в начале войны и так и не научилась: «Мы эту войну не выиграли, а забросали своими трупами вражеские окопы».

Несколько месяцев спустя «Литературная газета» назвала пакт о ненападении с Германией «одной из самых трагических и постыдных страниц в нашей истории» и раскрыла тайну секретных протоколов к пакту Молотова-Риббентропа, существование которых официальные власти продолжали отрицать еще целый год.

Гласность не ограничивалась газетными и журнальными статьями. На советского читателя обрушился поток книг, десятилетиями остававшихся под идеологическим запретом. Журнал «Новый мир» начал печатать «Архипелаг ГУЛАГ». Вышли «Несвоевременные мысли» Максима Горького, «Окаянные дни» Ивана Бунина, книги Василия Гроссмана, Анатолия Рыбакова, Варлама Шаламова.

Однако фактическое исчезновение государственного контроля над словом еще не означало возникновения прессы как института. В тот период советские институты разрушались (в частности, пресса уже не являлась орудием государственной пропаганды и не транслировала установки, выработанные в ЦК КПСС), но обществу было некогда думать о создании новых. То, чем были заполнены страницы газет и журналов, что захватывало читателей, в большинстве своем еще не было журналистикой. Главным в газетных публикациях, значительную часть которых составляли мнения, дискуссии, размышления, была именно гласность: распространение миллионными тиражами того, что раньше невозможно было даже помыслить произнести вслух. В этом смысле в эпоху гласности штатные сотрудники редакций выполняли ту же роль, что и писатели, публицисты, ученые, формировавшие новое умонастроение читательской аудитории.

Журналистам перестроечного времени, оказавшимся в условиях практического отсутствия цензуры, еще только предстояло вырабатывать профессиональные стандарты и осваивать репортерские навыки – самостоятельно добывать оперативную и достоверную информацию, работать с источниками, добиваться объективности, конкурировать с другими изданиями. Коммерческий аспект СМИ в тот момент мало кого интересовал. Вся перестроечная свобода слова реализовалась в изданиях, которые финансировались советским государством. Переход к рынку был делом будущего, вокруг еще жила быстро разлагавшаяся советская экономика. По словам журналиста Михаила Бергера, «на закате советской власти, в поздние восьмидесятые, мы, журналисты, могли бороться с государством на его деньги и с помощью его же газет и журналов».

Профессор В.Д. Патрушев писал, что на приобретение покупок население расходует 65 млрд человеко-часов, в которые не входит время на поиск нужных товаров. Это соответствует годовому фонду рабочего времени 35 млн человек, занятых в народном хозяйстве (см.: Известия. 5 октября 1984 года). Доктор экономических наук О. Р. Лацис отмечал, что в очередях в СССР «работает» столько же человек, сколько во всей промышленности, – 37,6 млн (см.: Известия. 12 ноября 1984 года). По подсчетам профессора З. В. Коробкиной, «общие потери картофеля в период вегетации, уборки, хранения, транспортирования и реализации составляли 50–70% биологического урожая этой культуры» (см.: Литературная газета. 21 ноября 1984 года).

Авторы журналов «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Знамя» подвергли переоценке итоги экономического развития СССР за последние десятилетия. Этот период был назван «застоем». Заговорили даже о кризисе плановой системы хозяйства. Предлагали вместо госплановских директивных заданий ввести свободные договорные отношения между предприятиями, наладить оптовую торговлю средствами производства.

Другая тема официальной печати того времени – принудительный труд. В Туркмении хлопок – основная культура, школы, средние специальные учебные заведения и вузы останавливали учебный процесс с первой декады сентября до начала декабря, рассчитанную на 9 месяцев программу проходили за 6 месяцев (см.: Комсомольская правда. 27 ноября 1984 года). Писали и о резком росте потребления алкоголя. «С 1940 по 1980 год население страны увеличилось на 35%, а производство алкогольных напитков возросло в несколько раз! Значит, примерно во столько же раз увеличился спрос» (см.: Известия. 17 мая 1984 года).

Горбачев хотел лишь приоткрыть шлюзы и первоначально пытался контролировать демократизацию и дозировать гласность. И временами он вел себя как типичный провинциальный партийный босс хрущевско-брежневских времен. Так было после чернобыльской катастрофы, когда власть следовала принципу: «если ничего никому не говорить, никто и не узнает» И когда он грозился уволить редактора «Аргументов и фактов», осмелившегося напечатать не очень лестный для Горбачева политический рейтинг. И когда устроил разнос «Московским новостям», опубликовавшим некролог «антисоветчику» Виктору Некрасову. Однако справляться с давлением внутри общества становилось все сложнее. Плотину прорвало.

Свернуть текст

Поступили в кинопрокат ранее запрещенные цензурой фильмы. У касс кинотеатров выстраивались очереди, фильмы обсуждались на работе и дома. Большой интерес вызвали киноленты «Проверка на дорогах», «Мой друг Иван Лапшин», «Комиссар», телесериал «Штрихи к портрету Ленина» и другие. В фильме «Покаяние» режиссер Т. Абуладзе поставил вопрос об ответственности каждого советского человека за преступления Сталина и его окружения. Картина вызвала исключительный общественный резонанс и была воспринята как сигнал к переменам. Фильм, снятый по повести М. Булга¬кова «Собачье сердце», вошел в золотой фонд отечественной кинематографии.

Откровением стали правда истории, трагизм сталинизма, обрисованный художественными средствами в романах М. Дудинцева «Белые одежды», Д. Гранина «Зубр», А. Бека «Новое назначение», А. Рыбакова «Дети Арбата», «Тридцать пятый и другие годы», «Страх». На волне гласности стала доступна ранее запрещенная классика русской литературы – романы В. Гроссмана «Жизнь и судьба», Б. Пастернака «Доктор Живаго», Ю. Домбровского «Хранитель древностей», рас¬сказы и повести Ю. Тендрякова, А. Битова, Ф. Искандера.

Духовная жизнь россиян обогатилась за счет писателей-эмигрантов – классиков русской и мировой литературы В. Набокова, М. Алданова, Е. Замятина, Н. Берберовой. Издание «Окаянных дней» И. Бунина у многих породило сомнения относительно причин Октябрьской революции и ценностей марксистско-ленинской идеологии. Публикации произведений В. Аксенова, В. Войновича, В. Максимова, С. Довлатова, А. Зиновьева, Саши Соколова, В. Некрасова, Э. Лимонова, выехавших из СССР в 1970–1980 годах, значительно расширили политический кругозор многих советских людей. Политическая мысль обогатилась благодаря публикациям работ выдающихся российских философов, высланных Лениным в 1920-е годы, – Н. Бердяева, С. Булгакова, И. Ильина, П. Сорокина и религиозного философа П. Флоренского.

У советского зрителя середины 1980-х был весьма ограниченный выбор: главная информационная программа «Время», 90% продукции отечественного производства – в основном общественно-политических и культурно-просветительских программ; трансляции съездов, концертов к датам, хоккейных и футбольных матчей, соревнований по фигурному катанию; редкие западные фильмы, прошедшие цензуру; никакой рекламы. Центральное теле¬видение в то время было воплощением авторитарного, идеологического телевидения, которое, с одной стороны, работало как государственно-монополистическое предприятие, с другой – выступало ретранслятором неидеологических высоких образцов отечественной культуры (классическая музыка, театральные постановки). Телевидение финансировалось целиком из бюджета, управлялось административными методами, 90% продукции выходило в записи. Неповоротливая махина Гостелерадио стремительно дорожала по мере увеличения объемов вещания, развития наземных и спутниковых линий связи и растущей стоимости оборудования.

Эру гласности первыми ощутили читатели периодики. В 1986–1987 годах гласность стала прорываться и на телеэкран. Первые телемосты с Америкой, молодежная программа «12-й этаж», ленинградское «Пятое колесо» (1986), программа «Взгляд» (1987), прямые эфиры утренних и ночных передач, общественные дискуссии в прямом эфире, трансляции съездов народных депутатов и альтернативная генеральной про¬грамме «Время» новая информационная передача ТСН (1989).

С 1986 по 1988 год объем прямого вещания на Центральном телевидении увеличился почти в 30 раз. В 1990 году в недрах ЦТ по приказу председателя Гостелерадио было создано первое хозрасчетное предприятие с правами юридического лица – коммерческий канал «2×2». Лед тронулся.

Свернуть текст

«Огонек», журнал с миллионным тиражом, рассчитанный на советского обывателя, в 1986 году очередную годовщину Октября освещал, используя редкие и малоизвестные факты, непарадно представлявшие героев революции. Не хрестоматийно, а в духе ревизионистских интерпретаций были представлены Ленин и его соратники в пьесах М. Н. Шатрова, которые публиковались в журнале «Новый мир» и ставились в «Ленкоме».

После XIX партийной конференции произошел глубокий идеологический переворот в общественном сознании. Осенью 1988 года в журнале «Наука и жизнь», популярном в среде технической интеллигенции и молодежи, была опубликована статья доктора философских наук А. С. Ципко «Истоки сталинизма», который обосновывал представление о Сталине как продолжателе «дела Ленина». Особое значение имел тот факт, что автор был консультантом Международного отдела ЦК КПСС, поэтому многие расценили статью как «задание» Горбачева.

В 1988 году дальнейшее развенчание Октября и Ленина приобрело тотальный характер. В конце 1990 года журнал «Огонек» опубликовал последние ленинские тексты под общим заголовком «Политическое завещание Ленина», включив в него 8 писем и статей конца 1922 – начала 1923 года, в которых Октябрь предстал перед читателями в виде человеческой трагедии. Ленинизм в глазах массового читателя был окончательно дискредитирован.

Свернуть текст

Летом 1983 года Гдлян собрался в отпуск… Однако начальство велело ему лететь в Бухару, где еще весной задержали начальника местного ОБХСС Ахата Музаффарова и директора горпромторга Шоды Кудратова. Гдлян недоумевал: взяточники средней руки – не уровень «важняка» при Генпрокуратуре. Причина в размере изъятых ценностей, объяснили ему. У полковника Музаффарова только наличных было найдено на сумму 1,5 млн рублей.

Первые аресты были произведены по инициативе республиканского КГБ. Его шеф Лев Мелкумов действовал с благословения нового генсека Юрия Андропова. Оставаясь твердокаменным коммунистом, бывший глава всезнающей госбезопасности вполне представлял себе уровень коррупции, пьянства и безответственности в позднесоветском обществе, но полагал, что с этими недостатками можно справиться путем «подтягивания дисциплины». Борьбу за укрепление социалистической законности решили начать со Средней Азии. (…).

В Узбекистане всем заправляли пять региональных кланов, и каждый руководитель опирался на земляков – сверху и снизу. За продвижение по службе и награды нужно было платить по твердой таксе. Звание Героя социалистического труда стоило 1,5 млн рублей, пост первого секретаря райкома или ректора вуза – 200–300 тыс. рублей. Деньги отбивались быстро – за поступление в институт абитуриенты платили от 2 до 5 тыс. рублей.

Главной отраслью узбекской экономики было хлопководство. «Белое золото» считалось стратегическим продуктом, по объемам производства которого оценивалась успешность местного руководства. В реальности выращивание хлопка было формой борьбы с безработицей в трудоизбыточном регионе со стремительно растущим населением, а дотации на производство хлопка – завуалированной формой покупки лояльности местных элит.

Рашидов торжественно обещал «дорогому Леониду Ильичу» 6 млн т узбекского хлопка – из них 1 млн т, считается сегодня, составляли приписки. По оценке следователя по особо важным делам при Генпрокуратуре СССР Владимира Калиниченко, который занимался «хлопковыми» делами, с помощью приписок из союзного бюджета было украдено 3 млрд рублей. Половина этой суммы была потрачена на развитие инфраструктуры и строительство жилья, и в этом секрет неувядающей популярности Рашидова в современном Узбекистане. На счету Рашидова такие затратные проекты, как ташкентское метро и освоение Голодной степи. При нем Ташкент быстро отстроился после землетрясения 1966 года и превратился в один из важнейших городов Союза.(…)

После смерти Брежнева в ноябре 1982-го «рашидовщина» была обречена. Егор Лигачев вспоминает: «Когда я стал секретарем ЦК в 1983-м, меня пригласил Юрий Владимирович Андропов и сказал: “Тысячи писем идут из Узбекистана о взяточничестве, пригласите товарища Рашидова и побеседуйте с ним по этому вопросу“. Я отвечаю: так я же все-таки простой секретарь ЦК, а он – член Политбюро. “Да нет, – говорит Андропов, – это не имеет значения, скажите ему, что это вы делаете по моему поручению“. Я пригласил Рашидова, состоялась трудная для него беседа, и мы договорились, что в республику поедет группа товарищей». 31 октября 1983 года Рашидов покончил с собой.

Перед Гдляном, возглавившим следственную группу в сентябре 1983года, задача была поставлена предельно простая – к концу года передать дело в суд. Тогда никто не предполагал, что его коллектив разрастется до 209 следователей и будет распущен лишь в мае 1989 года. Своим заместителем Гдлян пригласил 30-летнего следователя Николая Иванова…

Материалы уголовного дела № 18/58115–83, расследовавшегося группой Гдляна, позволяют понять, как строились ключевые принципы управления системой и какую роль в этом играли неформальные связи, называемые нами коррупционными, а самим их участникам казавшиеся умением «жить по правилам». Вот Владимир Иванович Теребилов, сначала министр юстиции, затем – председатель Верховного суда СССР, избиравшийся депутатом Верховного Совета СССР от Узбекистана. Первый секретарь Ферганского обкома Умар Хамдам рассказывал: «Как только мы приехали на дачу к Теребилову… я занес в комнату коробку. Сказал, что вот фрукты, гостинец по нашему обычаю… Тогда остро стоял вопрос о строительстве промышленных объектов в Коканде, объектов социального, культурно-бытового назначения. Решался тогда вопрос и о строительстве Новококандского химкомбината. Чтобы заинтересовать Теребилова в решении этих вопросов, я и дал ему 15 000 рублей. Они решились положительно, и помощь исходила действительно от Теребилова. Он “пробил“ эти вопросы через Совет Министров, Госплан, ЦК….»

А вот показания первого секретаря ЦК узбекской компартии Усманходжаева: «Осенью 1985 года Владимир Иванович прибыл в республику для встреч с избирателями… В беседе я воспользовался случаем и попросил Теребилова увеличить штаты судебных работников Узбекистана и прислать к нам грамотных и квалифицированных специалистов… Утром у себя в кабинете положил в дипломат черного цвета красочные альбомы и буклеты об Узбекистане и деньги – 20 тыс. руб. в конверте. Приехал к Владимиру Ивановичу в номер. Поставил на пол дипломат с деньгами и книгами, сказал, что подарок от меня. При этом сообщил, что там двадцать тысяч денег и книги. Он поблагодарил меня, взял дипломат и отнес в спальню. …Спустя некоторое время Теребилов мне позвонил и сообщил, что смог разрешить вопросы о расширении штатов судебных работников республики.

Первый раз давать взятку председателю Верховного суда СССР было, честно говоря, страшновато. Потом понял, что он такой же хапуга, коррумпированный преступник, облеченный властью, как и многие ему подобные представители из Москвы, которым я давал взятки ранее».

…В феврале 1984года умер Андропов, и к власти ненадолго пришел Константин Черненко, однако отмашки прекратить дело в прокуратуру не поступило. А после того как генсеком стал Горбачев, для Гдляна с Ивановым и вовсе настал звездный час.(…)

Впервые со времен сталинских репрессий следователи добились ареста первого секретаря Бухарского обкома КПСС Абдулахита Каримова. Для этого они заручились поддержкой первого секретаря узбекской компартии Инамжона Усманходжаева, убедив его в том, что арест усилит его позиции. Когда Москва и Ташкент спохватились, прецедент уже был создан, и дальнейшие задержания прежде неприкасаемых членов ЦК были поставлены на конвейер. Одним из арестантов стал сам Усманходжаев.

Гдлян с Ивановым недолго были в фаворе. Настойчивое желание следователей перенести расследование из Ташкента в Москву, упоминание в их докладах фамилий членов ЦК КПСС стало все больше раздражать Кремль. Согласия на арест Усманходжаева Горбачев не давал больше года, несмотря на предъявление все новых доказательств его причастности к коррупции. В глазах чиновников из ЦК, курировавших прокуратуру, эта следственная группа становилась все более неуправляемой и опасной.

Следователи решили пойти на обострение и привлечь на свою сторону общественное мнение. 23 января 1988 года в «Правде» была опубликована статья «Кобры над золотом», в которой широко использовались материалы следственной группы и впервые писалось о размахе коррупции в Узбекистане. (…) Вслед за «Правдой» о Гдляне с Ивановым стали писать самые популярные издания – «Огонек», «Аргументы и факты», «Московские новости». Благодаря скандалу на XIX партийной конференции в июне 1988 года, когда главный редактор «Огонька» Виталий Коротич объявил, что среди делегатов – четыре взяточника, следователям удалось добиться ареста двоих из них.

А в апреле того же года следователи организовали выставку изъятых в Узбекистане ценностей в Мраморном зале Генпрокуратуры. В оцепленное автоматчиками из дивизии Дзержинского здание привезли золотые монеты, кольца, серьги, браслеты, цепочки с бриллиантами стоимостью в 8 млн рублей. Фотографии усадеб первых секретарей обкомов с домиками для слуг, крытыми бассейнами, теннисными кортами, саунами, гаражами, складами, винными погребами довершали картину.

Всего следственная группа успела открыть 800 уголовных дел, по которым было осуждено более 4тыс. человек. В их числе десять Героев социалистического труда, 29 руководящих работников МВД Узбекистана и СССР, четыре секретаря ЦК КП Узбекской ССР, восемь секретарей обкомов. В Политбюро разволновались не на шутку, в ноябре 1988 года в группу были введены сотрудники КГБ с исключительным правом допроса главных фигурантов. Гдлян и Иванов быстро сообразили, что задача новичков – разваливать дела. Параллельно ЦК собирал компромат на обоих следователей. Они, мол, вели следствие «бериевскими методами», любой ценой выбивая признательные показания…

Свернуть текст

Бывший секретарь ЦК КПСС В. Медведев:

«1988 год оказался… последним более или менее благополучным годом. Далее начались серьезнейшие осложнения, наступал настоящий экономический кризис, в первую очередь ударивший по потребительскому рынку. Его привели в такое неустойчивое состояние, при котором даже небольшой, частный сбой вызывал серьезные последствия, всплески ажиотажного спроса. Из свободной продажи исчезали то сахар и кондитерские изделия, то зубная паста, то мыло и стиральный порошок, то школьные тетради, то батарейки, то застежки “молния“, не говоря уж о мясе, обуви, меховых изделиях и т. д. Экономическая реформа завязла в бюрократической трясине. После июньского Пленума никаких крупных шагов в этом направлении так и не было сделано. (…) Программа экономических реформ 1987 года фактически оказалась похороненной, о ней вспоминали все реже. Главное же – был выпущен из рук контроль за наличной денежной массой, за денежными доходами населения, дан сильнейший толчок раскручиванию инфляционной спирали, остановить который дальше оказалось все труднее».

Из доклада Госбанка СССР о социально экономическом положении страны (2 января 1990 года):

«В 1989 году продолжали нарастать трудности в денежном обращении: увеличился разрыв между денежными доходами и расходами населения, возросла эмиссия денег, крайне обострилось положение с удовлетворением спроса населения на товары и услуги, снизилась покупательная сила рубля, что вызывает негативные социальные последствия. Указанные трудности обусловлены невыполнением основных заданий государственного плана и сложившимися в результате этого неблагоприятными пропорциями в развитии экономики. В 1989 г. не выполнены задания по национальному доходу, производительности общественного труда, объему промышленной и сельскохозяйственной продукции, производству товаров народного потребления.

В этих условиях денежные доходы населения значительно превысили план. (…) Темп прироста денежных доходов в 1,4 раза опережал темп прироста расходов населения на покупку товаров и оплату услуг. Остаток денежных средств у населения в наличных деньгах, на вкладах, в сертификатах, в облигациях внутреннего выигрышного займа за 1989 г. увеличился на 61,9 млрд руб., что составляет 11,1% от суммы денежных доходов. (…)

Высокий прирост остатка денежных средств населения является показателем нарастания неудовлетворенного спроса из-за недостатка товаров и услуг, который на начало 1990 года оценивается Госбанком СССР в сумме около 110 млрд. руб. против 60 млрд руб. на начало 1986 года (…) Особенно резко ухудшилось положение на внутреннем рынке в 1988–1989 годах в связи с опережающим ростом денежных доходов населения по сравнению с ростом объемов производства товаров народного потребления, розничного товарооборота и платных услуг. (…)

Эмиссия денег не используется Госбанком СССР в качестве ресурса для кредитования: общая сумма кредитных вложений в хозяйство за четыре года текущей пятилетки (1986–1989 годы) сократилась на 133,5 млрд рублей, в том числе в 1989 году – на 16,7 млрд рублей. В то же время ресурсы банка продолжали направляться на покрытие дефицита государственного бюджета. (…) Государственный внутренний долг на конец 1989 года составил 400 млрд рублей, он возрос против 1 января 1986 г. на 358 млрд рублей, в том числе в 1989 году – на 88 млрд рублей. Систематическое превышение расходов государства над доходами является одной из главных причин обесценения рубля».

Нарастающая волна финансового кризиса при фиксированных ценах еще не приводит к высокой открытой инфляции. Она проявляется в нарастающем расстройстве потребительского рынка, остром дефиците потребительских товаров. При этом логику происходящего общество не понимает.

Из писем трудящихся в ЦК КПСС в 1989 году:

«В нашем городе исчезли с прилавков хозяйственное и туалетное мыло, стиральный порошок. Когда возник дефицит сахара и на него ввели талоны, мы с пониманием отнеслись к этому решению. Но сейчас, когда местные власти установили столь мизерную норму отпуска мыла и порошка, мы возмущены до предела. Разъясните, пожалуйста, по чьей вине исчезли моющие средства?» (г. Александров). (…) «Мне нечем кормить пятимесячного Егорку. Ни соков детских, ни фруктовых пюре, ни смесей для малышей в городе нет» (г. Апатиты)».

Из записки Аграрного отдела ЦК КПСС о торговле продовольственными товарами в городе Москве 10 июля 1989 года:

«За последнее время значительно ухудшилось снабжение Москвы молочными продуктами, колбасными, кондитерскими изделиями. По многим из них наблюдаются перебои в торговле по несколько дней, ассортимент узок, нарушаются графики завоза. Прилавки многих магазинов большую часть дня пустые».

…Несмотря на материальное стимулирование продажи государству сильной пшеницы, заготовки ее составили лишь 6,2 млн т при потребности 14–15 млн т. В истекшем 1989 году по сравнению с 1986 годом поступление пшеницы хорошего качества (по клейковине) снизилось в 1,8 раза. При примерно стабильных по пятилетиям сборах пшеницы в течение последних 20 лет (90 млн т в 1966–1970 годах против 85 млн т в 1985–1988 годах) заготовки хлебопекарной пшеницы сократились с 41 до 24 млн т, а твердой – почти в три раза (с 3,0 до 1,1 млн т).

Из протокола заседания Президиума Совета Министров СССР от 11 октября 1989 года:

«По-прежнему значительные трудности потребители испытывают в покупке мясопродуктов, животного и растительного масла, кондитерских изделий, сахара и чая. Ухудшилось снабжение мукой высшего и первого сортов, крупой, плодоовощной продукцией, рыбой и рыбопродуктами, табачными изделиями. Существенно обострилась обстановка с производством и поставкой рынку большой группы непродовольственных товаров, в том числе тканей, обуви, детских колготок, школьных тетрадей, лесных и строительных материалов, спичек».

С середины 1989 года проблемы с оплатой контрактов, заключенных советскими внешнеторговыми организациями, задержками платежей за товары становятся очевидными для крупнейших западных компаний, имеющих давние торговые отношения с СССР. В сложной внешнеэкономической ситуации казалось бы разумно активизировать работу по возврату предоставленных Советским Союзом на благоприятных условиях странам-сателлитам – кредитов. Однако практически сделать это, невозможно.

Из протокола заседания Политбюро ЦК КПСС от 23 августа 1989 года:

«Основные интересы СССР как кредитора связаны с задолженностью развивающихся стран по государственным кредитам (официальная задолженность). Она составила на 1 января 1989 года более 61 млрд рублей (или около 85% от задолженности “третьего мира“ СССР), в том числе свыше 32 млрд рублей приходится на социалистические развивающиеся: страны – Вьетнам. Кубу, КНДР и Монголию. (…) Учитывая реальную ситуацию с платежеспособностью наших партнеров, СССР периодически вынужден идти на облегчение их долгового бремени. Только в последнее время был согласован перенос части причитающихся нам платежей Алжира, Анголы, Вьетнама, Ирака, Кубы, КНДР, Ливии, Монголии и Никарагуа с 1989–1990 годов на поздние сроки, всего на сумму свыше 7 млрд рублей. При этом наблюдается тенденция к тому, что наши друзья в “третьем мире“ рассматривают свои платежи Западу в качестве приоритетных, полагая, что с нами они всегда договорятся. Этому в немалой степени способствовала наша готовность в прошлом идти на рефинансирование их задолженности, руководствуясь прежде всего идеологическими соображениями, без должного учета интересов развития взаимовыгодного экономического сотрудничества».

Н.И. Рыжков, бывший председатель Совета Министров СССР, ответственный за экономическую ситуацию в стране:

«Уверен: главной нашей ошибкой было то, что мы разорвали цепь реформ как раз в этом, основном ее звене. (…) Но самыми трудными были проблемы, связанные с реформой розничных цен. Здесь в тугой клубок сплелись интересы и производителей, и торговли, и каждой семьи. Деформации в этой сфере к 1990 году возникли небывалые! Если за последние 35 лет произведенный национальный доход увеличился в 6,5 раза, то государственные дотации к ценам – более чем в 30 раз! В том же 1990 м дотация только на продовольственные товары составила около 100 млрд рублей, а с введением новых закупочных цен без пересмотра розничных она увеличилась бы еще на 30% и составила бы пятую часть всех расходов госбюджета».

Секретарь ЦК КПСС Н. Слюньков, отвечавший за экономику, на февральском Пленуме ЦК КПСС 1990 года:

«За 4 года денежные доходы превысили расходы на покупку товаров, услуг, платежей и взносов почти на 160 млрд рублей. (…) В результате вклады населения на счетах банков выросли в полтора раза, а наличные деньги на руках – на одну треть. Такой наплыв денег расстроил потребительский рынок. Смел с полок, прилавков все товары, создал определенную социальную напряженность и даже посеял сомнения людей в перестройке. Из 1200 ассортиментных групп товаров около 1150 попало в разряд дефицитных. Принимаемые Правительством меры были недостаточны, малоэффективны и несвоевременны».

Из тезисов к вступительному слову М. С. Горбачева на Пленуме ЦК КПСС от 8 октября 1990 года:

«И тяжелейшее положение на потребительском рынке, и серьезное расстройство хозяйственных связей, и нарушение транспортных коммуникаций, и резкое падение государственной дисциплины, и принимающие порой крайне острый характер политические столкновения вокруг вопросов собственности, суверенитета, разграничения компетенции, и продолжающийся рост преступности – все это свидетельствует, что кризис дока продолжает углубляться».

Свернуть текст

В конце 1989 – начале 1990 года советские внешнеторговые организации под влиянием нараставшего валютного кризиса все чаще и во все больших масштабах срывали сроки платежей по заключенным и исполненным контрактам.

Из письма заместителя председателя Госкомиссии по продовольствию и закупкам Ю. Борисова заместителю председателя правительства СССР С. Ситаряну:

«Имеющие место в последнее время систематические задержки советской стороной платежей за отгруженные импортные товары привели к приостановке дальнейших отгрузок в СССР законтрактованных 211,6 тыс. тонн растительного масла на сумму 74,4 млн рублей, 177,1 тыс. тонн мяса и мясопродуктов на 160,.9 млн рублей, 66,5 тыс. тонн какао бобов и какао продуктов на сумму 78,7 млн рублей, 45,5 тыс. тонн сливочного масла на сумму 39,4 млн рублей, 30 тыс. тонн соевого шрота на сумму 7,1 млн рублей, 20,4 тыс. тонн убойного крупного рогатого скота на сумму 14,3 млн рублей; 19,9 тыс. тонн чая на сумму 26,9 млн рублей, различных видов детского питания на сумму 69,3 млн рублей, 3 млрд. штук ацетатных фильтров для табачной промышленности на сумму 7,3 млн рублей, всего на 478,3 млн рублей. […] Отгрузка недопоставленных продуктов питания по подписанным контрактам на общую сумму 478,3 млн рублей может быть произведена только при условии оплаты уже поставленных в СССР продовольственных товаров в сумме 237,0 млн рублей. Таким образом, всего следует произвести платежи за импортное продовольствие в сумме 715,6 млн рублей».

Отечественное производство удовлетворяло потребности Советского Союза в лекарственных средствах примерно на 40–45%. Влияние валютного кризиса на обеспечение населения медикаментами рассматривалось и советскими, и зарубежными экспертами как потенциально наиболее опасная проблема. Поэтому в расходовании валютных средств закупки медикаментов были признаны приоритетным направлением. Но в условиях нарастающего дефицита валюты и это не помогало.

Из письма министра медицинской промышленности СССР В. Быкова заместителю председателя Совмина СССР С. Ситаряну:

«В соответствии с решением Совета Министров СССР от 10 марта 1990 года об определении приоритетности в оплате Счетов иностранных фирм внешнеторговыми организациями Минмедпром СССР докладывает, что Внешэкономбанк СССР до сих пор не обеспечивает выделение средств на оплату медикаментов и субстанций, закупаемых в странах с расчетами в свободно конвертируемой валюте. Просроченная задолженность В/О “Медэкспорт“ перед иностранными фирмами, по состоянию на 1 апреля 1990 года, составляет 43 418,3 тыс. рублей в свободно конвертируемой валюте (справка прилагается). В связи с просрочками в оплате счетов, иностранные фирмы предъявляют штрафные санкции, а в настоящее время многие из них заявили, что прекратят поставку лекарственных средств по заключенным контрактам. Более того, при заключении контрактов на закупку заказываемых Минздравом СССР остродефицитных медикаментов на 1990 год, иностранные фирмы требуют перехода на авансовую или аккредитивную формы расчетов, либо предоставление банковской гарантии, но Внешэкономбанк СССР в этих формах оплаты отказывает».

Особенно опасными стали просроченные платежи по контрактам «Экспортхлеба» из-за зависимости советской экономики от импорта зерна.

Заместитель Министра внешнеэкономических связей В. Воронцов – заместителю председателя правительства СССР С. Ситаряну:

«Министерство внешних экономических связей СССР информировало Вас, что ВВО “Экспортхлеб“ находится в крайне затруднительном положении с оплатой счетов иностранных поставщиков. […] Иностранные фирмы постоянно обращаются с требованием произведи немедленную оплату за товары, поставленные в марте июне с.г., а также возмещения убытков в виде процентов за задержку в уплате, которые из-за больших неоплаченных сумм в настоящее время уже составляют около 4,5 млн руб. и увеличиваются на сумму около 16 тыс. руб. за каждый последующий день просрочки. […] Однако Гарантии Внешэкономбанком СССР до сих пор не выданы, несмотря на поручения Правительства от 29.1.90 г., 11.5.90 г., 27.6.90 г.».

Свернуть текст

…Шахтеры как наиболее консолидированная отраслевая группа были суперактивны. Причем еще с советских времен. Их роль в развитии демократического движения трудно переоценить. Они первыми вышли на забастовки не только с экономическими, но и с политическими требованиями советского руководства, по крайней мере консервативной его части. В этом смысле шахтеры выступили политическими союзниками либеральных реформ.

В то же время экономическое положение отрасли было катастрофическим. Она содержала многочисленные нерентабельные шахты и разрезы, которые не имели шансов когда-либо стать рентабельными. Отрасль тащила этот невероятный груз, который требовал гигантских бюджетных дотаций, – и это на фоне сверхдефицитного бюджета того времени.

…Конец 1980-х годов проходил еще под знаком советской мощи, в том числе в угольной промышленности. В 1988 году СССР достиг самой высокой за свою историю добычи угля – 425,4 млн тонн. Но при этом ужасали «снижающиеся темпы строительства жилья», «недостаточно быстрый рост мест в детских садах, школах и больницах». Подобные факты стали одной из причин первых забастовок в Восточном Донбассе (Ростовская область). В то время газеты, издаваемые местным обкомом КПСС, пестрели заголовками типа «Живой пульс демократии», «Манящая даль рынка» и «Ростки нового». С тем же энтузиазмом, с каким руководящие партийные кадры строили коммунизм, они начали строить демократию – требуя от каждого непременного отклика на новые веяния и приземляя стилем своей работы саму идею реформ.

3 апреля 1989 года на шахте имени 60-летия Ленинского комсомола ПО «Гуковуголь» произошел беспрецедентный случай: горняки участка № 6 после смены отказались выходить из забоя. Следующая смена, отработав положенные часы, присоединилась к своим коллегам, под землей остались 205 человек. Причина забастовки была весьма симптоматичной для того времени. Участок № 6 с февраля 1989 года перешел на хозрасчет. Был утвержден план ежесуточной добычи, но бригада решила, что способна на большее, и сама себе установила повышенные плановые показатели. Горняки задуманное выполнили, но потом выяснилось, что расценка за 1 тонну добытого угля заметно уменьшилась. Выходило, что в марте шахтеры выработали больше, чем в феврале, а получить должны меньше.

После протестного сидения под землей рабочих участка № 6 слово «забастовка» вошло в обиход, следом был сходный случай на шахте «Антрацит» того же ПО «Гуковуголь», а в июне 1989 года – на шахте «Аютинская», где шахтеры пошли к начальству разбираться по поводу недоплаты им привычных процентов к ежемесячному жалованью. Примечательно, что в то время на волне горбачевской гласности политики призывали трудовые коллективы «идти и добиваться своего». И рабочие пошли.

Одной из основных движущих сил в первые годы рабочего движения стало сильнейшее недовольство рядовых работников неэффективным управлением предприятиями. В шахтерских городах этот мотив усиливался тем, что от администрации угольных предприятий, у которых было огромное количество непрофильных активов, напрямую зависели условия быта в населенных пунктах. Например, «Ростовуголь» традиционно заботился об автобазе, местном молокозаводе, хлебокомбинате, школах, детских садах.

Еще в декабре 1988 года коллектив участка № 5 шахты имени Шевякова в Междуреченске, недовольный заниженной зарплатой и раздутым управленческим аппаратом, плохим питанием и… нехваткой мыла, направил письмо в популярную в то время программу Центрального телевидения «Прожектор перестройки». Горняки требовали дополнительных выплат за работу в ночные и вечерние смены, а также придания шахте статуса самостоятельного государственного предприятия. Телевизионщики, у которых подобных сигналов было предостаточно, переправили письмо в ЦК профсоюза угольщиков, те – далее по цепочке до объединения «Южкузбассуголь», которому принадлежала мятежная шахта. В итоге горняки получили… очередную комиссию из своего объединения, которая ничего в их жизни изменить не могла. Требования шахтеров выполнены не были.

Устав от затяжного процесса жалоб и требований, 10 июля 1989 года 80 горняков, закончив ночную смену, отказались сдать свои самоспасатели. К ним присоединились 200 рабочих, пришедших на первую смену. Решение прекратить работу поддержала вся шахта, а к вечеру – и другие угольные предприятия города. Шахтеры соглашались вести переговоры только с министром угольной промышленности СССР Михаилом Щадовым. 11 июля министр был уже в Междуреченске и разговаривал с шахтерами прямо на центральной площади города, покидая ее только для того, чтобы согласовать с Москвой очередное требование горняков. В Москве неохотно, но шли на уступки, пытаясь локализовать забастовку, не дать ей вырваться из Междуреченска. Но поздно: забастовочная волна покатилась по Кузбассу. 15 июля бастовали все его шахтерские предприятия.

«Почему бастует юг, мы еще не знали, – вспоминал Андрей Юдин, член Киселевского городского забастовочного комитета, горный мастер шахты “Карагайлинская“. – Но, обсудив этот вопрос с мужиками, решили поддержать. Не за что-то бастовать, а просто поддержать, показать шахтерское единство. Дальше – больше: начали рождаться требования о колбасе и мыле».

Щадов переезжал из одного шахтерского города в другой, безуспешно ведя переговоры с забастовщиками. Не зря с легкой руки журналистов площади городов, на которых вели переговоры бастующие, стали называть «площадями несогласия». Только когда в Кузбасс прибыла правительственная комиссия, возглавляемая членом Политбюро ЦК КПСС Николаем Слюньковым, сторонам удалось прийти к соглашению. Поздно вечером 18 июля был подписан документ из 35 пунктов, в котором отразился весь спектр социально-экономических проблем Кузбасса и наивных тогда еще представлений о том, как сделать жизнь лучше. В соглашении соседствовали обязательства властей по оплате времени передвижения от ствола шахты до забоя, по увеличению отпусков, пенсий, пособий с предложениями по реформированию системы налогообложения. Шахтеры же брали на себя обязательство рассмотреть возможность роспуска до 1 августа забастовочных комитетов. Однако они были сохранены.

Пламя забастовочного движения, притушенное в Кузбассе, перекинулось на другие угольные бассейны тогда еще Советского Союза. Правительство реагировало на волнения шахтеров. Нельзя было не реагировать. Егор Гайдар: «Власти не были готовы разбираться и пытаться понять, что происходит в действительности, что можно сделать, чтобы навести порядок. Реакция была такая: раз нас здесь достали, придется дать денег, мыла, колбасы, социальных благ, привилегий… Это было понятно, но проблему не решало».

Практически каждая акция протеста заканчивалась подписанием какого-либо правительственного документа: о перечислении денег, о повышении зарплаты, о предоставлении льгот, о 36-часовой рабочей неделе вместо 40-часовой для женщин на Севере, об увеличении отпуска до трех месяцев и т. п. Но через месяц-другой материальное подкрепление подписанных обязательств заканчивалось. У шахтеров появлялся повод для очередной забастовки. Они поняли, что только с помощью таких конфликтов могут достучаться до тех, кто принимает решения.

Тогда еще доминировали экономические требования. Их провоцировал, в частности, нелепый курс рубля по отношению к доллару, который делал любой экспорт баснословно выгодным. Отсюда естественный интерес шахт, способных добывать уголь, пригодный для экспорта, получить хозяйственную самостоятельность и от производственных объединений, куда они входили, и от государства. В этом шахтеры, ИТР и директора шахт оказались единомышленниками.

Вся страна видела, как шахтеры превращались в политическую силу, требуя изменения системы хозяйствования и управления собственностью. Недаром 23 июля 1989 года, когда страна была охвачена шахтерскими забастовками, Генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев посвятил свое выступление по Центральному телевидению исключительно шахтерам. «Люди хотят знать, – говорил он, – что на самом деле происходит, какова сейчас обстановка… Решение основных вопросов они связывают… с развитием экономической реформы, с изменением методов хозяйствования, с тем чтобы все это открыло возможности для инициативной работы… Надо более решительно вести перестройку. Эта мысль звучит в выступлениях шахтеров. Они прямо говорят, что мы понимаем ограниченные возможности страны и что эти возможности могли бы быть увеличены, если страна решительно пойдет по пути изменения методов хозяйствования… Рабочие берут дело в свои руки. И это меня при всем драматизме событий очень сильно воодушевляет».

С тех пор так и повелось: забастовки, возникавшие, казалось бы, спонтанно, сопровождались, накладывались или просто совпадали по времени с важнейшими политическими процессами в стране. Та же картина наблюдалась и собственно в угольной эпопее, основные этапы которой, подчиняясь внутренней логике, вполне увязывались с вехами российской истории. Неудивительно, вся страна была политизирована – горячие споры возникали в общественном транспорте, в очередях, в рабочих курилках…

Шахтеры – политическая сила. В 1991 году требования бастующих приобрели политический характер. Массовые забастовки проходили под лозунгами отставки союзного правительства и введения прямого управления отраслью российскими властями.

Накануне III чрезвычайного съезда народных депутатов РСФСР в марте 1991 года в Москве началась знаменитая голодовка в гостинице «Россия», за которой, затаив дыхание, следила вся страна. (…) Голодовка продолжалась 12 дней и была снята по просьбе депутатов-демократов, которые заверили голодавших, что непременно обсудят шахтерские требования на съезде. Однако фракция «Коммунисты России» не дала включить этот вопрос в повестку дня, как и вопрос о введении в РСФСР поста президента.

Прогрессивный порыв шахтеров активно использовали: директора шахт и объединений – чтобы выбить дополнительное финансирование, региональные власти – чтобы решать за федеральный счет местные проблемы, руководство России – как таран против союзного центра. Так шахтеры превратились в важных игроков на политической сцене. Описывая переговоры в Москве в начале 1990 годов, некоторые шахтерские лидеры говорили, что они могли «открывать двери министерских кабинетов ногой».

Неудивительно, что в июне 1991 года, за два дня до выборов Президента России, Борис Ельцин, тогда Председатель Верховного Совета РСФСР, побывал в Сыктывкаре и подписал документ, который расширял экономические права Республики Коми и создавал дополнительные условия для ее развития. До конца 1993 года она освобождалась от отчислений в федеральный бюджет, в ведение ее Совета Министров передавались вопросы эксплуатации природных ресурсов, южные районы приравнивались к северным, что позволяло всем работавшим получать зарплату с учетом северных и районных коэффициентов.

В августе 1991 года шахтеры в абсолютном большинстве поддержали Ельцина и российскую демократию во время путча. Егор Гайдар подчеркивал серьезную роль шахтерских забастовок в крахе Советского Союза и всей социалистической системы.

Свернуть текст

Из интервью с П. С. Филипповым, одним из организаторов московского и ленинградского клубов «Перестройка», лидером умеренного крыла Ленинградского народного фронта, один из основателей «Демократической платформы в КПСС» в 1987–1990 годах:

– Как возникли клубы «Перестройка»?

– В 1997–1998 годах нашей главной задачей были поиск и объединение единомышленников. Но как объединить людей в условиях жесткого партийного контроля, при явном интересе к нам со стороны КГБ? К тому времени я познакомился с Анатолием Чубайсом. Он был доцентом Инженерно-экономического института в Ленинграде, организовал кружок молодых экономистов, придерживавшихся реформистских взглядов. В доме отдыха «Змеинка» они провели под эгидой Совета молодых специалистов полуподпольную конференцию, на которой обсуждалась стратегия назревших экономических реформ.

Появилась идея совместными усилиями ленинградского «Клуба друзей журнала «ЭКО» и кружка молодых экономистов провести «круглый стол» экономистов и юристов и опубликовать статью о нем в «ЭКО». Это было важно, потому что тогда редко кто из экономистов задумывался, какие радикальные изменения потребуется внести в советское законодательство. Ведь при советской власти законы были набором общих фраз, все делалось не по законам, а по приказам. Поэтому экономисты ограничивались обсуждением принципов и направлений реформ, не слишком вдаваясь в такие «мелочи», как изменения в гражданском и налоговом законодательстве, необходимость разработки и принятия законов об акционерных обществах, ценных бумагах и многом другом. Жизненно важные для рынка правила игры юристам предстояло облечь в форму законов.

Это сейчас нет проблем с поиском места для дискуссии. А тогда под бдительным оком КГБ и райкома партии такая попытка могла иметь печальные последствия. «Круглый стол» провели в Москве в Центральном экономико-математическом институте (ЦЭМИ АН СССР). В нем участвовали специалисты, уже проявившие свою реформистскую позицию: Евгений Ясин, Егор Гайдар, Владимир Рамм, Григорий Глазков и другие. Результаты были опубликованы в «ЭКО».

На этом «круглом столе» Гайдар предложил создавать комитеты защиты перестройки – в то время Горбачеву как воздух была нужна поддержка «снизу». Решили в Москве, при ЦЭМИ, учредить не комитет, а дискуссионный клуб «Перестройка». Сразу же встал вопрос: как оповестить о первой дискуссии? В условиях тотальной цензуры попытка дать объявление в газетах была обречена. Мы напечатали объявления на машинке и развесили по библиотекам и институтам. Актовый зал ЦЭМИ был полон! Яркие выступления, бурная дискуссия на тему о засилье бюрократии и необходимости рыночных экономических реформ. Так в Москве начал работать клуб «Перестройка».

После этого мы с Анатолием Чубайсом отправились в Ленинградский обком партии и поставили партийных чиновников в известность о своем намерении организовать в городе такой же дискуссионный клуб. В Москве есть, а почему у нас нет? По отработанной технологии оповестили горожан о том, что в Доме научно-технической пропаганды на Невском проспекте состоится первое заседание ленинградского клуба «Перестройка» на тему «План и рынок – вместе или против?» В то время открыто заявить о том, что Госплан и Госкомцен пора «выбросить на свалку», по политическим причинам было невозможно. Но почему бы не обсудить сочетание того и другого? И снова зал до отказа заполнили неравнодушные люди.

Темой второго заседания стали «Тупики административной системы». Провести третью дискуссию нам не дали. Люди собрались, но двери Дома научно-технической пропаганды были заперты. Впрочем, нашлись смелые люди в ДК имени Ленсовета, где и обосновался клуб.

По наивности мы полагали, что, если дискуссионный клуб станет фактом, отбоя от желающих с ним сотрудничать не будет, но ошиблись. Ленинградский клуб «Перестройка» насчитывал не более 100 активных членов, стоявших на гражданских позициях. Тем не менее он способствовал консолидации сторонников рыночных реформ в городе и созданию Ленинградского народного фронта (ЛНФ). Из московского и ленинградского клубов «Перестройка» вышло немало народных депутатов России, Моссовета, Ленсовета и несколько министров российского правительства.

– Как удалось добиться победы Ленинградского народного фронта на первых свободных выборах в 1990 году?

– Подобные фронты в противовес КПСС тогда создавались в Прибалтике. Мы решили использовать эту форму. Активисты клуба «Перестройка» Юрий Нестеров, Анатолий Голов, Виктор Монахов и многие другие проводили собрания сторонников и формировали структуру ЛНФ. Через полгода провели его учредительный съезд, в котором участвовали люди из клуба «Перестройка» и других демократических организаций.

Коллективным организатором ЛНФ должна была стать газета. Но где и как ее издавать? Реалии того времени не позволяли печатать газету в ленинградских типографиях. Каждая газета, каждый ее номер должны были проходить через Главлит, через цензуру. А в Прибалтике уже повеяло свободой. Мне в руки попался номер газеты «Тартуский курьер». Единомышленники! Я поехал в Тарту и разыскал редактора Рейна Килька. Впоследствии он стал депутатом эстонского парламента, а тогда был предприимчивым кооператором, который сам финансировал и издавал газету, выращивая на даче розы в промышленных масштабах. Договорились, что он будет печатать вкладыш в «Тартуский курьер», который мы по аналогии назвали «Невским курьером»…Через полгода мы смогли уже самостоятельно издавать «Невский курьер».

Другим направлением работы было создание в КПСС фракции «Демократическая платформа в КПСС». Мы пытались объединить в рядах партии сторонников рынка, правового государства, демократии. Издавали одноименную газету. Члены этой фракции активно выступали на конференциях и съезде КПСС, но им не хватало сил и влияния, чтобы противостоять консерваторам и партийному аппарату. Уже после краха СССР в основном из членов фракции сформировалась Республиканская партия России.

– В 1990–1993 годах заметную роль в поддержке реформ играло движение «Демократическая Россия».

– Первоначально оно было неформальным объединением реформистски настроенных народных депутатов РСФСР, которые поддержали избрание Ельцина на пост председателя Верховного Совета. Они были связаны с местными клубами, неформальными объединениями, можно сказать, с протопартиями. К примеру, я был активным членом фракции Ленсовета «Конструктивный подход». Мы считали: хватит лозунгов, пора предлагать, что и как следует делать – лучше в форме проектов законов и программ. Ту же конструктивную идеологию мы пытались сделать стержнем «Демократической России». Разъясняли в СМИ цели, программу, звали людей на митинги и дискуссии, разрабатывали проекты нормативных актов. Вскоре «Демократическая Россия» стала активно работать не только в Москве и Питере, но и в других городах.

Но такова уж особенность массовых демократических организаций – под их знамена собираются люди, движимые преимущественно эмоциями. Наивно ждать от них организационной и кропотливой законотворческой работы. К тому же «Демократическая Россия» представляла собой союз разношерстных организаций. Стало понятно, что если мы не преобразуем ее в партию, то политическую борьбу проиграем. Обсудили ситуацию с Егором Гайдаром, составили список примерно из 100 уважаемых, известных и конструктивно мысливших людей. Провели несколько встреч в Центре либеральной политики на улице Большая Никитская в Москве.

Дискуссии вели Егор Гайдар и Сергей Ковалев. Постепенно сформировалось ядро будущей партии, которую решили назвать «Демократический выбор России», сформировали ее оргкомитет. Аппарат «Демократической России» под руководством Элеоноры Лукиной, который обеспечивал связь с регионами, полностью перешел в новую партию.

Потом был учредительный съезд новой партии, на котором у меня, к сожалению, произошла размолвка с Гайдаром. Он предложил поставить во главе федерального списка нескольких близких ему по работе человек, которых он знал лично. А я считал, что в федеральном списке должны быть те депутаты Верховного Совета РСФСР, которые уже доказали свою работоспособность. Хотя на съезде я был включен в федеральный список, но демонстративно отказался от своего места. Мы с Андреем Нечаевым организовали Ассоциацию независимых профессионалов. Это была наша большая ошибка – нельзя было дробить малочисленные силы сторонников реформ.

– Но ведь и другие не стремились к объединению? Взять хотя бы «Яблоко». И вообще, чем объяснить постепенную утрату реформаторами своих политических позиций в обществе?

– Менталитетом нашего народа, его политической культурой. Каждый народ заслуживает то правительство, которое имеет. На первых выборах в Госдуму в 1993 году первое место заняла партия Жириновского – самого популярного эксцентрика. Значит, для большинства россиян «прикольные» выходки кандидата важнее его программы. Люди не видят связи между своей жизнью и составом парламента. Они надеются на «доброго царя» (генсека, президента), который их облагодетельствует, накормит, оденет и накажет плохих начальников. Такой наивный бонапартизм – наша национальная черта. Плюс нежелание людей участвовать в политической деятельности, даже контролировать управляющую компанию в доме, где живут. Особо надо отметить неспособность российских политиков к компромиссам. «Пусть рушится мир, но я не поступлюсь своими принципами!» Вот он и разрушился: либеральных партий в Госдуме сегодня нет.

При такой политической культуре восстановление административной вертикали, усиление силовиков, сосредоточение власти и собственности в руках новой номенклатуры было лишь делом времени. Далее начались подтасовки на выборах и снятие неугодных кандидатов. Путь либеральным демократическим партиям во власть сегодня наглухо закрыт.

Свернуть текст

Предвыборная кампания 1989 года взбудоражила всю страну. Сегодня можно услышать: это были далеко не свободные выборы, просто разрешили слегка выпустить пар. Не согласен. Для нашей страны, для СССР, после 70 лет диктатуры это были предельно свободные выборы. Борьба между альтернативными кандидатами во многих городах развернулась жесточайшая. Штабы поддержки кандидатов работали отважно, с полной отдачей, бесплатно. Избиратели ходили на собрания, на митинги, знали всю подноготную своих кандидатов. Предвыборная кампания стала школой гласности, гражданственности. 26 марта проголосовали 90% избирателей. Мандаты народных депутатов получили около 400 человек, решительно настроенных против существующего режима. Проиграли выборы десятки больших партначальников, несколько первых секретарей обкомов, включая первого секретаря Ленинградского обкома. Это было что-то неслыханное! На этих выборах КПСС получила первый удар под дых, после которого она уже не оправилась.

Сразу после выборов демократические депутаты начали совещаться – собирались в основном в Доме кино, вырабатывались программные документы, обсуждались насущные вопросы: как относиться к перестройке, к Горбачеву, в каких случаях его поддерживать, в каких нет. Уже тогда заходила речь о необходимости объединиться в сплоченную оппозиционную группу. Та атмосфера открытости, бескомпромиссности, которая установилась на I Съезде народных депутатов СССР благодаря выступлениям Сахарова, Афанасьева, Попова. Собчака была, в сущности, продолжением того накала страстей, который разгорелся во время предвыборных схваток. Выборы определили тональность съезда.

Но как стали возможны такие выборы? Как могло руководство КПСС инициировать выборы, которые впоследствии привели к тому, что «великая, единая, непогрешимая» потеряла власть, потеряла все? Здесь нужно коснуться существенного момента истории этой партии. На самом деле она никогда не была идеологически сплоченной, единой. Серьезные разногласия внутри партии всегда существовали – поначалу инакомыслящие действовали открыто, а когда это стало опасным для жизни, затаились. И внизу, и наверху, а как выяснилось в середине восьмидесятых, даже на самом-самом верху были люди, которые понимали, что тоталитарный режим завел страну в тупик, что нужны решительные перемены, нужна свобода. Да, эти люди сделали блестящие карьеры при советской власти, работали внутри существующего режима и тем не менее в глубине души были его убежденными противниками. Поэтому, когда Михаил Горбачев и Александр Яковлев волею судеб оказались на вершине власти, они сразу же объявили, что будут проводить политику реформ, политику перестройки.

Не знаю, кто именно предложил начать демонтаж системы с принятия нового Закона о выборах, но это была исключительно плодотворная, талантливая политическая идея. Два новшества были введены: выборы стали альтернативными, право выдвигать и выбирать депутатов дополнительно, кроме граждан по месту жительства, получили общественные, научные, творческие организации. Это были именно те две на первый взгляд скромные поправки, которые позволили выбрать в новый парламент большую группу депутатов-демократов, по существу, будущую Межрегиональную депутатскую группу (МДГ), деятельность которой в значительной мере содействовала падению коммунистического режима.

Поражение партийной номенклатуры на выборах

Выборы на I Съезд народных депутатов стали совершенно новым явлением для советских людей. Ушли в прошлое безальтернативные «выборы без выбора», когда избирателям предлагался один кандидат, одобренный КПСС. Альтернативность активизировала различные политические силы – от демократов до шовинистов из общества «Память». В СССР началась реальная политическая борьба. В регионах доступ оппозиционных кандидатов на страницы газет и телевидение был ограничен, но они активно использовали митинги и встречи с избирателями. Население проявляло большой интерес к их программам, люди передавали листовки из рук в руки. Этот «самиздат» успешно конкурировал с официальными СМИ.

Избирательный закон предусматривал список народных депутатов от КПСС по квоте 100 человек. Они отбирались на Пленуме ЦК КПСС в марте 1989 года. В список был внесен почти полный состав высшего партийного руководства. Хотя в нем присутствовали и представители творческой интеллигенции – писатели Д. А. Гранин, В. И. Белов, Ч. Айтматов, правовед Д. Кудрявцев, академик Л. И. Абалкин, кинорежиссер Т. Е. Абуладзе, актер М. А. Ульянов, а также известные рабочие, строители, работники сельского хозяйства, в народе список назвали «красной сотней».

После выборов выяснилось, что члены КПСС составили 85% депутатов. По квоте от КПСС М. С. Горбачеву удалось провести свой список, включив в него и реформаторов, и консерваторов. И все-таки это было поражение партии-государства, утрата ею властных полномочий. Не прошли на выборах многие высокопоставленные партийцы, 32 первых секретаря обкомов партии из 160. Более того, в Ленинграде и области не был избран ни один партийный и советский руководитель, ни один член бюро обкома и даже командующий военным округом. В Москве партийные работники также в основном потерпели поражение, но за Б. Н. Ельцина проголосовало около 90% москвичей. Провальными для партаппарата оказались выборы и во многих крупных промышленных и научных центрах Поволжья, Урала, Сибири и Дальнего Востока, юга и востока Украины, а также в Прибалтике, Армении и Грузии. Относительно благополучно для партии выборы прошли в областях Центрально-Черноземного и Северо-Кавказского регионов, Белоруссии, Казахстане и Средней Азии.

Примерно четверть всех депутатов, избранных по округам, была критически настроена по отношению к КПСС. Многие такие депутаты прошли от общественных организаций. На I Съезд народных депутатов были избраны известные ученые, литераторы, юристы: А. Д. Сахаров, Р. З. Сагдеев, Н. П. Шмелев, С. С. Аверинцев, П. Г. Бунич, Ю. Н. Афанасьев, Ю. Ф. Карякин, В. Л. Гинзбург, Г. Х. Попов, А. А. Собчак, Ю. Ю. Болдырев и др.

Парадокс состоял в том, что, хотя выборы были организованы и подконтрольны КПСС, выиграли на них многие деятели, настроенные более радикально, чем Горбачев, его политические конкуренты. До выборов им были доступны только неформальные инструменты политической борьбы. Став депутатами с закрепленными законом правами, они приобрели высокий легальный статус и широкие возможности. Новая политическая система позволила сформировать иную политическую элиту, которая противопоставила себя партийному аппарату.

На апрельском Пленуме ЦК КПСС обеспокоенность партийных руководителей выразилась в полной мере. На М. С. Горбачева выплеснулась вся горечь поражения на выборах, стремление свалить вину за экономический кризис социалистической системы, на «разлагающую» роль средств массовой информации. Это было по существу первое массированное наступление консервативных сил в партийном аппарате против Горбачева, против «перестройки». Несмотря на это, ему удалось вывести из состава ЦК КПСС74 члена и 24 кандидата в члены.

Свернуть текст

Уже с первых минут работы съезда был нарушен заготовленный сценарий. На трибуну неожиданно поднялся депутат из Риги В. Ф. Талпежников и предложил почтить память погибших в Тбилиси. Зал встал. А. Д. Сахаров потребовал изменить повестку дня, поставив первым ее вопросом принятие декрета об исключительном праве съезда назначать высших должностных лиц СССР. Казалось бы, процедурные вопросы переходили в политическую плоскость. На первый план вышел вопрос о возможности совмещения постов Генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Верховного Совета СССР. Решен он был в пользу Горбачева: он оставался Генеральным секретарем был избран председателем Верховного Совета.

Депутаты разделились на два лагеря. Большинство, состоявшее из партхозноменклатуры, которое Ю. Н. Афанасьев метко назвал «агрессивно-послушным большинством», поддерживало Горбачева, хотя и с оговорками. Демократы же отмечали провал экономических реформ, указывали на пагубность административно-командной системы управления. Они выдвинули лозунг отмены 6-й статьи Конституции СССР, определявшей руководящую роль КПСС в политической системе СССР. Это был принципиальный вопрос: если для Горбачева и его сторонников реформа политической системы казалась завершенной, то оппозиция требовала создания условий для многопартийности.

Съезд не только не консолидировал общество вокруг «перестроечного» руководства КПСС, но, наоборот, разделил его на сторонников и противников компартии. Он публично поднял вопрос о незаконности ее монополии на управление страной и поставил под сомнение при таком управлении реальность федеративного устройства страны. Большое значение для дальнейшего развития событий имело то, что российские демократы поддержали депутатов из Прибалтики в вопросе об экономической самостоятельности их республик.

В докладе «Об основных направлениях внутренней и внешней политики СССР» М. С. Горбачев уже как Председатель Верховного Совета СССР подчеркнул, что время партийной диктатуры прошло, в стране утверждается новый политический режим. Программу дальнейших действий Горбачев определил так: в экономике продвигать «полнокровный рынок», в политике реализовать лозунг «Власть Советам!», во внешней политике стремиться к ликвидации ядерного оружия и вести переговоры с целью достижения баланса интересов в международных делах.

Долгое расставание с Лениным для Горбачева обернулось определением своей идеологической позиции как центристской. В идейном отношении это означало отказ от классового восприятия мира, от командно-административной экономики и признание правового государства, что было чуждо практике прошедших 70 лет. В политическом плане это выразилось в лавировании между крайностями: половинчатые экономические реформы, «сбалансированная» кадровая политика, надежды на реформируемость КПСС, примирение правых и левых и т. д.

Идеология демократов отражала взгляд на советскую историю как историю непрерывного насилия и иррационального фанатизма. Критика политики прошлых лет поставила вопрос о самой власти, который на съезде прозвучал в проекте Декрета о власти, предложенном академиком А. Д. Сахаровым. Из Декрета следовало, что КПСС нужно «уйти в отставку». Эта публично озвученная на заседании законного представительного органа власти идея объединила демократическую оппозицию, которая сформулировала экономическую перспективу как «общество с эффективной экономикой в условиях рынка».

Свернуть текст

Уважаемые товарищи депутаты!

Я уполномочен довести до съезда заявление, которое на данный момент подписали 140 народных депутатов СССР – членов Межрегиональной депутатской группы. Я говорю – на данный момент, потому что его подписали не все, кто изъявил такое желание. Они это сделают позже. Кроме того, балтийская группа народных депутатов также присоединяется к этому заявлению. Таким образом, в этом заявлении я выражу позицию минимум 250 народных депутатов СССР. Итак, заявление Межрегиональной депутатской группы.

Учитывая чрезвычайность нынешнего положения в стране, когда проводимые преобразования отстают от темпов распада существующей общественно-экономической системы, допуская возможность выхода страны из углубляющегося кризиса только по пути незамедлительных последовательных кардинальных реформ, осознавая свою ответственность перед избирателями, народом страны за настоящее и будущее, мы, народные депутаты СССР, на I съезде объединившиеся в силу близости политических взглядов и основных положений предвыборных платформ в Межрегиональную депутатскую группу, вынуждены констатировать принципиальное расхождение в позициях по ряду основополагающих вопросов между нашей группой и большинством на II съезде.

Мы против декретированной руководящей роли КПСС, то есть монопольной власти партии, власти, приведшей страну к неслыханным бедствиям. Мы против непосредственного и прямого вмешательства партийного аппарата, политбюро и ЦК КПСС в государственные, экономические и другие сферы общества, которые должны подлежать исключительно компетенции советов и регулироваться только законом. Отказавшись включить в повестку дня вопрос о статье 6 Конституции СССР, съезд продемонстрировал не только пренебрежение к мнению миллионов граждан страны, но и встал на защиту конституционного закрепления монополии КПСС на руководство всеми сферами жизни общества, в том числе (что особенно недопустимо в преддверии выборов) средствами массовой информации. Мы за свободу объединения граждан в политические организации и за равенство этих организаций перед законом.

Мы против огосударствленной экономики и не считаем возможным остановить развал народного хозяйства при помощи одних лишь административных запретов и приказов. Крайне опасна попытка отсрочить переход к подлинно рыночному хозяйствованию и к самостоятельности предприятий еще на несколько лет.

Именно поэтому мы выступили против одобрения программы, предложенной правительством съезду, так как при всей внешней новизне мы ожидаем в результате ее осуществления усугубления кризиса и ухудшения условий для реализации дальнейших экономических и политических реформ.

Мы также исходили из идеи, что Совет Министров СССР должен иметь самостоятельность и нести полную ответственность за свои действия, не перекладывая ее на пленум ЦК КПСС, на съезд или Верховный Совет.

Мы считаем необходимым немедленно разрешить крестьянам самим выбирать любые формы хозяйствования, включая беспрепятственный выход из совхозов и колхозов со своей долей земли и имущества. Отложив рассмотрение базового вопроса об отказе от конституционно закрепленной государственной монополии на землю, недра и тому подобное, вообще на средства производства, съезд фактически санкционировал бесперспективный путь разрешения наших экономических проблем в рамках нынешних отношений собственности без их радикальных преобразований.

Мы против подчинения национальных республик сильному центру, то есть против унитарного, имперского государства, созданного Сталиным и сохраняющегося поныне. Мы считаем необходимой скорейшую выработку нового договора о Советском Союзе как свободном и добровольном объединении суверенных республик по формуле «сильные республики и созданный ими центр». В основании Советского Союза должно лежать право любого народа на самоопределение, вплоть до отделения. Проигнорировав назревший, ключевой для разрешения межнациональных конфликтов вопрос о национальном государственном устройстве СССР, съезд включил в повестку дня вопрос о создании Комитета конституционного надзора, призванного защищать положения ныне действующей Конституции СССР, препятствующие коренной реорганизации общества.

Таким образом, наша группа фактически оказалась по указанным жизненно важным вопросам в оппозиции по отношению к большинству на съезде. Наша общая цель – обеспечение эффективной парламентской деятельности, непременное ее условие – полноценная работа парламентских групп, предоставление им права изложения и защиты своей позиции по всем решаемым вопросам и ее доведение до граждан страны через свой печатный орган. В то же время Межрегиональная депутатская группа готова к конструктивному диалогу с другими парламентскими группами – аграриев, ученых, экологов, молодежи, культуры и образования, балтийской группой, украинским республиканским депутатским клубом и другими. Ответственность за судьбу страны определяет нашу позицию.

Таков текст этого заявления. И в заключение я хотел бы сказать, что выступление позавчера М. С. Горбачева по постановлению, в котором должны быть определены сроки принятия решений о земле, о собственности и соцпредприятии, мы расцениваем как конструктивную реакцию на предложения, разрабатываемые и Межрегиональной депутатской группой, и другими депутатами. Мы считаем это заявление весьма позитивным. Однако в интересах дела (поскольку сейчас время измеряется не на месяцы и даже не на недели) нужно определить точные сроки проведения сессии Верховного Совета СССР, которая рассмотрела бы эти законопроекты, и съезда, а именно: сессию Верховного Совета созвать в январе, съезд народных депутатов – в феврале следующего года. Спасибо за внимание.

Свернуть текст

«О неотложных мерах по нормализации финансов и денежного обращения в стране» от 16 августа 1991 года, адресованный президенту СССР М. С. Горбачеву под грифом «совершенно секретно».

«Страна ускоренными темпами втягивается в глубокий финансовый кризис и развал денежного обращения. Эти факторы в настоящее время в решающей степени определяют ухудшение экономической, социально-психологической и политической ситуации в стране. Более того, необходимо со всей определенностью подчеркнуть, что принимаемые меры по нормализации обстановки и выводу страны из экономического кризиса не будут иметь положительных результатов, если в кратчайший срок совместными действиями Союза ССР и суверенных республик не осуществить крупные меры, позволяющие кардинально изменить положение в области финансов и денежного обращения.

Первый вариант стратегически ориентирован на подавление инфляции с 10–12 процентов в месяц до 2–3 процентов. Анализ и расчеты показывают, что реализация этого сценария невозможна без практически полного возврата к командной экономике образца примерно 1978 года. Возврат к этой модели возможен только с широкомасштабным применением мер, использованных в 1929 году при сворачивании НЭПа и раскулачивании крестьянства, затем при восстановлении методов планирования, примененных в период 1940–1944 годов для перевода народного хозяйства на военный режим работы. Только после мер такого характера, проведенных в течение 3–4 месяцев, возможно «смягчение» механизма управления до модели конца 70-х годов. Понятно, что в политической области не обойтись без применения репрессий.

Второй вариант «зеркально» отличается от первого и основывается не только на признании неизбежности инфляционных процессов, но на их активном использовании по принципу рынок так или иначе отрегулирует пропорции. При этом сценарии силы государства на всех уровнях концентрируются прежде всего на защите от инфляции лишь ограниченного круга населения. Однако, как показывают расчеты, спад экономики достигнет 25–30 процентов, реальной становится безработица, в пиковые периоды примерно в таких же масштабах (то есть 35–40 млн человек).

Практические меры реализации этого сценария состоят в немедленной либерализации всех цен, прежде всего на топливно-сырьевые ресурсы, тарифов на перевозки грузов, розничных цен на продовольственные и другие товары. На товары, составляющие основу прожиточного минимума (5–6 видов продовольствия, 5–6 непродовольственных), необходимо было вводить карточки.

Необходимым условием оживления экономики является проведение денежной реформы рестрикционного характера и 3-4-разовой девальвации официального курса рубля к доллару с общим его понижением примерно до уровня биржевого (30:1–35:1)… Значительно возрастет опасность введения республиками собственных денег и полного распада государства.

Этот сценарий был неоднократно отвергнут Верховным Советом СССР, Верховными Советами союзных республик, Советом Федерации. Однако развитие событий в экономике показывает, что страна все больше втягивается в этот сценарий. Вынужден со всей серьезностью и ответственностью за сказанное предупредить, что неприятие крупных, радикальных антикризисных мер антиинфляционного характера, реализуемых в короткие (2–3 месяца) сроки и при высокой скоординированности действий всех уровней власти и управления, через 3–4 месяца сделает этот ход событий уже по отношению к 1992 году безальтернативным.

Данный вывод вытекает не из желания сгустить краски, а из анализа хода реформ в восточноевропейских, латиноамериканских и азиатских странах, заключений о состоянии советской экономики Международного валютного фонда, Мирового банка, Европейского банка реконструкции и развития, из бесед с крупнейшими экономистами Запада. На это обстоятельство специально обращали внимание как главы государств, так и министры финансов стран «семерки» в Лондоне. К этому выводу практически единодушно пришли ведущие советские ученые и специалисты, его подтверждают результаты многовариантных расчетов, проведенных специалистами Минэкономики СССР, Минфина СССР, Госбанка СССР и Госкомстата СССР независимо друг от друга.

Исходя из этого в ходе разработки «Программы совместных действий правительства СССР и суверенных республик…» был подробно проработан третий вариант выхода из кризиса. Меры, предусмотренные Программой, – третий вариант – основаны на реализации сценария регулирования экономики в условиях «управляемого кризиса»… Однако по самым разным причинам, прежде всего связанным с нерешительностью в принятии непопулярных мер, с боязнью ряда руководителей укрепления роли союзного правительства, с низким уровнем скоординированности организационной и экономической работы между различными уровнями исполнительской власти и т. д., практические возможности реализации антикризисной Программы уменьшаются с каждым днем. Основные меры по стабилизации финансового положения страны должны были реализовываться с 1 июля. Однако бесконечные согласования, обсуждения и т. д. привели к тому, что потеряно уже 2 месяца…

Необходимо понять, что через 2–4 месяца для нормализации положения придется применять совсем другие меры и антикризисную программу можно будет просто выбросить в корзину. Единственным и безальтернативным станет только второй сценарий развития событий».

Свернуть текст

«Возникает необходимость в сложившихся чрезвычайных условиях принятия дополнительных мер. Рассмотрены два варианта выхода из создавшегося положения.

Первый вариант основывается на осуществлении жестких неэкономических методов ограничения денежных доходов населения. К их числу относятся: 1) Сокращение расходов бюджета на социальные программы. (…) Для сокращения совокупного дефицита бюджетной системы до предусмотренного на текущий год уровня (с учетом изменения масштаба цен – около 100 млрд рублей) требуется приостановить реализацию социальных программ на 30–35 млрд рублей. 2) Заморозить заработную плату во всех сферах по состоянию на 1 июля текущего года. Это позволило бы ограничить рост денежных доходов населения примерно на 100 млрд рублей. Кроме того необходимо в максимально возможной степени сократить затраты централизованных средств на капитальное строительство со всеми вытекающими последствиями для экономического развития народного хозяйства.

Указанный вариант возможен в теоретическом плане. Однако в сложившейся социально-политической обстановке он вряд ли может быть реализован.

В нынешних условиях более обоснованным представляется второй вариант, основанный на признании неизбежности инфляционных процессов, их сознательном использовании в целях достижения макроэкономической стабилизации и защите от инфляции лишь ограниченного круга населения с фиксированным доходом, имея в виду, что работники сферы материального производства должны возмещать потери от роста цен главным образом за счет увеличения выпуска продукции и реализации ее на рынке товаров.

Суть этого варианта состоит в последовательной, начиная с июля текущего (1991) года, либерализации всех цен с тем, чтобы к началу 1992 года сохранить фиксированные и регулируемые цены лишь на ограниченный перечень топливно-сырьевых ресурсов, тарифы на массовые перевозки грузов, а розничные цены – на товары, составляющие основу потребительского бюджета».

Пойти по второму пути помешали политические риски.

Из заметок современника о забастовках весны 1991 года в шахтерских регионах:

«На улицах пикеты и патрули: крепкие рабочие парни в белых рубашках. Идеальный порядок, преступности в городе нет. Официальные власти не у дел, добровольно сдали свои полномочия тем, кого вчера еще не пускали на порог своих кабинетов. Кировск, Снежное, Шахтерск, Торез, Донецк… Это была не забастовка – революция».

Свернуть текст

Е.Т. Гайдар о программе «500 дней»:

«С конца 1989 года и вплоть до лета 1991 года начинается захватывающая история создания примерно десятка программ, которые разрабатывались специалистами, широко обсуждались, принимались на высоком уровне и при этом не оказывали практически никакого влияния на ход хозяйственных процессов, подчинявшихся совсем другой, не предусмотренной в программах реальной логике развала бюрократической экономики.

Эти документы сами по себе интересны, при их сопоставлении видно, как постепенно росло осознание необходимости масштабной программы приватизации и как авторы программ, пытаясь сочетать экономически необходимое с политически возможным, закладывали в прогнозы абсолютно нереальные расчеты. Мне приходилось принимать участие либо в написании, либо в экспертизе многих из них. (…)

Явным исключением в ряду этих документов, правда, имевшим не экономический, а политический резонанс, без сомнения, стала программа “500 дней“… Содержательно в ней не было ничего особенно нового. Она в основном повторяла логику предшествующих программных документов, включала стабилизационные мероприятия как базу, предшествующую либерализации цен, структурные реформы, приватизацию. Но одно публицистическое нововведение было, без сомнения, блестящим – раскладка по дням. Разумеется, к экономике это никакого отношения не имело, невозможно по дням расписать такой процесс, как масштабные социально-экономические реформы, особенно в условиях распадающейся экономики. Если беспристрастным глазом специалиста перечитать программу “500 дней“, то многие из ее сюжетов невозможно воспринимать без улыбки. Но дело, как я уже говорил, было не в экономике, эта программа поразительно точно накладывалась на политические потребности дня, обещая выбитому из привычной колеи российскому обществу простые рецепты создания рыночного счастья. Притом – малой ценой!

Представление о том, что крушение социализма отнюдь не равнозначно появлению развитой, эффективной рыночной экономики, что родимые пятна социализма придется выводить десятилетиями, что предстоит огромная, тяжелейшая работа для того, чтобы создать хотя бы предпосылки нормально функционирующего рынка, – далеко за пределами экономических идей, доминирующих в массовом общественном сознании.

Но в политическом плане рассчитанная на короткий срок и расписанная по дням программа построения в Советском Союзе развитой рыночной экономики – это именно то, что было необходимо Ельцину и той части элиты, которая пошла за ним. Сама по себе реалистичность или нереалистичность программы с экономической точки зрения не имела никакого значения. Даже ложная идея, овладевшая массами, становится материальной силой.

Летом 1990 года и впоследствии мы неоднократно обсуждали и с самим Явлинским, и с другими соавторами этой программы – Евгением Ясиным, Владимиром Машицем, Борисом Федоровым – их отношение к ней. Нет сомнения, что большинство из них ни в малой степени не сомневалось в ее утопизме. И вместе с тем в политическом ключе программа “500 дней“ была в тот момент полезной, ибо она способствовала сближению Горбачева и Ельцина, создавала базу для их возможного союза и проведения согласованной линии. А следовательно – и для предотвращения разрушительной войны законов…

Увы, программе Явлинского не суждено было оправдать и свое политическое предназначение. После долгих колебаний, под мощным давлением силовых структур, консервативной части аппарата Горбачев отказался от соглашения с Ельциным и поддержки программы “500 дней“. С этого момента вплоть до осени 1991 года о какой бы то ни было экономически осмысленной политике можно было забыть. Между рушащимся Союзом и Россией началась ожесточенная борьба за власть.

Любому непредвзятому наблюдателю стало ясно, что страна приближается к экономическому краху. Это было очевидно и авторам программы “500 дней“, которые записали в ее преамбуле, что в случае отказа руководства Союза и России от согласованных действий по проведению рыночных реформ продолжится процесс дезинтеграции экономической системы, появятся десятки автаркии в границах областей и национально-территориальных образований. Обмен продукцией между ними примет форму бартерных сделок. В результате придется выбирать между гиперинфляцией и прямым изъятием денежных средств у предприятий и населения. Спад производства углубится, многие крупные предприятия остановятся из-за нехватки комплектующих изделий. Острый дефицит потребительских товаров и продукции производственного назначения можно будет покрывать только за счет импорта, однако стране, вероятно, будет отказано в новых кредитах.

Начнутся упадок крупных городских центров и падение товарности наиболее урожайных сельскохозяйственных регионов. Потребительский рынок вытеснится нормированным распределением и черным рынком. Экономический крах усугубится отсутствием единой программы действий. Каждая республика, а затем каждая территория (вплоть до районов) будут пытаться выбраться из кризиса в одиночку, что губительно для интегрирования сверх монополизированной экономической системы. Политические последствия – окончательный распад Союза, столкновения на национальной почве в этнически неоднородных регионах. Неподчинение закону будет охватывать все сферы общества.

Теперь этот сценарий становился неизбежным. Вопрос состоял только в том, что делать, как жить дальше, когда точно нарисованная картина грядущей катастрофы начнет воплощаться в реальность? Можно ли хоть как-то ограничить экономические и политические тяготы? Как попытаться повлиять на власть на уровне Союза и республик, чтобы использовать все возможности для предотвращения катастрофы или по меньшей мере – смягчения ее последствий?

Многие ждали ответа на эти вопросы от популярного Явлинского. Но он, вопреки призывам и уговорам российского руководства остаться в правительстве и продолжать работу по подготовке рыночной реформы, подал в отставку. Шаг политически выверенный, точный. Конечно, оставаясь в российском правительстве, можно было бы немало сделать для создания фундамента приватизационного процесса, формирования рыночного законодательства, правовой защиты частной собственности и многого другого. Но все это – на фоне нарастающего экономического кризиса, ответственность за который совершенно неизбежно падает на тех, кто стоит у руля. Контраст со сладкой сказкой программы “500 дней“ будет слишком сильным. Политическая цена – высокой».

Из программы «500 дней»:

«Главное отличие состоит в том, что программа “500 дней“ опирается на принципиально новую экономическую доктрину. Движение к рынку прежде всего за счет государства, а не за счет простых людей. (…) Программа ставит задачу: все, что возможно, взять у государства и отдать людям. Есть серьезные основания считать, что возвращение народу значительной части собственности и ресурсов на различных условиях обеспечит их гораздо более эффективное хозяйское использование и позволит избежать многих негативных явлений в процессе перехода к рынку. Необходимо решительно сократить все государственные расходы, в том числе по скрытым от общества статьям. (…)

Еще одна принципиальная особенность программы: люди должны не ждать чьих-то разрешений и указаний, а поступать в соответствии со своими интересами. Программа же показывает, как лучше и эффективнее действовать в этом направлении. Человек, заинтересованно читающий эту программу, может определиться, что выгодно для него лично, и заранее решить, когда и что следует делать, что, от кого, в каком объеме и на каких условиях требовать для реализации своих экономических прав и интересов. (…)

Таким образом программу можно рассматривать как программу реализации прав граждан на лучшую, более достойную жизнь». «Главные цели реформы – экономическая свобода граждан и создание на этой основе эффективной хозяйственной системы, способная обеспечить динамичное развитие народного хозяйства и достойный уровень благосостояния гражданам страны, преодолев отставания от других стран. (…)

Важнейшей задачей государственной власти на всех уровнях и, в первую очередь, на республиканском и местном является обеспечение высокой степени социальной защищенности граждан, понимаемой, с одной стороны, как предоставление всем гражданам разных возможностей в том, чтобы своим трудом обеспечить себе достойную жизнь, а с другой стороны, как государственная поддержка нетрудоспособных и социально уязвимых членов общества. (…)

Значительно (до 20%) сокращается финансирование Министерства обороны СССР и КГБ; в частности за счет резкого снижения закупок вооружения и военного строительства с сохранением на год средней зарплаты работникам предприятий-изготовителей. Сэкономленные материальные ресурсы направляются на свободную реализацию. Не менее 30% экономии от сокращения расходов на эти цели обращается на повышение зарплаты офицерского состава и строительство жилья для военнослужащих, в том числе передислоцируемых в СССР из других стран и уволенных в запас».

Свернуть текст

Из интервью с Е. Г. Ясиным, министром экономики в 1994–1997 годах, научным руководителем ГУ – Высшая школа экономики, главой фонда «Либеральная миссия»:

– Евгений Григорьевич, признаки неэффективности советской экономики были видны задолго до «перестройки». Это и невосприимчивость к достижениям научно-технического прогресса, и трудности с продовольственным снабжением жителей городов, и многое другое. Могла ли правящая номенклатура начать назревшие рыночные реформы раньше?

– Реформировать советскую экономику пытались неоднократно. В 1965 году начинались косыгинские реформы и появилась слабая, скорее, теоретическая, но все-таки возможность постепенного перехода к рыночным отношениям. Не могу сказать, что реформы были задуманы такие уж революционные, но они предлагали новый вектор развития. И если бы, опираясь на либеральный экономический курс, туда же стала поворачиваться и политика, то постепенно в России могли бы начать вырисовываться основы рыночной экономики.

В этом направлении уже делали первые шаги Венгрия и Чехословакия, чьи экономические системы были очень похожи на советскую. К моменту «бархатных революций» в 1989 году их экономика была, в принципе, готова к более легкому переходу к рынку, была более сбалансированной. Потребовались только политические преобразования. Конечно, экономические тоже были – либерализация, приватизация, но они не были такими тяжелыми, как в России. Подобный эффект мог быть и в СССР, будь косыгинские реформы продолжены.

Однако ввод советских войск в Чехословакию остановил экономические реформы в СССР. Хотя попытки внедрения отдельных псевдорыночных элементов еще предпринимались, но это уже была только видимость. В те годы росли мировые цены на нефть, Самотлор был «в самом соку», что снимало необходимость в каких-либо переменах. Поэтому ничего и не менялось.

Очередная попытка была предпринята в 1979 году, когда появились признаки серьезного неблагополучия в экономике. Было опубликовано постановление ЦК КПСС и Совета Министров о совершенствовании управления. Причем первоначально предполагалось рассмотреть этот вопрос на партийном съезде и принять развернутую комплексную программу. Потом перенесли вопрос на пленум ЦК КПСС, и от него отказались. В итоге вся энергия ушла «в свисток»: появилось всего-навсего постановление, на этом кампания и закончилась.

Через три года к власти пришел Юрий Андропов, он поинтересовался, что наработано в этом направлении. Ему предъявили это постановление, выполненное лишь в части, которая была выгодна чиновникам. И никаких изменений в экономике. Новый генсек велел начать эксперимент по совершенствованию управления хозяйственным механизмом. Это была попытка реализовать постановление 1979 года со слегка «увеличенными» задачами. Полагаю, что отказ от реформ был первой развилкой, на которой мы повернули не туда. Хотя людям, которые профессионально занимались этим вопросом, с самого начала было ясно: добиться на этом пути существенных подвижек невозможно. Искали выходы, которые не привели бы к серьезным осложнениям. Но реально экономика не развивалась, сокращалось производство, из торговой сети один за другим пропадали товары, в отдельных регионах вводились карточки. И это при том, что страна еще получала большие нефтяные доходы. А когда в 1986 году они упали, дальше без серьезных отклонений ничего сделать было нельзя.

Другая развилка – первые решения Михаила Горбачева в 1985 году. Политика нового генсека-реформатора, получившая название «ускорение», была попыткой сыграть теми же картами в те же игры. Но быстро выяснилась полная бесполезность такой политики. После этого и начались подвижки.

Следующая развилка была в 1987 году, когда к очередному пленуму по запросу ЦК КПСС были подготовлены предложения о радикальном совершенствовании системы управления экономикой. Документ писали серьезные люди, в том числе академики Александр Анчишкин и Абел Аганбегян. Естественно, там было много «гибких» фраз, но кто хотел, тот мог понять гораздо больше, чем представлялось аппаратчикам в ЦК КПСС. В июле 1987 года к сессии Верховного Совета СССР в правительстве был подготовлен комплект документов, в котором предлагался вариант развития, опиравшийся на «социалистический выбор». Мы с Григорием Явлинским участвовали в этой работе. Но общество тогда было совершенно не готово к восприятию рыночных идей, к крутому повороту, необходим был определенный период подготовки. Собственно, с этих шагов он и начался. Позже я анализировал ситуацию того времени и пришел к выводу: если бы тогда решились на меры, которые, в конце концов, пришлось реализовывать Егору Гайдару, потери были бы намного меньше.

– К радикальному повороту не было готово не только общество, но и власть?

– Да. Хотя тогдашний премьер Николай Рыжков был гораздо более готов к этому, чем общество. Например, он понимал, что, если не будет заниматься приватизацией, передавать предприятия в частную собственность, ему придется разбираться с забастовками, протестами и другими подобными проблемами. Во всяком случае, уже потом, в 1989 году, когда мы писали о необходимости приватизации или разгосударствления, он воспринимал это вполне адекватно. В то же время органически не мог принять идею либерализации цен. Это было сверх его способностей.

– Евгений Григорьевич, Вы уже в те годы были вхожи в высокие кабинеты. Как Вы считаете, высшее руководство страны в 1987–1988 годах понимало, что страна неконкурентоспособна и не может создать мало–мальски приемлемый уровень жизни для людей?

– Я бы сказал: это имело место и раньше. Юрий Андропов пришел на высший пост в стране, по моим сведениям, с четким пониманием того, что мы находимся на пороге серьезнейшего кризиса. Он говорил, что мы не знаем страны, в которой живем. Но Андропов не был «несостоявшимся реформатором», как его сегодня пытаются изобразить. Это был очень неглупый человек – но из старой системы. Никаких серьезных реформ страна от него не дождалась бы.

Вообще, на Старой площади было немало хорошо информированных и понимавших людей. Но они исходили из того же тезиса, что и Людовик XIV: «После меня – хоть потоп!». Им бы дотянуть, дожить без крутых поворотов, чтобы всё было спокойно.

Впрочем, слово «рынок» впервые произнес с трибуны Николай Рыжков – на сессии Верховного Совета СССР в 1987 году. До этого мы слышали лишь некие робкие намеки. Кстати, он был одним из главных, кто поддержал и продвигал Закон «О кооперации в СССР» от 26 мая 1988 года. Закон, благодаря которому реально началось движение в сторону рыночной экономики, к приватизации, к возрождению предпринимательства.

– Кто кого тормозил: Рыжков Горбачева или наоборот?

– Рыжков, несомненно, был более консервативным. Но в высшем руководстве были разные взгляды. Либеральный спектр представляли Михаил Горбачев, Александр Яковлев, возможно, Рой Медведев и Анатолий Черняев… Но для них главными, кроме Медведева, все же были не экономические проблемы – они их не так хорошо чувствовали, а задача, которую они перед собой поставили: нельзя ничего сделать, опираясь на партаппарат. Партаппарат, номенклатура будут сопротивляться, так как предложенные перемены противоречат их интересам. Может быть, не было ясных представлений о том, что должно получиться, оставались иллюзии насчет социалистического выбора. У Горбачева они до сих пор есть, но уже на уровне социалистических взглядов, которые не определяют политики. А тогда это был вопрос политики.

Поэтому родилась идея: начинать надо с политических реформ. Здесь была еще одна развилка. Думаю, главным идеологом был Александр Яковлев, который сказал: если будем опираться в реформах на первых секретарей, ничего не сделаем, они все повернут по-своему, надо поднимать массы. После этого было выдвинуто предложение о созыве Съезда народных депутатов и даже о проведении свободных выборов в одномандатных округах, что стало решающим поворотом к демократизации общества. За него мы заплатили распадом СССР, потому что получили огромную демократическую волну, которая снесла старый режим.

Для меня не существенно, кто лично – Горбачев или Ельцин – сыграл в этом более важную роль. Между собой они могли спорить об этом сколько угодно, но делали одно дело. Ельцин доделал то, чего уже не мог сделать Горбачев. Они оба подвели страну к смене репрессивного режима. Возможно, для Горбачева демократизация была важнее.

– Но все же чем были предопределены столь радикальные перемены – политическими решениями власти или развалом социалистической экономики?

– Точного ответа нет и быть не может. Еще в 1982 году в Хельсинки я увидел в книжном магазине книгу, выпущенную в Гарварде на кафедре, которой руководил Збигнев Бжезинский. У меня не было денег, чтобы купить ее, и я, стоя у стеллажа в магазине, за три дня прочитал ее от начала до конца в меру своих тогдашних способностей осилить английский текст. Она оказалась потрясающе интересной.

Одна из ее глав была посвящена будущему России: «Ах, Русь-тройка, куда несешься ты? Дай ответ! И несется она, не давая ответа». Это они просто цитировали. А вывод был такой: всякий, кто возьмется прогнозировать судьбу России, никогда ее не угадает. Тем не менее они попытались обрисовать три сценария, исходя из посыла, что изменения в России не только необходимы, но и неизбежны. Первый вариант – радикально-консервативный: новые репрессии, сильная рука (конкретная фамилия не называлась). Но вывод был обнадеживающий: этот вариант крайне маловероятен, потому что вслед за закручиванием гаек неизбежно должны усилиться репрессии, прежде всего против элиты, партийно-советской номенклатуры. А она этого не желает. И всякий, кто попытается что-то делать в этом духе, столкнется с нарастающим сопротивлением «у себя дома».

Второй вариант они назвали последовательно-демократическим: переход к стандартам западной демократии, свободные выборы и так далее. Но его они тоже сочли маловероятным, потому что он должен был привести к развалу Союза. Ибо снятие «вожжей жесткого насилия», которое уже редко проявлялось в реальности, но которого все боялись, немедленно вызовет соответствующую реакцию.

Наиболее вероятным они посчитали наступление оттепели типа хрущевской – с противоречивой ситуацией, когда есть и послабления, и некоторая либерализация режима, но сохраняется коммунистическая система правления.

Сегодня я думаю, что этот вариант (как развилка), действительно, был наиболее вероятен, если бы не Александр Яковлев и не решимость Михаила Горбачева отметиться в истории человечества ликвидацией тоталитарного режима. Когда-нибудь Горбачеву за это поставят памятник. Он сделал то, что я – представитель того же поколения – считал абсолютно невозможным при своей жизни.

Возможно, это было мужество неведения: начиная «перестройку», Михаил Сергеевич не предполагал, во что она выльется и чем закончится. Вероятно, Александр Николаевич представлял себе последствия и одновременно понимал, что без таких крутых политических перемен – начиная с самого «верха» – в нашей стране ничего добиться нельзя. В итоге в начале 1990-х годов мы пошли по варианту радикальной демократизации.

Свернуть текст

На Верховном Совете СССР прозвучал запрос народного депутата С. Белозерцева относительно «странных» передвижений воинских подразделений вблизи Москвы. 9–10 сентября 1990 года были спешно приведены в боевую готовность, а затем пришли в движение Рязанский парашютно-десантный полк и части Тульской дивизии, Дивизия МВД им. Дзержинского, были переброшены части Псковской воздушно-десантной дивизии. Офицеры поначалу считали, что идет обычная подготовка, возможно, к параду или учениям. Но войска получили боеприпасы и технику. Хотя практика выдачи боевых припасов перед учениями практически не применяется: даже на учениях с боевой стрельбой боеприпасы, как правило, подвозятся на этап стрельбы.

Сами солдаты были озабочены. Курсанты не верили, что переброшенная дивизия в бронежилетах, в касках, на боевой технике прилетела убирать картошку. Российское правительство оказалось не в курсе. Никто из поехавших по частям депутатов не был допущен до личного состава. Так развивались события, накануне объявленного на 16 сентября митинга в Москве. По данным народного депутата РФСР В. Рюмина, и на самом митинге присутствовала переодетая в «гражданку» рота десантников из Подмосковья.

Министр обороны Д. Язов, выступая на сессии Верховного Совета СССР, назвал все приведенные факты вымышленными, однако подтвердил, что десантники действительно прибыли в Москву. Маршал вначале объяснил: Рязанский и Костромской полки прибыли для парада на Красной площади, а затем, не назвав больше ни одного соединения, заявил, что «действительно были учения».

Свернуть текст

В январе 1991 года окончательно определился курс центральной власти на свертывание демократических реформ в политической сфере и на установление прямого контроля над рыночными механизмами экономики. Сумма изданных президентом СССР за последнее время указов позволяет говорить о начале курса на контрреформу, то есть на постепенную «конфискацию» результатов демократического развития последних трех лет…

Михаил Горбачев в момент, когда для него решается принципиальный вопрос – вопрос власти, крайне ограничен в средствах. По сути, в распоряжении президента остались армия, КГБ и союзные финансовые структуры как средство воздействия на денежный оборот.

Ими, собственно, президент и пользуется за неимением другого: ввод войск в Прибалтику, денежная реформа, Указы о патрулировании и «экономическом саботаже».

Средства, естественно, определяют и политических союзников. Серьезным фактором, ориентирующим Горбачева на контрреформу, являются группы, которые на сегодняшний день стали его единственной политической опорой в соперничестве с демократами: консервативная часть партийно-государственной и военной номенклатуры, парламентская фракция «Союз» и подобные им структуры. Выразителем интересов и идеологии этих групп: служит, судя по всему, нынешнее ближайшее президентское окружение – Янаев, Павлов, Маслюков, Язов, Крючков, Пуго.

Свернуть текст

В ходе столкновений погибли 13 жителей Литвы и офицер «Альфы» Виктор Шацких. Многие считают вильнюсские события прологом к окончательному распаду СССР. (…)

Сейчас уже все меньше людей помнят детали событий 12-летней давности и то, каким был Вильнюс в январе 1991года. Телебашню заняли советские войска, по ее периметру стояли бронетранспортеры. Поглазеть на солдат приходили немногочисленные интуристы и местные жители. Солдатики ежились от взглядов и холода и просили курева. Их сменяли из Северного военного городка (основной базы Вильнюсского гарнизона), комдивом в котором служил полковник Аслан Масхадов. Тогда он мало интересовался политикой, однако негативно оценивал распад СССР, высказывался против национализма в Литве и осуждал сепаратизм Джохара Дудаева.

Северный городок был превращен в неприступную крепость. Когда же командующий гарнизоном полковник Усхопчик не смог найти общий язык с городскими властями, его сменили на генерала Фролова – считалось, что решительный Фролов в нужный момент не подведет. Вершиной этой решительности стала победа в конфликте с председателем офицерского собрания гарнизона Масхадовым – будущего президента Ичкерии сняли с должности комдива и уволили из армии в рекордные для советской военной бюрократии сроки.

Где-то в подвале расположился штаб интердвижения «Единство». Там же размещалась и Ленинская комната, стены которой были увешаны портретами Ленина и Сталина, революционными лозунгами и красными знаменами. Здесь лидер «Единства» Валерий Иванов принимал ходоков с дышавших на ладан союзных предприятий и иностранных корреспондентов. Рядом с Валерием Васильевичем сидел Александр Кондрашов, лидер рабочих дружин, сколоченных из сотни ветеранов. Это они пытались ворваться в здание Верховного Совета Литвы, чтобы спровоцировать народное восстание. Все подходы к зданию литовского парламента перегородили бетонными блоками, а подступы к кабинету председателя ВС Витаутаса Ландсбергиса защищали мешки с песком. Правда, захват парламента никогда не входил в планы военных.

На окраине столицы, в пригороде Валакампяй, ощетинившись ручными пулеметами, расположилась база вильнюсского ОМОНа. Сформированный в 1989 году в составе МВД Литовской ССР ОМОН выполнял охранные функции. Кстати, 8 января 1991 года именно ОМОН во главе с капитаном Болеславом Макутыновичем защищал здание ВС Литвы от дружинников. Но уже на другой день часть омоновцев, прихватив оружие и рации, перешла в оппозицию литовским властям.

Заведующий Отделом национальной политики ЦК КПСС В. Михайлов 11 января 1991 года – в ЦК КПСС:

«По сообщению ответственных работников ЦК КПСС (тт. Казюлин, Удовиченко), находящихся в Литве, 11 января с.г. в г. Вильнюсе взяты под контроль десантников здания Дома печати и ДОСААФ (в нем размещался департамент охраны края), в Каунасе – здание офицерских курсов. Эта операция прошла в целом без сильных столкновений».

7 января в Литву были брошены десантные подразделения. 8 января десантники начали действовать. По выражению комментатора программы «Время», они «взяли под охрану» Дом печати и несколько других объектов в городе. Дом печати брали под охрану с применением огнестрельного оружия. Есть раненые. Сообщение с Литвой прекращено. Не работает аэропорт, не ходят поезда. (…) 11 января председатель Гостелерадио Леонид Кравченко распорядился отключить информационные каналы крупного независимого агентства новостей «Интерфакс», услугами которого пользовались многие западные журналисты в Москве.

…Еще не утвержденный министром МВД СССР Б. К. Пуго не смог толком объяснить депутатам, что это за всевластный «комитет национального спасения», который способен вывести на улицы Вильнюса танки, а объяснение министра обороны СССР Д. Т. Язова ничего, кроме оторопи, не вызвало. Сославшись на то, что он сам всех деталей не знает (так как, по его словам, «не был на месте происшествия») и никакого приказа для танково-десантной атаки не отдавал, он выдвинул свою версию вильнюсской трагедии. Она заключается в следующем: когда избитые возле парламента члены «комитета национального спасения» пришли к начальнику Вильнюсского гарнизона, то их вид так подействовал на генерала, что он отдал приказ захватить телецентр, который непрерывно транслировал «антисоветские передачи». То есть, по объяснению маршала Язова, кровавая трагедия у телецентра была вызвана эмоциональным порывом одного отдельно взятого генерала! (…) И если трагедия в Вильнюсе вызвана действиями одного генерала, то их можно рассматривать как самодеятельный мятеж, за который – как во всяком цивилизованном обществе – военачальник должен быть наказан по закону.

Свернуть текст

Ярые российские сторонники сохранения СССР, да и большинство россиян, искренне голосовавших на референдуме за это (сохранение СССР. – ред.), не задавались вопросом: что думают по этому поводу жители прибалтийских государств, Грузии, Азербайджана, Среднеазиатских республик? Как можно сохранить Союз, если они выступают против и даже не участвовали в референдуме? Люди, как правило, не осознавали, что их призывы любым способом сохранить Союз по существу означали призывы к гражданской войне. (…)

Чтобы ослабить позиции союзных республик на переговорах о Союзном договоре, Горбачев попытался привлечь к его подготовке не только союзные, но и автономные республики в составе союзных. Российские политики усмотрели в этом враждебный шаг по отношению к РСФСР, потому что тем самым статус автономий поднимался до уровня республик. В результате напряжение в борьбе за суверенитет перекинулось на внутриреспубликанский уровень.

В ходе обсуждения Союзного договора Б. Н. Ельцин отстаивал независимость России как субъекта международных отношений. По сути, такой подход означал конфедеративное устройство Союза. Фактором объединения должен был стать межреспубликанский общий рынок. Ельцин соглашался передать на союзный уровень только Министерство обороны, Министерство путей сообщения и Министерство атомной энергетики.

В конце июля 1991 года Россия в числе семи союзных республик согласилась заключить новый Союзный договор. Украина ждала референдума. 23 июля 1991 года состоялось самое большое совещание по тексту договора. Обсуждение длилось 12 часов, но один из самых важных разделов – о союзных налогах – остался неурегулированным. 29 июля М. С. Горбачев встретился с Б. Н. Ельциным и Н. Назарбаевым, чтобы выработать план действий после подписания договора. Они договорились о том, что пост президента будущего обновленного Союза займет Горбачев.

2 августа Горбачев выступил по телевидению с обращением к народу и объявил, что Союзный договор «открыт к подписанию». Он уверял, что «война законов» будет закончена, союзная государственность будет сохранена. 5 августа текст договора отправили в республики. На 20 августа было назначено подписание, после которого договор вступал в силу. Тщательно отработанный протокол подписания договора исключал участие и союзного, и республиканских парламентов, ни слушаний, ни голосования в парламенте не предусматривалось.

В договоре была статья о создании Союза Суверенных Республик – суверенного федеративного демократического государства как правопреемника СССР. Новая аббревиатура (ССР) принципиально меняла характер будущего Союза. Участниками договора становились государства, обладающие всей полнотой суверенной политической власти.

К полномочиям нового Союза относились внешняя политика, обеспечение государственной безопасности, защита суверенитета Союза и его субъектов, внешнеэкономическая деятельность. Для выполнения этих функций предполагалось формировать союзный бюджет. Предусматривалась следующая структура власти: глава государства – президент, обладающий высшей исполнительно-распорядительной властью и избираемый на всеобщих выборах, и двухпалатный Верховный Совет, одна палата которого – Совет Союза – избирается непосредственно населением, другая – Совет Республик – формируется высшими органами власти республик. Съезд народных депутатов не предусматривался. Должны были быть сформированы кабинет министров, Конституционный суд, прокуратура. На основе Союзного договора предстояло выработать и новую Конституцию ССР.

Проект Союзного договора был компромиссным и потому крайне противоречивым. Например, Союз создавался по «принципу матрешки», так как включал «государства непосредственно» или в «составе других государств», при этом говорилось, что они «обладают равными правами и несут равные обязанности». Конструкция, в которой целое уравнивается с частями, крайне неустойчива. Автономная республика получала право выхода из состава Союза, но могла при этом оставаться в составе союзной республики; ее граждане являлись бы гражданами Союза, но не обязательно – союзной республики. Не был решен вопрос о процедуре разрешения противоречий между союзными законами и законами автономных республик. Межгосударственный характер приобретали административные границы между республиками. Эти и многие другие противоречия проекта открывали путь к развалу союзных республик.

Достаточно сбалансировано была разведена компетенция Союза и входящих в него государств в сфере обороны, безопасности, правоохранительных органов, внешней политики, денежной эмиссии. Однако спорными оставались вопросы: сколько и каких союзных министерств должно остаться, какой должна быть налоговая система?

Проект критиковали и демократы, и консерваторы. Демократы, как и национальные элиты республик, считали, что такой договор возрождал имперские традиции и ущемлял национальный суверенитет. Консерваторы, напротив, видели в нем угрозу для сохранения целостности Союза, оценивали его как «трамплин» для выхода из состава СССР большинства союзных республик. Они предлагали пересмотреть этот документ на Верховном Совете, а затем на Съезде народных депутатов.

Отсутствие согласия в обществе по поводу проекта Союзного договора предопределило ход истории. Поставить свои подписи под этим документам соглашались лидеры лишь семи республик. От любых переговоров по этому поводу отказались государства Балтии. Столь же категорично о своей независимости заявила Грузия. Центробежные тенденции были сильны в Азербайджане и Молдове. Украина ждала референдума. Активно поддерживали идею «обновленного Союза» республики Средней Азии, которые рассчитывали на сохранение традиционных финансовых вливаний из России. Союзное руководство планировало подписать договор 20 августа 1991 года.

Согласившись подписать Союзный договор, Б. Н. Ельцин мучился сомнениями: не станет ли он ловушкой для России? Выступая на «Радио России» 10 августа 1991 года, он заявил, что после подписания договора власти союзных ведомств придет конец, что мы, россияне, немедленно откажемся от услуг союзных министерств, все предприятия перейдут под юрисдикцию России. 16 августа «Российская газета» опубликовала заявление Координационного совета движения «Демократическая Россия», в котором звучало предостережение от подписания этого договора.

Таким образом, подписание Союзного договора оказалось в эпицентре противоборства между главными политическими силами. В зависимости от того, кто победит, должны были сложиться личные судьбы политиков союзного и республиканского уровней. Впрочем, по прошествии почти двух десятков лет стало очевидным, что подписание договора вряд ли могло предотвратить распад СССР как единого государства. К августу 1991 года перераспределение властных полномочий в пользу республиканских элит зашло так далеко, что возврата к унитарному Союзу уже не было. У политического руководства разных союзных республик были зачастую диаметрально противоположные взгляды на пути их модернизации. Не только республики Прибалтики, но и Россию нельзя было «впрячь в одну телегу» с Туркменией и Таджикистаном. Республиканские элиты жаждали получить все атрибуты независимости, включая собственную валюту, право печатать деньги, полномочия в сфере обороны и иностранных дел.

Не работали на новый Союзный договор и перспективы общего рынка. Ведь в республиках не была еще проведена приватизация, не было частных собственников предприятий, которые могли бы получить весомые преимущества от общего рынка.

Свернуть текст

УКАЗ
вице-президента СССР

В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей Президента СССР на основании статьи 127.7 Конституции СССР вступил в исполнение обязанностей Президента СССР с 19 августа 1991 года.

Вице-президент СССР
Г.И. ЯНАЕВ

Обращение к советскому народу
Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР

Соотечественники!
Граждане Советского Союза!

В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам!

Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе М. С. Горбачева политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик. На смену первоначальному энтузиазму и надеждам пришли безверие, апатия и отчаяние. Власть на всех уровнях потеряла доверие населения. Политиканство вытеснило из общественной жизни заботу о судьбе Отечества и гражданина. Насаждается злобное глумление над всеми институтами государства. Страна по существу стала неуправляемой.

Воспользовавшись предоставленными свободами, попирая только что появившиеся ростки демократии, возникли экстремистские силы, взявшие курс на ликвидацию Советского Союза, развал государства, захват власти любой ценой. Растоптаны результаты общенационального референдума о единстве Отечества. Циничная спекуляция на национальных чувствах -лишь ширма для удовлетворения амбиций. Ни сегодняшние беды своих народов, ни их завтрашний день не беспокоят политических авантюристов. Создавая обстановку морально-политического террора и пытаясь прикрыться щитом народного доверия, они забывают, что осуждаемые и разрываемые ими связи устанавливались на основе куда более широкой народной поддержки, прошедшей к тому же многовековую проверку историей. Сегодня те, кто по существу ведет дело к свержению конституционного строя, Должны ответить перед матерями и отцами за гибель многих сотен жертв межнациональных конфликтов. На их совести искалеченные судьбы более полумиллиона беженцев. Из-за них потеряли покой и радость жизни десятки миллионов советских людей, еще вчера живших в единой семье, а сегодня оказавшихся в собственном доме изгоями. Каким быть общественному строю, должен решить народ, а его пытаются лишить этого права.

Вместо того, чтобы заботиться о безопасности и благополучии каждого гражданина и всего общества, нередко люди, в чьих руках оказалась власть, используют ее в чуждых народу интересах, как средство беспринципного самоутверждения. Потоки слов, горы заявлений и обещаний только подчеркивают скудость и убогость практических дел. Инфляция власти, страшнее чем всякая иная, разрушает наше государство, общество. Каждый гражданин чувствует растущую неуверенность в завтрашнем дне, глубокую тревогу за будущее своих детей.

Кризис власти катастрофически сказался на экономике. Хаотичное, стихийное скольжение к рынку вызвало взрыв эгоизма – регионального, ведомственного, группового и личного. Война законов и поощрение центробежных тенденций обернулись разрушением единого народнохозяйственного механизма, складывавшегося десятилетиями. Результатом стали резкое падение уровня жизни подавляющего большинства советских людей, расцвет спекуляции и теневой экономики. Давно пора сказать людям правду: если не принять срочных мёр по стабилизации экономики, то в самом недалеком времени неизбежен голод и новый виток обнищания, от которых один шаг до массовых проявлений стихийного недовольства с разрушительными последствиями.

Только безответственные люди могут уповать на некую помощь из-за границы. Никакие подачки не решат наших проблем, спасение -в наших собственных руках. Настало время измерять авторитет каждого человека или организации реальным вкладом в восстановление и развитие народного хозяйства.

Долгие годы со всех сторон мы слышим заклинания о приверженности интересам личности, заботе о ее правах, социальной защищенности. На деле же человек оказался униженным, ущемленным в реальных правах и возможностях, доведенным до отчаяния. На глазах теряют вес и авторитет все демократические институты, созданные народным волеизъявлением. Это результат целенаправленных действий тех, кто грубо попирая Основной закон СССР, фактически совершает антиконституционный переворот и тянется к необузданной личной диктатуре. Префектуры, мэрии и другие противозаконные структуры все больше явочным порядком подменяют собой избранные народом Советы.

Идет наступление на права трудящихся. Права на труд, образование, здравоохранение, жилье, отдых поставлены под вопрос.

Даже элементарная личная безопасность людей все больше и больше оказывается под угрозой. Преступность быстро растет, организуется и политизируется. Страна погружается в пучину насилия и беззакония. Никогда в истории страны не получали такого размаха пропаганда секса и насилия, ставящих под угрозу жизнь и здоровье будущих поколений. Миллионы людей требуют принятия мер против спрута преступности и вопиющей безнравственности.

Углубляющаяся дестабилизация политической и экономической обстановки в Советском Союзе подрывает наши позиции в мире. Кое-где послышались реваншистские нотки, выдвигаются требования о пересмотре границ. Раздаются даже голоса о расчленении Советского Союза и о возможности установления международной опеки над отдельными объектами и районами страны. Такова горькая реальность. Еще вчера советский человек, оказавшийся за границей, чувствовал себя гражданином влиятельного и уважаемого государства. Ныне он зачастую иностранец второго класса, обращение с которым несет печать пренебрежения или сочувствия.

Гордость и честь советского человека должны быть восстановлены в полном объеме.

Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР полностью отдает себе отчет о глубине поразившего страну кризиса, он принимает на себя ответственность за судьбу Родины и преисполнен решимости принять самые серьезные меры по скорейшему выводу государства и общества из кризиса.

Мы, обещаем провести широкое всенародное обсуждение проекта нового Союзного договора. Каждый будет иметь право и возможность в спокойной обстановке осмыслить этот важнейший акт и определиться по нему, ибо от того, каким станет Союз, будет зависеть судьба многочисленных народов нашей великой Родины.

Мы намерены незамедлительно восстановить законность и правопорядок, положить конец кровопролитию, объявить беспощадную войну уголовному миру, искоренять позорные явления, дискредитирующие наше общество и унижающие советских граждан.

Мы очистим улицы наших городов от преступных элементов, положим конец произволу расхитителей народного добра.

Мы выступаем за истинно демократические процессы, за последовательную политику реформ, ведущую к обновлению нашей Родины, к ее экономическому и социальному процветанию, которое позволит ей занять достойное место в мировом сообществе наций.

Развитие страны не должно строиться на падении жизненного уровня населения. В здоровом обществе станет нормой постоянное повышение благосостояния всех граждан.

Не ослабляя заботы об укреплении и защите прав личности, мы сосредоточим внимание на защите интересов самых широких слоев населения, тех, по кому больнее всего ударили инфляция, дезорганизация производства, коррупция и преступность.

Развивая многоукладный характер народного хозяйства, мы будем поддерживать и частное предпринимательство, предоставляя ему необходимые возможности для развития производства и сферы услуг.

Нашей первоочередной заботой станет решение продовольственной и жилищной проблем. Все имеющиеся силы будут мобилизованы на удовлетворение этих самых насущных потребностей народа.

Мы призываем рабочих, крестьян, трудовую интеллигенцию, всех советских людей в кратчайший срок восстановить трудовую дисциплину и порядок, поднять уровень производства, чтобы затем решительно двинуться вперед. От этого зависит наша жизнь и будущее наших детей и внуков, судьба Отечества.

Мы являемся миролюбивой страной и будем неукоснительно соблюдать все взятые на себя обязательства. У нас нет ни к кому никаких притязаний. Мы хотим жить со всеми в мире и дружбе, но мы твердо заявляем, что никогда и никому не будет позволено.покушаться на наш суверенитет, независимость и территориальную целостность. Всякие попытки говорить с нашей страной языком диктата, от кого бы они ни исходили, будут решительно пресекаться.

Наш многонациональный народ веками жил исполненный гордости за свою Родину, мы не стыдились своих патриотических чувств и считаем естественным и законным растить нынешнее и грядущее поколения граждан нашей великой державы в этом духе.

Бездействовать в этот критический для судеб Отечества час -значит взять на себя тяжелую ответственность за трагические, поистине непредсказуемые последствия. Каждый, кому дорога наша Родина, кто хочет жить и трудиться в обстановке спокойствия и уверенности, кто не приемлет продолжения кровавых межнациональных конфликтов, кто видит свое Отечество в будущем независимым и процветающим, должен сделать единственный правильный выбор. Мы зовем всех истинных патриотов, людей доброй воли положить конец нынешнему смутному времени.

Призываем всех граждан Советского Союза осознать свой долг перед Родиной и оказать всемерную поддержку Государственному комитету по чрезвычайному положению в СССР, усилиям по выводу страны из кризиса.

Конструктивные предложения общественно-политических организаций, трудовых коллективов и граждан будут с благодарностью приняты как проявление их патриотической готовности деятельно участвовать в восстановлении вековой дружбы в единой семье братских народов и возрождении Отечества.

Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР

В целях защиты жизненно важных интересов народов и граждан Союза ССР, независимости и территориальной целостности страны, восстановления законности и правопорядка, стабилизации обстановки, преодоления тяжелейшего кризиса, недопущения хаоса, анархии и братоубийственной гражданской войны Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР постановляет:

1. Всем органам власти и управления Союза ССР, союзных и автономных республик, краев, областей, городов, районов, поселков и сел обеспечить неукоснительное соблюдение режима чрезвычайного положения в соответствии с Законом Союза ССР «О правовом режиме чрезвычайного положениям и постановлениями ГКЧП СССР. В случаях неспособности обеспечить выполнение этого режима полномочия соответствующих органов власти и управления приостанавливаются, а осуществление их функций возлагается на лиц, специально уполномоченных ГКЧП СССР.

2. Незамедлительно расформировать структуры власти и управления, военизированные формирования, действующие вопреки Конституции СССР и законам СССР.

3. Считать впредь недействительными законы и решения органов власти и управления, противоречащие Конституции СССР и законам СССР.

4. Приостановить деятельность политических партий, общественных организаций и массовых движений, препятствующих нормализации обстановки.

5. В связи с тем, что Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР временно берет на себя функции Совета Безопасности СССР, деятельность последнего приостанавливается.

6. Гражданам, учреждениям и организациям, незамедлительно сдать незаконно находящиеся у них все виды огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ, военной техники и снаряжения. МВД, КГБ и Министерству обороны СССР обеспечить строгое выполнение данного требования. В случаях отказа – изымать их в принудительном порядке с привлечением нарушителей к строгой уголовной и административной ответственности.

7. Прокуратуре, МВД, КГБ и Министерству обороны СССР организовать эффективное взаимодействие правоохранительных органов и Вооруженных Сил по обеспечению охраны общественного порядка и безопасности государства, общества и граждан в соответствии с Законом СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и постановлениями ГКЧП СССР.

Проведение митингов, уличных шествий, демонстраций, а также забастовок не допускается. В необходимых случаях вводить комендантский час, патрулирование территории, осуществлять досмотр, принимать меры по усилению пограничного и таможенного режима. Взять под контроль, а в необходимых случаях под охрану, важнейшие государственные и хозяйственные объекты, а также системы жизнеобеспечения.

Решительно пресекать распространение подстрекательских слухов, действия, провоцирующие нарушения правопорядка и разжигание межнациональной розни, неповиновение должностным лицам, обеспечивающим соблюдение режима чрезвычайного положения.

8. Установить контроль над средствами массовой информации, возложив его осуществление на специально создаваемый орган при ГКЧП СССР.

9. Органам власти и управления, руководителям учреждений и предприятий принять меры по повышению организованности, наведению порядка и дисциплины во всех сферах жизни общества. Обеспечить нормальное функционирование предприятий всех отраслей народного хозяйства, строгое выполнение мер по сохранению и восстановлению на период стабилизации вертикальных и горизонтальных связей между субъектами хозяйствования на всей территория СССР, невыполнение установленных объемов производства, поставок сырья, материалов и комплектующих изделий.

Установить и поддерживать режим строгой экономии материально-технических и валютных средств, разработать и проводить конкретные меры по борьбе с бесхозяйственностью и разбазариванием народного добра.

Решительно вести борьбу с теневой экономикой, неотвратимо применять меры уголовной и административной ответственности по фактам коррупции, хищений, спекуляции, сокрытия товаров от продажи, бесхозяйственности и других правонарушений в сфере экономики.

Создать благоприятные условия для увеличения реального вклада всех видов предпринимательской деятельности, осуществляемых в соответствии с законами Союза ССР в экономический потенциал страны и обеспечение насущных потребностей населения.

10. Считать несовместимой работу на постоянной основе в структурах власти и управления с занятием предпринимательской деятельностью.

11. Кабинету Министров СССР в недельный срок осуществить инвентаризацию всех наличных ресурсов продовольствия и промышленных товаров первой необходимости, доложить народу, чем располагает страна, взять под строжайший контроль их сохранность и распределение. Отменить любые ограничения, препятствующие перемещению по территории СССР продовольствия и товаров народного потребления, а также материальных ресурсов для их производства, жестко контролировать соблюдение такого порядка. Особое внимание уделить первоочередному снабжению дошкольных детских учреждений, детских домов, школ, средних специальных и высших учебных заведений, больниц, а также пенсионеров и инвалидов.

В недельный срок внести предложения об упорядочении, замораживании и снижении цен на отдельные виды промышленных и продовольственных товаров, в первую очередь для детей, услуги населению и общественное питание, а также повышении заработной платы, пенсий, пособий и выплат компенсаций различным категориям граждан. В двухнедельный срок разработать мероприятия по упорядочению размеров заработной платы руководителей всех уровней государственных, общественных, кооперативных и иных учреждений, организаций и предприятий.

12. Учитывая критическое положение с уборкой урожая и угрозу голода, принять экстренные меры по организации заготовок, хранения и переработки сельхозпродукции. Оказать труженикам села максимально возможную помощь техникой, запасными частями, горюче-смазочными материалами и т. д. Незамедлительно организовать направление в необходимых для спасения урожая количествах рабочих и служащих предприятий и организации, студентов и военнослужащих на село.

13. Кабинету Министров СССР в недельный срок разработать постановление, предусматривающее обеспечение в 1991–1992 годах всех желающих городских жителей земельными участками для садово-огородных работ в размере до 0,15 га.

14. Кабинету Министров СССР в двухнедельный срок завершить планирование неотложных мероприятий по выводу из кризиса топливно-энергетического комплекса страны и подготовке к зиме.

15. В месячный срок подготовить и доложить народу реальные меры на 1992 год по коренному улучшению жилищного строительства и обеспечения населения жильем. В течение полугода разработать конкретную программу ускоренного развития государственного, кооперативного и индивидуального жилищного строительства на пятилетний срок.

16. Обязать органы власти и управления в центре и на местах уделять первоочередное внимание социальным нуждам населения. Изыскать возможности существенной улучшения бесплатного медицинского обслуживания и народного образования.

В связи с обострением обстановки в г. Москве – столице Союза Советских Социалистических Республик, вызванным невыполнением постановления Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР № 1 от 19 августа 1991 года, попытками организовать митинги, уличные шествия и манифестации, фактами подстрекательства к беспорядкам, s интересах защиты и безопасности граждан в соответствии со статьей 127.3 Конституции СССР постановляю:

1. Объявить с 19 августа 1991 года чрезвычайное положение в г. Москве.

2. Комендантом города Москвы назначить командующего войсками Московского военного округа генерал-полковника Калинина Н.В., который наделяется правами издавать обязательные для исполнения приказы, регламентирующие вопросы поддержания режима чрезвычайного положения.

Исполняющий обязанности Президента Союза ССР
Г. ЯНАЕВ.

Москва, Кремль
19 августа 1991 г.

Свернуть текст

ОБРАЩЕНИЕ

К гражданам России!

В ночь с 18 на 19 августа 1991 года отстранен от власти законно избранный Президент страны.

Какими бы причинами ни оправдывалось это отстранение, мы имеем дело с правым, реакционным, антиконституционным переворотом.

При всех трудностях и тяжелейших испытаниях, переживаемых народом, демократический процесс в стране приобретает все более глубокий размах, необратимый характер. Народы России становятся хозяевами своей судьбы. Существенно ограничены бесконтрольные права неконституционных органов, включая партийные. Руководство России заняло решительную позицию по Союзному договору, стремясь к единству Советского Союза, единству России. Наша позиция по этому вопросу позволила существенно ускорить подготовку этого Договора, согласовать его со всеми республиками и определить дату его подписания – 20 августа с. г.

Такое развитие событий вызывало озлобление реакционных сил, толкало их на безответственные, авантюристические попытки решения сложнейших политических и экономических проблем силовыми методами. Ранее уже предпринимались попытки осуществления переворота.

Мы считали и считаем, что такие силовые методы неприемлемы. Они дискредитируют СССР перед всем миром, подрывают наш престиж в мировом сообществе, возвращают нас к эпохе холодной войны и изоляции Советского Союза от мирового сообщества.

Все это заставляет нас объявить незаконным пришедший к власти так называемый комитет. Соответственно, объявляем незаконными все решения и распоряжения этого комитета.

Уверены, органы местной власти будут неукоснительно следовать конституционным Законам и Указам Президента РСФСР.

Призываем граждан России дать достойный ответ путчистам и требовать вернуть страну к нормальному конституционному развитию.

Безусловно, необходимо обеспечить возможность Президенту страны Горбачеву выступить перед народом. Требуем немедленного созыва Чрезвычайного съезда народных депутатов СССР.

Мы абсолютно уверены, что наши соотечественники не дадут утвердиться произволу и беззаконию потерявших всякий стыд и совесть путчистов. Обращаемся к военнослужащим с призывом проявить высокую гражданственность и не принимать участия в реакционном перевороте.

До выполнения этих требований призываем к всеобщей бессрочной забастовке.

Не сомневаемся, что мировое сообщество даст объективную оценку циничной попытке правого переворота.

Президент РСФСР Ельцин Б.Н.
Председатель СМ РСФСР Силаев И.С.
И. О. Председателя ВС РСФСР Хасбулатов Р.И.

19 августа 1991 года. 9.00 утра

УКАЗ
ПРЕЗИДЕНТА РСФСР

О Государственном комитете по чрезвычайному положению

В связи с действиями группы лиц, объявивших себя Государственным комитетом по чрезвычайному положению, постановляю:

1. Считать объявление комитета антиконституционным и квалифицировать действия его организаторов как государственный переворот, являющийся ничем иным, как государственным преступлением.

2. Все решения, принимаемые от имени так называемого комитета по чрезвычайному положению, считать незаконными и не имеющими силы на территории РСФСР. На территории Российской Федерации действуют законно избранная власть в лице Президента, Верховного Совета и Председателя Совета Министров, всех государственных и местных органов власти и управления РСФСР.

3. Действия должностных лиц, исполняющих решения указанного комитета, подпадают под действия уголовного кодекса РСФСР и подлежат преследованию по закону.

Настоящий Указ вводится в действие с момента его подписания.

Президент РСФСР Б. Ельцин

Москва, Кремль
19 августа 1991 года № 59

УКАЗ
ПРЕЗИДЕНТА РСФСР

О временном переподчинении
органов исполнительной власти СССР
Президенту РСФСР

Предпринята попытка государственного переворота, отстранен от должности Президент СССР, являющийся Верховным Главнокомандующим Вооруженных Сил СССР. Вице-президент СССР, Премьер-министр СССР, Председатель КГБ СССР, министры обороны и внутренних дел СССР вошли в антиконституционный орган, совершив тем самым государственное преступление. В результате этих действий деятельность законно избранной исполнительной власти Союза ССР оказалась парализованной.

В сложившейся чрезвычайной ситуации постановляю:

1. До созыва внеочередного Съезда народных депутатов СССР все органы исполнительной власти Союза ССР, включая КГБ СССР, МВД СССР, Министерство обороны СССР, действующие на территории РСФСР, переходят в непосредственное подчинение избранного народом Президента РСФСР.

2. Комитету государственной безопасности РСФСР, Министерству внутренних дел РСФСР, Государственному комитету РСФСР по оборонным вопросам временно осуществлять функции соответствующих органов Союза ССР на территории РСФСР.

Все территориальные и иные органы МВД, КГБ и Министерства обороны на территории РСФСР обязаны немедленно исполнять указы и распоряжения Президента РСФСР, Совета Министров РСФСР, приказы КГБ РСФСР, МВД РСФСР, Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам.

3. Всем органам, должностным лицам, гражданам РСФСР принять незамедлительные меры к тому, чтобы исключить выполнение любых решений и распоряжений антиконституционного Комитета по чрезвычайному положению в СССР.

Должностные лица, выполняющие решения указанного комитета, отстраняются от исполнения своих обязанностей в соответствии с Конституцией РСФСР. Органам Прокуратуры РСФСР немедленно принимать меры для привлечения указанных лиц к уголовной ответственности.

Президент РСФСР Б. Ельцин

Москва, Кремль
19 августа 1991 года № 61

УКАЗ
ПРЕЗИДЕНТА РСФСР

Об обеспечении функционирования предприятий и организаций в РСФСР

Проведенные 20 августа 1991 г. переговоры руководителей РСФСР с Председателем Верховного Совета СССР т. Лукьяновым А.И., по существу размежевавшимся с так называемым ГКЧП СССР, подтверждают антиконституционность образования и действий этого Комитета. С учетом результатов переговоров и предстоящим рассмотрением Верховными Советами РСФСР и СССР незаконных действий ГКЧП СССР постановляю:

1. Руководителям всех предприятий и организаций, расположенных на территории РСФСР, независимо от их ведомственной принадлежности и форм собственности впредь до особых распоряжений руководства РСФСР обеспечить нормальную организацию труда в соответствии с законами РСФСР и СССР.

2. Запретить на территории РСФСР действие любых хозяйственных решений и распоряжений ГКЧП СССР или других органов СССР, выполняющих его указания.

3. Трудовым коллективам предприятий и организаций в соответствии с Законом РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятельности» оказать поддержку хозяйственным руководителям в выполнении настоящего Указа.

Президент РСФСР Б. Ельцин

Москва, Кремль
20 августа 1991 года № 65

Свернуть текст

17 июня 1991 года М. Горбачев подписал, а 8 июня направил в Верховый Совет СССР и в Верховные Советы республик проект договора «О Союзе суверенных государств». По сути радикальных изменений, последний вариант был обсужден в Ново-Огарево 23 июня 1991 г. 29–30 июня на встрече М. Горбачева, Б. Ельцина и Н. Назарбаева было принято решение о его подписании главами союзных республик 20 августа.

В канун подписания договора, оформляющего мирный, упорядоченный роспуск империи, вице-президент СССР, премьер-министр, министр обороны, председатель КГБ, руководитель ВПК, главнокомандующий сухопутными войсками, при поддержке председателя Верховного Совета СССР приняли решение сделать то, на что, на их взгляд, президент не решается из-за слабости характера – употребить силу, восстановить политический контроль, сохранить центральную власть. В течение трех дней выясняется, что дело не в Горбачеве, а в уже изменившейся стране.

19–21 августа 1991 г. то, чего в течение десятилетия боялись власти, стало реальностью – армия отказалась стрелять в народ. Понадобилось лишь трое суток, чтобы социально-политическая система сверхдержавы, стержнем которой была способность и готовность в неограниченных масштабах применять насилие по отношению к собственному народу, перестала существовать.

Провалившийся путч вспоминается многими как опереточный. Между тем перед его организаторами стояли непростые задачи: в развитом урбанизированном обществе трудно найти командиров, готовых отдать приказ давить танками сограждан, так же как и солдат, которые такие приказы выполнят. Офицеры, по опыту конца 1980 х годов хорошо усвоившие, что отвечать придется им, сделали все возможное, чтобы не оказаться крайними. К тому же руководители переворота не вышли из революции и гражданской войны, за ними стояли десятилетия стабильного режима. Неудивительно, что они пытались переложить на других ответственность за применение силы…

Штурм Белого дома предполагалось начать в ночь на 21 августа. Указание о разработке его плана было дано председателем КГБ В. Крючковым в 9 утра 20 августа. Это должно было быть совместной операцией армии, КГБ и МВД под условным наименованием «Гром». Решение обсуждалось в Генеральном штабе с середины до второй половины дня 20 августа. Генералы доложили, что с военной точки зрения взять Белый дом – не проблема. Но при этом массовые жертвы среди мирного населения неизбежны. Первоначально операция планировалась на 1 час ночи, затем была перенесена на 3 часа утра, но так и не состоялась. Главным фактором отказа от нее было нежелание лидеров переворота взять на себя ответственность за массовое кровопролитие. Армия ждала действий КГБ. КГБ – армии, а МВД – тех и других. К ночи стало известно, что подразделение КГБ «Альфа» от участия в штурме отказалось, дивизии МВД Тульская и им. Дзержинского не тронулись с мест, а бригада «Теплый Стан» куда-то пропала.

Г. Шахназаров пишет: «Если бы введенные в Москву танки открыли огонь по баррикадам и были поддержаны атакой с воздуха, почти мгновенно все было бы кончено. Покорились бы и республики, о чем свидетельствует их осторожная реакция, явно рассчитанная на то, чтобы выиграть время, посмотреть, как будут развиваться события в столице Союза…». В таких ситуациях важно не только то, отдают ли подобные приказы, но и то, есть ли части, готовые их исполнять, и нет ли тех, кто готов перейти на сторону, противостоящую существующему режиму.

Три августовских дня 1991 г. показали, что М. Горбачев не применял силу для спасения режима не только потому, что не хотел, но и потому что и при желании не мог этого сделать… Сложившаяся в СССР к августу 1991 г. экономическая ситуация устанавливала жесткие рамки возможных вариантов развития событий. Даже если бы организаторы переворота смогли удержать власть, это не меняло экономического положения страны, а его контуры к этому времени были строго заданы.

Свернуть текст